— Серый, у тебя же в подполе есть банки с компотом?
— Ага.
— Можешь одну достать и открыть? Пашке сейчас очень нужно.
Сабуров без лишних слов бросился к люку в полу. Серега Сомов полез ему помогать. И уже через минуту Пашка большими жадными глотками пил из трехлитрового баллона вишневый компот. Его лицо после этого заметно порозовело, а глаза оживленно засверкали.
Вот и прекрасно. А теперь надо все-таки выяснить, как настолько гиблое дело вдруг приняло такой удачный оборот.
Глава 28
— Виктор Михайлович, а вы как тут с Ирой? — заинтересованно спросил я.
— Ириска мне рассказала, что у вас здесь вроде как боксерская секция. Вот я и решил взглянуть. А тут этот имбецил. — И он вновь угрожающе посмотрел на Никитина, а потом перевел взгляд на лежащую у забора выкидуху. — Представляешь, в глаз мне зарядил, паскуда, а потом за ножом бросился. Пришлось его как следует успокоить.
Я удивленно посмотрел на Виктора Михайловича. У того под правым глазом наливался лиловый фингал. Со вчерашним сломанным носом он стал чем-то смахивать на матерого уголовника. Вот и суди после этого о людях по внешнему виду.
— Ты то как? Я когда его оттаскивал, у тебя уже глаза закатились и язык изо рта торчал. — Виктор Михайлович обеспокоенно глянул в мою сторону.
— Нормально, — я осторожно потер шею.
Надеюсь, синяка не будет. Иначе на завтрашнем концерте предстану во всей своей неприглядной красе.
— А остальные где? С ним еще двое было, — оглядевшись по сторонам, спросил я.
— Твои пацаны их знатно отделали, — усмехнулся Виктор Михайлович. — Те еле ноги унесли. А вот про тебя твои друзья совсем на раже позабыли. Когда я вбежал, один Сережка Сабуров этого урода кулаками охаживал. А тому хоть бы хны. Такое ощущение, что вообще ничего не чувствует.
— Спасибо, Виктор Михайлович… И тебе, Серый, тоже. Если бы не вы… — я еще раз, поморщившись, потер шею.
— Во-во, — хмуро кивнул Иркин батя. — Как вообще этот малолетний говнюк до такой жизни звериной докатился? Ведь это уже не человек, а животное. Что с ним будет, когда вырастет?
— Всех вас замочу, падлы! — надрывно провыл Никитин.
Виктор Михайлович глянул на него и удивленно покачал головой.
— Что б моя Ириска в одном дворе, да с таким выродком… Ну уж нет. Есть у меня один знакомый в местной комиссии по делам несовершеннолетних. Вот уж я с ним серьезно потолкую.
— Толкуй, сколько влезет. Я все равно вернусь. И тогда вам всем хана! — яростно изрыгнул Никитин очередную угрозу. У Виктора Михайловича тут же сжались кулаки и на щеках заиграли желваки.
— Дебил. Сам же себе могилу роет. — Я покрутил пальцем у виска.
— Слышь, Смирнов, ты че такой борзый? — не унимался Никитин. — Теперь ходи и оглядывайся. В следующий раз точно урою!
В отличие от Виктора Михайловича, я старался философски относится к нескончаемым завываниям Никитина. Похоже, так ему легче переносить боль. Я его даже в чем-то понимал. Сам через такое проходил, когда получил свое первое ранение. И с тех пор не понаслышке знал, что ярость притупляет болевые ощущения.
В этот момент калитка открылась, и внутрь вбежал Женька Андреев с бинтами в одной руке и початой бутылкой водки — в другой.
— Не нашел я зеленки, Егорыч. Вот, у батьки, заначку слямзил. Только ты не всю выливай. Иначе он меня убьет. — Женька протянул мне свою добычу.
— Не боись, пацан, не убьет, — успокоил его Виктор Михайлович. — Я батьку твоего хорошо знаю. Поговорю с ним. Скажу, что для дела. — Он кивнул на водку. — И, что сын у него — молоток. — И он ободряюще улыбнулся Женьке.
— Спасибо, — смущенно ответил тот.
Тем временем я открыл водку, и оторвав кусок бинта, немного его смочил, а затем тщательно протер себе руки.
— Терпи, Пахан. Сейчас немного пощиплет. Рукой только не дергай, а то больнее будет.
Я осторожно отер кровь с краев пореза, а затем обработал их спиртовым тампоном. Сама рана была относительно чистая. Я удалил из нее несколько грязных комочков, затем прижал марлей и потуже перевязал. На последнем этапе Пашка застонал и ему снова поплохело.
