Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей

– Припас будем брать только на время плавания. На месте я позабочусь, чтобы у нас всё было.

– Да? – злился Окунев. – На месте? У тебя там видать амбары стоят полнёхоньки? А если нас штормом побьёт да на камень какой–нибудь выбросит?

– Я добуду и на камне.

***

Как ни пропагандировал я мирные отношения с алеутами, последний перед отплытием визит в Россию я посвятил поиску пороха и ружей. Как говорится, хочешь мира готовься к войне. Полученные от Зыбина "соколики" и гранаты, способные произвести много дыма и грохота и тем самым ошеломить туземцев по первому разу, для серьёзной войны не годились. Большинство промысловиков надеялись на свои тесаки и зверобойные дубины – дрягалки. Я их оптимизма не разделял и озаботился арсеналом.

Хорошие ружья тульской работы продавались на Макарьевской ярмарке. Причём продавались свободно. Но затягивать дело, ожидая торгов, я не хотел, а отправляться на казённые заводы опасался. Брагин подсказал, что недалеко от Нижнего Новгорода в Павловской слободе мастерят ружья качеством не хуже тульских, а ценою вдвое дешевле.

– У нас на тульские и не смотрит никто, – сказал он. – И с Дона кто приезжает, и с Украины, всегда Павловские ружья предпочитают брать. И то сказать, ведь не казённую копейку тратят, свою. Но я думаю даже от бедности не станут они дрянь покупать. Жизнь ведь тоже казаки свою на кон ставят.

– Логично, – сказал я и отправился вверх по Оке. Эх, сколько уже местных речек я перелопатил веслом.

Хотя поселение и называлось слободой, его население прозябало в крепостничестве. Правда, прозябало неплохо. Народ сидел на оброке и богател понемногу, отдариваясь от хозяев и приказчиков копиями роскошных европейских пистолетов и ружей. Выяснилось, между прочим, что пистолеты изготавливали парами вовсе не для удовлетворения потребностей дуэлянтов. Они отказывали в половине случаев, и потому для верного выстрела их требовалось два.

Перекупщиков здесь не жаловали. Артели предпочитали снаряжать на торги в складчину собственных продавцов. Но я не ради наживы приехал и, накинув пятак к ярмарочной цене, закупил две сотни стволов – почти всё, что скопилось у мастеров.

Пришлось изрядно повозиться, осваивая примитивное оружие предков. Мушкет это не то же самое, что автомат Калашникова. Целая наука, как и чем его заряжать, как содержать и даже носить. И порох не всякий годится, и засыпать его по–особому нужно, и пулю не абы как прибить, и замок беречь от влаги, и затравку от ветра, и вообще ружьём лучше не размахивать, а носить бережно как чадо любимое.

Весило каждое такое чадо под пуд, а отдачу имело как у пушки. Зато две сотни стволов – сила.

***

Последняя неделя перед отплытием превратилась в сплошную нервотрёпку. Всё время что–то терялось, а что–то напротив вспоминалось. Окунев занимался погрузкой, а коряки нет–нет, да пытались проникнуть на борт сверх лимита. Я устраивал дела, так как не был уверен, что смогу быстро вернуться в Охотск. Сочинял инструкции Даниле, торопил союзников, давил на Березина.

С другой стороны суета отвлекала от мрачных мыслей. Предстоящее плавание с каждым днём представлялось мне всё менее романтичным делом. Как только взгляд случайно попадал на кораблик, покачивающийся у речного берега, меня передёргивало от ужаса, а как он станет покачиваться на море? На стапелях галиот казался довольно крепким и крупным, но спущенный на воду, скрыв половину объёма, напоминал утлую лодочку, и наличие высоких мачт больше не успокаивало. Даже спасательные шлюпки океанских лайнеров выглядели надёжней.

