Кровь на эполетах (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

– Как же так, мамА? – растерянно произнесла Груша. – Откуда у него дочь?

– Оттуда, откуда все дети, – буркнула графиня. – Ну, Платон, ну, шельмец! Вот ведь удружил! Чуяло сердце…

Она не договорила. В дверь постучали, и в столовую вошел лакей. Поклонившись, он протянул Хрениной листок бумаги. Графиня схватила и его и, достав лорнет, впилась глазами в текст.

– Что там, мамА? – не утерпела дочь.

– Слушай! – вздохнула графиня и стала читать по-французски: – «Многоуважаемые Наталья Гавриловна и Аграфена Юрьевна. Вынужден опять просить вашей милости и содействия. Так случилось, что на дороге к Смоленску я обрел свою дочь. Ее мать, французская дворянка Аврора Дюбуа, в браке со мной не состояла и жила в Москве, о чем я не знал. Там она присоединилась к отступавшей армии Бонапарта, но дорогой умерла. Дочь сидела подле ее мертвого тела, когда я ее увидел и подобрал. Девочку зовут Мари, ей три года, по-русски она не говорит. Поручаю сиротку вашей милости. По окончанию войны приеду и заберу. Ежели же сложу голову, то прошу вас воспитать Мари, как должно дочери дворянина, и выдать замуж за хорошего человека, дав приданое из тех денег, что я переслал вам. Пусть Аграфена Юрьевна не сердится, что переменил завещание. Сироте деньги нужнее. Ваш покорный слуга, Платон Руцкий».

– Зачем он так? – всхлипнула Груша, когда мать закончила читать. – Не нужны мне его деньги!

– Успокойся! – одернула ее графиня на французском, повернувшись к лакею, заговорила по-русски: – Расскажи нам о девочке, Яков. Где она сейчас?

– У Глафиры, – ответил лакей. – Его сиятельство господин Руцкий поручил ей досмотреть дочку. Денег дал и еще посулил.

– Позови Глафиру и пусть приведет девочку, – распорядилась графиня.

Яков поклонился и вышел. Мать с дочерью застыли в ожидании. Продлилось оно недолго. Скоро в дверь постучали и, получив разрешение, в столовую вошла горничная. За ручку она вела девочку лет трех в малиновом платье и с такой же ленточкой в белокурых волосах. Из-под подола платьица ребенка виднелись вязаные шерстяные чулочки.

– Здравствуйте, матушка-барыня и вы, молодая госпожа! – поклонилась Глафира и сказала девочке по-французски: – Поздоровайся с дамами!

– Бонжур, мадам! – звонким голоском сказала девочка и изобразила книксен.

– Боже, какой ангелочек! – всплеснула руками Груша и, вскочив со стула, подбежала к горничной. При ее приближении девочка застеснялась и попыталась спрятаться за подолом горничной.

– Не бойся, милая! – улыбнулась Глафира. – Тетя добрая.

– Тante? – спросила девочка, выглянув из-за подола.

– Oui, chérie[2], - подтвердила Груша, протянув к девочке руки. Та подумала и подошла ближе. Груша подхватила ее на руки и расцеловала в румяные щечки. Девочка в ответ клюнула ее в щеку.

– Ласковая такая, – умильно улыбнулась Глафира. – Поначалу дичилась, но потом оттаяла. С детками играет, всем «бонжур» и «мерси» говорит. Кухарку любит, та ее медком потчует. По-нашему начинает немножко лопотать.

– Посмотри, какое чудо, мамА! – сказала Груша, с девочкой на руках подходя к матери. Та встретила их хмурым взглядом. Девочка испуганно уткнулась личиком в грудь молодой графини.

– Не бойся, милая! – сказала Груша по-французски и погладила девочку по спинке. – Это бабушка, она добрая. Бабушка, – повторила по-русски. – Иди к ней!

– Бабуська? – спросила девочка, повернув головку к Хрениной.

– Oui, chérie, – подтвердила графиня и протянула руки. Девочка, поколебавшись, вытянула свои. Хренина подхватила легкое тельце, и прижала его к груди. Девочка обняла ее за шею.

– Правда, чудо? – спросила Груша.

– Да, уж! – вздохнула графиня. – Да еще какое! Дочь у меня не замужем, а внучка уже нашлась. Ну, Платон! Ну, шельмец!

В голосе ее, впрочем, не слышалось осуждения. Девочка уловила это и, расцепив ручки, клюнула Хренину в щеку.

