Вперед, Команданте (СИ) - Савин Владислав

Бывший президент Арбенс был казнен, после пародии на суд. Однако все успевшие укрыться в иностранных посольствах сумели благополучно выехать из страны. Поскольку и Армас, и его хозяева, пытались сохранить внешнее приличие.

Ильда Гадеа была в числе убитых на столичном стадионе. Место ее захоронения неизвестно – как и большинства тех, кто был там расстрелян.

(прим. авт. – в нашей реальности Арбенс благополучно выехал из страны. Жил в Уругвае, на Кубе, в Мексике. Умер в Мехико в 1971 при подозрительных обстоятельствах. Ильда Гадеа также после жила на Кубе, умерла в 1974).

Эрнесто Гевара-младший (будущий Че). Снова лето 1955 года

- Ты палубу протереть не бойся, она стальная – ну а швабру износишь, новую выдадут. Работай давай!

Год уже прошел – а Гватемала не отпускает. Ночью приходит, во снах. Эрнесто знал ответ, почему – оттого, что все остальное в его жизни пока было школой, и лишь те полгода в далекой стране, попыткой что-то сделать в реальности. И этот экзамен он провалил, не совершив ничего. Не считать же – медицинскую помощь, оказанную нескольким крестьянам, да хождение по улицам столицы со старой винтовкой на плече? И пусть учитель, Дон Педро, не высказал никаких претензий – но разве не его слова были, «кто желает делать, делает, а кто не желает, ищет оправдания»?

Тогда они вернулись из Гватемалы – на борту все той же «Святой Марии». Посол Перифуа сдержал слово: никто не препятствовал тем, кто успел укрыться в посольствах, покинуть страну – особенно если они были гражданами других государств. А гватемальцев хватали, бросали в тюрьмы и расстреливали – одну такую процессию Эрнесто видел сам, по пути в порт: солдаты «президента» Армаса конвоировали по улице группу арестованных, подгоняя прикладами. Кубинцы, во главе с братьями Кастро, все же послушались совета Дона Педро – и тоже были среди пассажиров «Святой Марии», сошли на берег в Пунта-Аренасе, Коста-Рика. А Дон Педро, Эрнесто, и шестеро его «гвардейцев» плыли до Каракаса в Венесуэле, там они пересели на другой пароход, доставивший их в Буэнос-Айрес.

«Гватемальский дневник» был попыткой – пусть весь мир узнает правду, как было. Но, к удивлению Эрнесто, в этот раз Дон Педро сказал:

– Растешь, мой мальчик. И это обязательно будет издано – но не сейчас. Отчего – поверь, объясню после. Скажем так, это может очень помешать тебе сдать главный экзамен. А я очень хочу, чтобы ты его сдал!

В чем будет заключаться этот экзамен? В том, что Эрнесто, по требованию своего учителя, должен был с особым усердием осваивать русский язык, «чтоб Ленина в подлиннике наконец прочесть». Доходило до того, что три часа каждый день Дон Педро требовал, «со мной говоришь только по-русски». Заставлял читать не только Ленина, но и Сталина, «Краткий курс», и другие русские книги – «Молодую Гвардию» и «Как закалялась сталь». Также, проверял, насколько свободно Эрнесто может говорить по-итальянски – этот язык давался Геваре намного легче, поскольку близок испанскому и французскому. А еще были и другие уроки – да и обычных тренировок, с оружием и в ближнем бою, в лесу и в спортзале, никто не отменял. В этих военных играх кроме Эрнесто принимали участие все его «гвардейцы» (числом уже до двух десятков), и даже младший брат Роберто. И сам «майор» дель Рио сказал:

– Уже что-то получается. По крайней мере, случись драться всерьез, в первом же бою вы «мясом» уже не будете.

В мае весь мир замер в тревоге: американцы бомбили Ханой, убив там кучу народа, в том числе и советских – в ответ русские ударили по сайгонскому порту, где разгружались транспорта, и по эскадре ВМС США, потопив два авианосца. Казалось, что новая мировая война, атомная война, уже неминуема – но в самый последний момент Президент Эйзенхауэр и русский Вождь Сталин сумели договориться. Однако русские и американцы продолжали смотреть друг на друга через прицелы – и во Вьетнаме, и в Китае, через реку Янцзы… а в Европе был страх, что если завтра все-таки начнется, то полем боя (уже атомным) станет эта часть света, а вовсе не русские равнины и территория США. В Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро, Монтевидео прибывали эмигранты – на время, или насовсем, «у вас тут самое безопасное место, если опять война». Но поставки чая матэ уходили с плантации Матавердес с прежней регулярностью – а в конце мая Дон Педро сказал:

– Собирайся в путь, мой мальчик – повидаешь и Старый Свет. Пришла тебе пора узнать, кому и где ты должен будешь сдать экзамен.

