Братик (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Событие шестьдесят пятое

А надо будет этого товарища на заметку взять. Монстр. Не хуже Бороздина умеет работать. Дворецкий углицкий и калужский князь Репнин Пётр Иванович развернулся не шутку. Из Калуги, где в принципе делать особо и нечего было, Юрий Васильевич в сопровождении младшего двоюродного братца на третий день выехав в Кондырево. Прибыли туда, а там праздник какой-то отмечают. Пир горой. Оказалось — это Репнин затребовал со всех соседних городов, что являются наследством Юрия Васильевича служилых дворян с холопами на строительство засеки. И вот люди прибыли и включились в работу. Ну, холопы боевые включились, а сами дворяне затеяли охоту, набили полно разной дичи, и вот теперь обмывают эту удачу на полянке возле почти достроенной церкви, невдалеке от завода стекольного.

Сначала Юрий Васильевич хотел разозлиться, мол только этих «охотников» ему тут и не хватало. Но вполне трезвый сотник Скрябин, тут же ошивающийся, сообщил, что дюже проворно стали теперь засеку строить. Пить отрок не собирался и решил инспекцию учинить. И остался увиденным доволен. Несколько сот человек валили лес, копали ров и топорами срубали лишние сучья у деревьев. Уже почти заканчивали создавать заграждение. Из двенадцати вёрст до Угры прошли восемь с половиною. Так за седмицу ещё и закончат. Тут с какой стороны не смотри, а иметь засечную черту перед его производствами лучше, чем не иметь.

В Калуге же Юрий Васильевич проверил первое в России медицинское училище. Для него на территории Кремля срубили двухэтажный дом, и занятия теперь в нём проводились. Занятия… М… Ну, полезные, наверное. Присланный митрополитом монах молодой читал взрослым мужам книжку. Выглядело это презабавно. Читал этот товарищ на греческом. Прочтёт абзац, а потом глотнёт сбитня и начинает переводить. Книга точно про медицину. Юрий Васильевич подошёл и глянул на огромнейший фолиант на пергаменте с деревянными обложками, кожей обтянутыми. Эту книгу как оружие использовать можно. Если дать ею по башке, то она внутрь живота провалится. Называлась книга: «Сборник Гиппократа» («Corpus Hippocraticum»). Сейчас она было открыта на главе «О природе костей».

Ну, а чего. Знать Гиппократа — полезно. А не знать — вредно. Уж всяко полезнее, чем не знать. Да там лишнего и вредного много, полно заблуждений. Однако, полезного тоже вагон и маленькая тележка, а заблуждения он потом объяснит. Практических занятий из-за отсутствия раненых сейчас нет, так что пусть теорию изучают. Следующим уроком у учеников было травничество. Застенчивая женщина лет сорока шептала себе под нос про какие-то травки и от чего оне помогают, и когда их нужно собирать. Если бы не монах, который сидел рядом и всё это аккуратно записывал свинцовым карандашом, то можно сказать, что и впустую всё это. Женщина явно не привыкла лекции читать и попросту опасалась этих воинов, что ей в ученики дали. Стояла зажатая вся и глаза в пол.

— Ничего, всё будет хорошо. Я записываю, потом непонятные вещи вечером переписываю, а на следующий день уже вновь мужам сим читаю и все поясняю. Много чего и у Гиппократа есть из того, что Ксения говорит, но есть и про наши травки. Хорошая травница. У нас в монастыре травник и половины того, что она говорит не знает. Хорошая травница. Наградить её надобны бы, — Брат Михаил еле успевал за братом Мефодием записывать.

— А ты всё записываешь? Потом как-то по болезням раскладываешь, сортируешь или всё подряд так и рассказываешь? — глянул в «конспект» монаха Юрий Васильевич. Конспект — это листы, сшитые ниткой. На них красивым почерком написана… галиматья. Сложно к современному письму без пробелов между словами привыкнуть. И самое интересное, что разделять слова буквицей «ер» придумали, а до более простого — разделять пробелом додуматься не могут. Ну и полно «лишних» букв с непривычным глазу написанием, глаз за них цепляется и сосредоточенность на тексте пропадает. Галиматья, одним словом.