– Настоящая француженка! – пробурчала графиня. – Ластится, что твоя кошка.

Но тут же в ответ расцеловала ребенка в обе щечки.

В шинок к Лазарю мы сразу не пошли. Из дверей дома, где размещался Главный штаб, вышел чиновник в мундире интенданта и пошел к нам.

– Приказано разместить ваш отряд, господин капитан, – сказал мне.

– А мой полк? – поинтересовался Кружилин.

– Ждите, к вам выйдут.

– Ладно, Егор Кузьмич, – сказал я. – Сделаем так. Разместим людей, возьмем офицеров и встретимся в шинке через два часа. Как тебе?

– Идет, – кивнул есаул и бросил застывшему в ожидании Лазарю: – Слыхал, христопродавец? Чтобы через два часа стол накрыл и выставил на него самое лучшее.

– Не извольте беспокоиться, ваше благородие! – заверил шинкарь. – Усе буде.

Он поклонился и засеменил прочь, а интендант повел нас размещаться. В этот раз отряду выделили конюшни на окраине города, даже целый комплекс их, выстроенный буквой «П».

– Лошадей здесь с лета нет, – пояснил чиновник, – а французы держали магазины с провиантом и фуражом. Мы их взяли целыми. Почти все раздали, но и вам достанется.

Он подвел нас к сараю, стоявшему у конюшен, и снял с ворот большой висячий замок. Его и ключ сунул в сумку.

– Прошу!

Мы зашли внутрь.

– Здесь, – интендант указал на левую сторону сарая, – мешки с овсом для лошадей. А вот тут, – его рука вытянулась вправо, – провиант. Сухари, рис, мука, бочки с водкой для винной порции. Мясную выделить пока не могу, – развел он руками. – Обещают пригнать бычков завтра, но как сложится, сказать трудно.

– А что здесь? – спросил я, указав на небольшой штабель ящиков.

– Какая-то французская еда в стеклянных сосудах, – пожал плечами чиновник. – Наши брать ее отказываются: говорят, лягушки, – он засмеялся. – Вы, коли желаете, забирайте. Могу и остальное отдать, – он вопросительно глянул на меня и добавил: – Без отчета.

Я достал из сумки ассигнацию, которая тут же исчезла в руке интенданта.

– Честь имею, господа офицеры! – пожелал чиновник.

– Погодите, господин титулярный советник, – остановил его Синицын. – А сено для коней или хотя бы солома? Одного овса мало.

– За конюшнями есть стожки, – махнул рукой интендант. – Французы много навезли, но до вас здесь гусарский полк квартировал, большинство потрачено. Вам, однако, хватит.

Он быстрым шагом вышел из сарая.

– Жулик! – буркнул Синицын. – О чести говорит, а четвертной билет взял и не поморщился. Этот провиант нигде не учтен, мог и так оставить.

– Будет тебе, Аким Потапович! – махнул рукой я. – Все они жулики. Лучше глянем, чего нам Бог послал.

А послал он, как выяснилось, много. Сухарей и риса отряду хватит на пару недель, водки – тоже. Мука… Можно испечь хлеб, если найдем, где. В ящиках нашлись уже знакомые нам мясные консервы, значит, каша будет не пустой. При одной из конюшен обнаружилась кухня с вмурованными в печь котлами – будет где кашу и приварок готовить. А то русские армейские котелки рассчитаны на 10 человек. 20 костров в лесу это нормально, даже хорошо – возле них люди греются, но разводить столько в городе… Отдав распоряжения унтер-офицерам и строго настрого запретив егерям зажигать огонь и курить в конюшнях – спалят все нахрен после винной порции, мы на двух розвальнях отбыли к Лазарю.

Кружилин и его офицеры уже ждали там. Мы сели на лавки по обеим сторонам длинного стола, но не успели служители подать блюда, как в шинок вошел офицер. Подскочивший Лазарь, угодливо кланяясь, помог ему снять шинель и шляпу. Офицер огляделся и решительным шагом направился к нам. Шинок освещался масляными лампами и сальными свечами – весьма тускло, и знакомое круглое лицо с бакенбардами я разглядел, только когда гость подошел ближе.

– Добрый вечер, господа! – поприветствовал нас офицер. – Позвольте отрекомендоваться: подполковник Главного штаба Александр Самойлович Фигнер. Узнав, что вы собрались здесь, решил просить разрешения присоединиться. Очень хочется узнать, как закончил жизнь Бонапарт. Разумеется, это все, – он указал на стол. – За мой счет.