Колхозное строительство. Дилогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Начали прощаться, но тут Петру его очередная "идейка о себе напомнила.

– Алексей Афанасьевич, вы упоминали про новое военное училище, а не могли бы вы договориться о встрече с его руководителем?

– Что и филиал военного училища хотите построить? – можно сказать "заржал" бывший металлург.

– Ну, не совсем. Суворовское училище городу бы не помешало, а то хулиганов многовато, – развёл руками Штелле.

– Суворовское училище? Новый метод борьбы с хулиганами? Интересно. Это, конечно, не по моему отделу. Но помогу. Я хорошо знаком с генерал-майором Тихончуком Михаилом Павловичем. Это начальник Суворовского училища. Я ему позвоню, и он вас примет, надеюсь. Адрес знаете?

– Знаю, – ну, Тишков мог и не знать, а Штелле всё же УПИ закончил, оно прямо у стройфака, где располагался частично металлургический факультет и находилось.

– Вы в приёмной подождите, чаю я сейчас попрошу Ольгу Викторовну приготовить, вы же с поезда. А пока вы пьёте, я и с главным суворовцем переговорю и с руководством Горного пообщаюсь.

Даже допить не успел, пришлось последний большой глоток делать обжигаясь.

– Ну, вот, Пётр Миронович, генерал ждёт вас через час. Заинтересовали вы его. А 23 февраля мы с проректором по науке Горного института Веселовым Иваном Степановичем к вам подъедем, может, и ректор будет, он пока в отъезде, в Москве. До свидание.

На счастье Марк Янович уже ждал недалеко от входа. Стали голосовать, пытались такси остановить. Нет. Это не 2020. Яндекс-такси ещё нет. Да и самих такси не густо. Пришлось ехать на трамвае, благо практически до места доезжает. По дороге обрадовал Макаревич. На рынке мёд продавали шесть человек. Четверо его с ухмылкой послали куда подальше. А вот один товарищ долго расспрашивал про условия и про сам Краснотурьинск. Матвей Крикунов недавно вышел на пенсию, и теперь расширяет свою пасеку. Уже у него 17 ульев. А вот с домом беда. Вернее, две беды. Дом в прошлом году сгорел, еле-еле отстроили новый, залезли в долги к родне и соседям. А тут новая напасть. По плану дом должны сносить, а Матвею Ивановичу обещали комнату в двухкомнатной квартире. Кроме жены ведь у него никого, был сын, так убили во время войны с японцами. Есть ещё дочь, но она с мужем уехала в Ташкент на стройку, да там и остались.

– Если дом снесут и квартиру дадут, то где мшаник-то строить? На балконе? Чуть не за грудки меня пенсионер хватал, – рассказывал Марк Янович под дребезжание трамвая.

– И чем закончилось, – улыбнулся Пётр, представив ситуацию с балконом.

– С женой он посоветуется, и если дом дадим, то переедет, скорее всего. Ещё, правда мотоцикл "Урал" просит. Но, думаю, и без него согласится.

– Стоп. Там ведь у самогонщика кроме мотороллера, который я купил, ещё и Урал конфисковали, но он сломан. Его никто ещё не купил. Нужно позвонить Романову, пусть придержат для меня. Отремонтируем, выдадим первому пчеловоду, пусть будет показательный пример, – произнёс про себя Пётр, слушая про второго кандидата.

– Второй мужичок пчеловод начинающий. У него всего семь ульев. Он бывший фельдшер. Всю жизнь проработал на скорой помощи. Есть квартира в Свердловске, но в ней ещё и семья дочери живёт. Вшестером в двух комнатах ютятся. А пчёл он зимой в гараже держит. Летом живут в садовом товариществе, у них там небольшой домик и шесть соток. Если дом дадим и хотя бы комнату с соседями, чтобы зимой с отоплением дома не мучиться, то согласен на переезд. Интересный, между прочим, мужичок. Толстобров Яков Еремеевич 1905 года рождения – гвардии старший сержант, полный кавалер ордена Славы.

– Ого. Это ведь приравнивается к званию Героя Советского Союза. Завтра встреться с обоими и пообещай всё, что попросили. Ну, вот, почти приехали. Марк Янович, мне сейчас нужно с генералом пообщаться, а ты можешь в УПИ в столовую сходить. Встречаемся вот здесь на остановке. Если меня не будет, подожди, но долго я задерживаться не собираюсь, – уже на ходу раздал указания Тишков.