— Серег, намочи тряпку в воде. — Я показал на кусок ветоши на верстаке. — Давай сюда.
Смочив Пахе лоб и лицо, я заставил его еще раз приложиться к банке с компотом. Тот снова потихоньку пришел в себя.
— А теперь сидим и не дергаемся. Ждем скорую здесь. Чем меньше двигаешься, тем лучше.
Пашка кивнул, устало оперся головой о забор и прикрыл веки.
Я с беспокойством глянул на часы: два пополудни. Де репетиции еще час. По идее, должен успеть.
Рядом со мной присела на корточки Ирка.
— Капец, ты меня напугал, Егор. — Я только сейчас заметил, что ее немножко потряхивает. — Я думала… Блин! Пусть этого урода посадят! Что он до тебя докопался? — тихим шепотом закончила она, злобно глянув на Никитина.
Потом она взяла влажную тряпку и начала вытирать кровь Никитина с моего лица.
— Подхватишь еще заразу какую-нибудь, — пробурчала она. — Не знаю, что у этого идиота в крови, но ничего хорошего там точно нет.
В этот раз первой приехала милиция. Из желтого уазика чуть ли не на ходу выскочил всполошенный Роман Евгеньевич и пулей влетел в калитку. Окинув всю картину своим профессиональным взглядом, он примерно понял, что тут произошло.
— Смирнов! Опять ты? — возмущенно прикрикнул он.
— Причем тут Егор, Евгеньич? — резко осадил его Виктор Михайлович. — Да его вон этот чуть не убил. — Он бросил гневный взгляд на Никитина. — Нож там, — хмуро добавил он. — Его никто не трогал. Так что можете смело снимать пальчики. Пашку порезал. Мне угрожал. С ним еще двое было. Так что под группу лиц по предварительному сговору статейка тянет.
— Какая статейка, Михалыч? Ему же тринадцать, — нерешительно парировал участковый.
Я заметил, как после этих слов на лице Никитина промелькнула торжествующая улыбка.
— Тринадцать⁈ — вдруг взревел на всю улицу Иркин батя. — Тринадцать, мать твою⁈ — Участковый в нерешительности попятился, глядя, как сжимаются и разжимаются огромные кулаки. — Я вам устрою тринадцать! Я в прокуратуру жаловаться буду, на преступное бездействие, понимаешь-ли, ответственных должностных лиц. Лучше не доводи меня, Евгеньич! Ты меня знаешь.
Сделав пару глубоких вдохов, он продолжил уже более спокойно:
— Значит так, Роман Евгеньевич. Сейчас мы берем этого… кхм, преступника, и едем в отделение. А там оформляем его по полной программе. Я сегодня же выйду на председателя комиссии по ДН. А ты мне все подпишешь, чтобы я к нему не с пустыми руками, понимаешь-ли, пришел. Если сам не можешь, я за тебя твою работу сделаю.
— Ну почему ж… что ж… почему не могу? — как-то вдруг совсем забито ответил участковый и уважительно перешел на вы. — Все сделаем, как надо Виктор Михайлович. Вы это… не серчайте так.
Видимо, Иркин отец имел влияние, и не маленькое, в партийных кругах, раз участковый так резко присмирел. А значит велика вероятность, что Никитина на этот раз все-таки закроют в спецшколе. А там и до малолетки рукой подать.
— Только ведь это… ему в больницу надо. Как же мы его в отделение? — участковый нерешительно взглянул на Виктора Михайловича.
— Ты мне тут зубы-то не заговаривай! Значит, сам съездишь к нему в больницу. И как хочешь, но, чтобы сегодня у меня все бумаги для комиссии были! Это же уголовник! Таких надо изолировать. Здесь же твоя дочь гуляет, Евгеньич, — уже совсем смягчился Виктор Михайлович. — Как ты не понимаешь?
— Да все я понимаю, Михалыч. Сейчас всех опросим, улики соберем и запустим дело. Вечером сам завезу тебе бумаги.
— Вот это другой разговор! — вполне удовлетворенно ответил Виктор Михайлович.
Через пару минут приехала скорая. Никитина с Пашкой увезли на одной машине в сопровождении милиционера. А затем начался опрос свидетелей и пострадавших. Участковый по моей просьбе начал его с меня. Я быстро отстрелялся, подписал протокол, а Виктор Михайлович заверил. И меня наконец-то отпустили.