Некоторое время я даже раздумывал, не переиграть ли планы. Из Уэленского острожка можно было добраться до Аляски зимой на собаках или оленях. Всего каких–то там тридцать или сорок вёрст. Нанять чукчей и вперёд. Правда, на этой стороне пролива шла война, а на той экспедицию ожидали тысячи вёрст арктической пустыни, где ни дров, ни пищи зимой не найдёшь, а в любой другой сезон местность становилась малопроходимой даже для собак.

– Всё готово, – доложил, наконец, Окунев.

Моё лицо выражало в этот исторический момент всё что угодно, но только не радость. Догадался ли капитан о моих страхах или нашёл иное объяснение кислой физиономии. Во всяком случае, он не сказал больше ни слова. А я, оправдываясь, промямлил:

– Подожди, тут ещё одно дельце образовалось.

Понимая, что от морского перехода не отвертеться, я непроизвольно затягивал время. Находились вдруг пустячные дела, требующие моего присутствия в Охотске, я вспоминал о мелочах, тут же вырастающих в вещи значительные, чуть ли не в ключевые условия похода. Когда в речках появился лосось, мне взбрело в голову лично заняться заготовками, и мы целую неделю коптили рыбу и солили икру.

Не знаю, как долго продолжалась бы моя нерешительность, однако судьба, видимо потеряв всякое терпение, отвесила подзатыльник.

Щуплая фигура человека показалась знакомой. Прежде в Охотске я его не встречал. Но где? В Нижнем Новгороде? В Якутске или Иркутске? Нет. То есть да! В Нижнем Новгороде, но только двадцать первого века. Этот гад стрелял в меня в автозаводском парке, а потом гонял по всему миру.

Но как же им удалось меня найти? Ведь я ни разу не воспользовался их питанием. Жрал как дурак сухарики с воблой. Стоп! А как они находили меня раньше, ещё до ссылки? Ведь тогда никаких волшебных подносов не существовало. Предположим, они отслеживали мои скачки через пространство по какому–нибудь "инверсионному" следу, а во времени такая штука не работает. Что из этого следует? А вот что – нужно маскировать прыжок в пространстве сдвигом во времени, хотя бы маленьким.

– Выводи корабль из устья, и жди меня, – сказал я Окуневу.

Капитан вздохнул с облегчением. У него давно всё было готово. На суше не осталась ни фунта груза, ни человека команды. Я попрощался с товарищами.

– Если кто–нибудь станет расспрашивать, чей корабль, куда ушёл, зачем, не говорить ни слова! Даже имени моего не называйте.

На лодке я метнулся на Волгу, а потом, прибавив час времени, возник в море неподалёку от "Онисима".

За кораблём проследить сложно и даже если Проныра разнюхает подробности, что это ему даст? Большую часть планов я держал в голове, а мысли гоблины читать не умеют. Все посвящённые в планы достаточно подробно, уходят вместе со мной, остальные знают отдельные фрагменты. Сложить из них мозаику не получится. Что ж, если гоблины припрут, скажу, что собирался всего–навсего зашибить деньгу, а о перекройке истории даже не помышлял.

– Уходим! – заорал я. – Немедленно!

Матросы помогли забраться на борт, подняли лодку. Раздались команды, забегали люди, хлопнули паруса. Первая же морская волна бросила мои внутренности как макароны на дуршлаг. Я продержался минут десять, после чего тошнота заставила позабыть страх как перед стихией, так и перед гоблинами.

Часть III. Хищники. Глава пятнадцатая. Общество

Часть III. Хищники

Глава пятнадцатая. Общество

Оладьин прыгал на одной ноге. Вторую, утратившую обувку, он согнул в колене и прижал к первой. Лямка соскользнула с плеча на локоть, и тяжёлый мешок покачивался над самой землёй. Мы безучастно наблюдали за схваткой гиганта и гравитации. Зверобою некоторое время удавалось держать равновесие, но, в конце концов, он пошатнулся и, успев в последний миг выбрать подходящее место, припечатал задом кочку.