Генерал напомнил Штелле о Брежневе. Такие же кустистые лохматые брови, зачёсанные назад волнистые каштановые волосы, правда, чуть короче подстрижены. И пухленькое располагающее лицо. Наверное, тоже любимец женщин.

– Ну, проходи. Садись, – после крепкого рукопожатия указал Тихончук Михаил Павлович на стул в огромном светлом кабинете.

Пётр огляделся, фотографии Жукова и Ленина, ещё какого-то маршала. Такие же встроенные шкафы из дурацкого лакированного шпона. А вот пара кресел в углу у журнального столика вполне, не потеряются и в 21 веке.

– Ты, значит, и есть новый Макаренко. Хочешь из Суворовского училища колонию для несовершеннолетних преступников сделать? – встав за спиной севшего на стул Петра, чуть не закричал генерал.

Как там, в сериале "Год культуры". "Что-то мы свами не с того начали". Нужно ситуацию спасать.

– Товарищ генерал-майор, У вас есть магнитофон? – Не поворачиваясь, спросил Штелле.

– Магнитофон? – сбился с пафоса Михаил Павлович.

– Ну, да. Катушечный магнитофон.

За спиной перестали сопеть. Потом чуть не строевым шагом невидимый генерал прошёл до двери, и чуть приоткрыв, рявкнул:

– Лейтенант, магнитофон сюда из Красного уголка. Бегом.

Пётр обернулся. Товарищ Тихончук стоял у двери и рассматривал посетителя.

– Неожиданное начало.

– Хочу, чтобы вы послушали несколько песен, – Тишков достал из пораненного несостоявшимся убийцей портфеля катушку с военными песнями.

Магнитофон был лучше их Яузы. Назывался он Aidas (Эльфа 20). Где-то, наверное, в Прибалтике ваяли. Пётр, прежде чем поставить кассету посмотрел головку. Вся в коричневом налёте.

– У вас водка есть? И кусочек ваты.

Генерал хмыкнул и снова промаршировал до двери.

– Лейтенант. Бутылку водки и аптечку.

Протерев головку, Пётр заправил плёнку и включил. Первой была записана песня "С чего начинается Родина". Тонкий высокий голос Марии Нааб явно превосходил голос Бернеса. И пела она душевнее. Да и должна петь эту песню девочка, а не старик. Песня Вениамина Баснера на слова Михаила Матусовского появится через год. Написана к фильму "Щит и меч". Пусть товарищи новую напишут. Может, и не хуже у них выйдет.

Без перерыва грянул "Десятый наш десантный батальон". Генерал напрягся.

Булат Окуджава всё же великий человек, только за эту песню ему стоит поставить памятник. А то, что ему Советская власть не нравилась, так чёрт бы с ней. Все ведь время от времени её ругали. Но вот ругать её можно только здесь, в этой стране, а Шалвович её поносил прилюдно в Париже. Этого прощать нельзя. Поэтому, выдавая песню за свою, Петра даже малейшие муки совести не тревожили. Фильм "Белорусский вокзал" ещё даже в проекте не появился. Пусть новую пишет. Меньше будет времени по Парижам разъезжать.

После четвёртой песни про мать, которая увидела сына на экране, генерал заплакал. После пятой выбежал из кабинета и рявкнул лейтенанту:

– Три стакана и булку чёрного хлеба.

После двенадцатой. А это был "День победы" в исполнении Юрия Богатикова, растёр по лицу слёзы и налив в стаканы выше половины, один прикрыл горбушкой чёрного хлеба, второй вылил в себя, а третий сунул Петру дрожащей от волнения рукой.

– Пей! За Победу! Кто автор? – чуть не зло уставился на Штелле.

– Можно я только чуть-чуть? Мне ещё с председателем Облисполкома встречаться, – взял стакан с водкой Пётр.

– Пей! Объяснишь!

Пришлось выпить тёплую противную водку и закусить отломанным от буханки куском чёрного хлеба.

– Кто эти песни написал? – снова размазал по лицу слёзы и пролитую на руку водку генерал.

– Я написал слова, а приёмная дочь музыку помогла написать, – Машу Нааб он ещё не усыновил, но отец у девочки вчера умер. Пётр узнал об этом ещё утром, но ничего никому из близких говорить не стал. Приедет, разберётся.

– А поёт первую песню и ещё про колоколенку кто?

– Маша и поёт, она музыку в основном писала. Я – слова. Кроме песни "Журавли". Это перевод поэта Расула Гамзатова. Я там только гусей на журавлей поменял. Рифма не подходила.