Донья Селия была встревожена – узнав, что в этот раз ее сын уезжает на гораздо более долгий срок – «возможно, на год или больше». Но Дон Педро убедил и ее:

– Настало время представить Эрнесто моим друзьям. Тем, кто помогали мне и вам, все это время. Поверьте, что для мальчика это будет большим благом – вы ведь хотите, чтоб ученик своего учителя превзошел?

К счастью Эрнесто – который давно понял, что моряком ему быть категорически не дано – океан был спокоен весь путь. Впрочем, как сказал Дон Педро, в этих широтах летом шторма случаются очень редко. Так что все тяготы и лишения для молодого дона Гевары сводились к трудовому фронту со шваброй или кистью. Осмелев, Эрнесто даже сунулся было в машинное отделение – но был выгнан оттуда механиком, синьором Джакомо.

– Синьор Гевара, я ваш «Дневник мотоциклиста» читал. Был бы у нас дизель – может и было бы вам тут что-то интересно. А с паровой машиной вам точно, иметь дело не придется. И опасно тут: вон как шатуны ходят – неосторожному могут руку, а то и голову оторвать.

Ну а Дон Педро внаглую блаженствовал на палубе, принимая солнечные ванны. Тем более, что других пассажиров на «Принцессе Иоланте» не было – кроме экипажа, только их двое. Однако Эрнесто показалось, что даже капитан, синьор Гальярди, относился к его наставнику – минимум, как к равному себе. Так кто же вы, Дон Педро – бывший рядом уже десять лет, охотно учивший многим интересным вещам (которым ни в каком университете не научат), но неизменно молчащий, когда речь заходила о его прошлом? Как и подобает образованному человеку в двадцатом веке, Эрнесто Гевара был атеистом – но тут впору было поверить в слухи о «тех, кто правит миром», тайном церковном ордене, вроде масонов, розенкрейтцеров, тамплиеров, кого там еще?

– Ложь часто является одной из сторон правды, ну а правда, одной из сторон лжи – усмехнулся Дон Педро – думаю, что в конце этого нашего приключения ты узнаешь многое. В том числе, и свое будущее, и мое прошлое. Одно могу тебе сказать сейчас: твой путь будет зависеть от твоего выбора. И никто не предложит тебе совершить что-то противное твоей чести. А пока не пришел срок – пользуйся спокойным временем, учись или отдыхай.

– А что было бы, если бы я женился на Ильде – серьезно спросил Эрнесто – если вам ведомо будущее, то что записано там?

– Ты бы стал защитником бедных и угнетенных, строго в рамках законности и умеренности. Открыл бы при своей плантации лечебницу, где не брал бы платы с неимущих. Принимал бы в доме тех, кто зарекомендовал бы себя «левым», имел бы в шкафу томики Маркса и Ленина. Вел бы за столом разговоры, и растил бы брюшко, умиляясь при виде своих милых детей и счастливой жены. Которая, перейдя в статус замужней дамы, быстро забыла бы о «труде на общее благо», и всецело посвятила бы себя семье. И, как в романе, «прожили бы долго и счастливо, и умерли в один день» – если только в вашей стране не сел бы кто-то вроде дона Сомосы, при котором даже думать о неположенном смертельно опасно. Тогда – ты видел, что было в Гватемале. Где большинство казненных по приговорам военно-полевых трибуналов, или просто убитых без всякого суда, были вовсе не коммунисты, а «подозрительные», чья вина зачастую была лишь в инакомыслии – или кто просто под руку подвернулся. И как тебе такой выбор, мой мальчик?

– Не хочу – ответил Эрнесто – знаю, друг Альберто, сейчас преуспевающий доктор в Каракасе, меня не понял. Да и Рохо тоже – был с ним разговор. И для кого-то из моих «гвардейцев» – тоже наверное, после их детства, предел мечтаний, найти себе рай земной. Но это будет, как в Коста-Рике – идиллия, а под ногами спит вулкан. Или как у Уэллса элои – поют и танцуют под солнцем, не думая о том, что будет ночью. Хочу сам владеть своей судьбой! Только Ильду жалко – она хороший человек, и никому не желала и не делала зла. Если бы мы обвенчались, и она приняла бы аргентинское гражданство – наверное, тогда ее не посмели бы тронуть.