— Пытаюсь, княже. От живота травки отдельно, от хворей от простуды, от ломоты в костях.

— Брат Михаил, — прочитав его писульку решил Юрий, ты потом возьми у брата Мефодия листы, я прочту. Мне тоже полезно знать будет.

«Ну и нужно ересь будет отсечь», — это уже про себя, — а то ведь сто процентов будет про Разрыв-траву, плакун-трава, одолень-траву и прочие цветущие папоротники.

Событие шестьдесят шестое

Федька Громов, высунув язык от усердия, сидел над листком бумаги и гусиным пером выводил на нём буквицы. Не просто так выводил — письмо домой отцу писал. Грамоту Федька разумел немного и до приезда в Кондырево. Отец учил. Правда от той учёбы отцовой голова у Федьки сильно болела. Чуть что не так он напишет или скажет и тут же от родителя по затылку затрещину получал. По этой самой причине, когда им объявили, что их кроме всего прочего будут грамоте и счёту учить, Федька пригорюнился, он то надеялся, что избавился от подзатыльников и здесь только воинскую науку ему постигать придётся. А теперь вот опять буквицы карябать.

Но учившие их два монаха брат Михаил и отец Парамон редко отвешивали подзатыльники, в основном за то, что переговариваться отроки между собой на уроке начинали. Учили их монахи не только письму, но и счёту. При этом отец Парамон учил русскому счёту, где числам буквы соответствовали, а брат Михаил арабскому счёту, где цифры чудные были. Сначала путались многие, но через месяц отроки и сам Федька разобрались и теперь писали цифры не путая их. На вопрос же князя Юрия Васильевича какой счёт лучше, все до единого загудели, что арабские цифры понятнее и складывать и вычитать с их помощью гораздо удобнее.

Сейчас, по прошествии трёх месяцев их не только простым самым действиям учат, но и делить и умножать столбиком. Об этом тоже Федька в письме сейчас писал. Письма эти родителям писали раз в две седмицы все потешные вои. Их потом брат Михаил проверял и пенял отрокам, что тут ошибка и тут, не стыдно отцу-то с ошибками писать. И не бил при этом по затылку, а только лучше бы приложил, а то глянет в душу глазами синими и покачает эдак сочувственно головою. Стыдно, аж уши горят.

Ещё решил Федька в этом письме написать про взвешивание. Когда они только прибыли в Кондырево их смешным способом взвесили, и вот три месяца прошло и снова тако же точно взвесили. А дело было так. Первым делом их поставили к расчерченной полосками доске и записали рост. У Федьки, а он среди самых высоких был, получилось два аршина и два вершка (примерно 150 см). А потом их подвели к бочке большой, в которую была лесенка спущена. В одной из дощечек была треугольником зарубка сделана и к ней лоток приделан по которому вода стекала в ведро.

Раздели их донага и стали они медленно, без спешки, по лесенке в бочку погружаться. При этом воды в бочке было налито столько, что как раз по край зарубки. Начинаешь спускаться, и вода, поднимаясь, сбегать начинает по лотку в ведро. В ведре деревянном есть несколько чёрт. Как вода доходит до верхней черты, то его сливают полностью и подставляют вновь. И так пока вошедший в бочку не погружался в воду с головой.

У Федьки получилось два полных ведра, а в ведро по верхнюю черту входил ровно пуд. В третье же ведро вылилось воды совсем немного по третью маленькую черту. Итого получилось два пуда и три фунта (34 килограмма) (Пуд — 16,38 кг) (Фунт — 0,4095 кг).

А позавчера по прошествии трёх месяцев, как их в потешное войско определили, снова то же самое проделали. Федька думал, что весить теперь ещё меньше будет. Ведь их гоняли в хвост и в гриву, еле живые добирались вечером до лавок. С утра пробежка, потом спортивная площадка с турником и брусьями. За этим завтрак и полоса препятствий, а вечером после молитвы ещё два круга бегом и турник. И только с обеда до вечерней молитвы они под навесом в поле счёт и письмо учили. Да и то стоит на столе у монаха клепсидра, что привёз из Кремля Юрий Васильевич и как только она опорожняется, так занятие прерывается и нужно отжаться от пола сколько сможешь.