Золото Стеньки (СИ) - Черемис Игорь

Моя армия при этом выглядела гораздо скромнее. Четыре с половиной сотни стрельцов — плюс ещё полсотни на «Орле» и сопровождающих его шлюпах. Не все были строевыми, примерно сотня относилась к обслуге пушек, поэтому принимать пеший бой в чистом поле для меня было откровенным безумием. Да и в целом не стоило давать Разину и его людям высадиться на берег — это могло плохо кончиться для нас всех.

Я предлагал устроить что-то вроде засады рядом с Царицыным — пушки простреливали Царицу насквозь, а если грамотно расположиться и добавить фальконетов на стругах, то любая попытка высадиться и выбить нас с позиций должна закончится для казаков кровавой баней. При этом им нельзя стоять на месте, а нужно двигаться к переволоке, чтобы попасть на Дон — а мы можем стрелять по ним, пока у нас не закончится пороховое зелье и ядра. Ну и нельзя забывать фактор «Орла» — он легко мог перекрыть весь фарватер, повернувшись бортом, и раз в три минуты посылать по одиннадцать снарядов в нужную сторону. Эдакая плавучая батарея, в условиях Волги — ультимативное оружие, которому казаки ничего не смогут противопоставить, особенно если прикрыть эту батарею стругами и стрельцами.

Двух сотников я знал ещё плохо — Кузьма Петрович Козлов присоединился к нам в Нижнем с полусотней своих стрельцов, а Фёдор Иванович Ермолаев был из Казани — именно он позже и должен был остаться на поселение в Камышине. Вели они себя не слишком шумно, в основном занимались своими подчиненными, но раз им тоже придется участвовать в нашем общем деле, то в состав военного совета мы их с Трубецким включили. Также в кают-компанию «Орла» позвали обоих голландцев, управлявшихся с фрегатом, и пушечного дьяка Елагина.

Козлов чуть помялся, но потом встал, привычно стянул шапку и чуть склонился.

— Царевич, план твой выглядит разумным, — помявшись, сказал он. — Только когда этого разбойника на Царице-то ждать? И не пойдет ли он через Камышинку, прознав про то, что его на Царице ждут? О том, что вниз по Волге идет могучий флот, все караванщики волжские знают, наверное, уже и до Астрахани весть донесли.

Он снова помялся, натянул шапку и сел. Видно, что ему было непривычно в такой компании и по такому поводу — воеводы обычно приказы отдавали, а не мнения спрашивали. Но опасения он высказал верные.

* * *

У «Орла» имелась одна неприятная особенность, которую я осознал не сразу. Чисто парусные суда, которым и был голландский пинас, очень плохо ходили против течения — особенно когда речь шла о такой могучей реке, какой была Волга. В теории «Орел» мог подняться вверх, но только при попутном и сильном ветре, ждать который можно неделями, но так и не дождаться. Поэтому у меня брезжила мысль оставить его у Камышинской крепости, чтобы в случае нужды, обнаружив вход казаков в Царицу, послать берегом гонца — и уже через сутки корабль снова будет в строю, причем в неплохой диспозиции, предупредив выход в Волгу и возможный побег казацких стругов. Но это означало, что нам придется выдержать первый удар без поддержки его пушек — что тоже было плохо, с какой стороны на это ни посмотри.

Решить этот ребус на пару с Трубецким у нас не получилось, именно поэтому вопрос выбора места битвы и тактику и был вынесен на общее обсуждение. Но что-то отвечать Козлову было нужно, и я ушел в начальственный стиль, которым в совершенстве владел мой завкафедрой.

— Всё верно говоришь, Кузьма Петрович, надеюсь, мы сможем разрешить и это затруднение, — сказал я и оглядел остальных: — А вы тоже подумайте, когда ваша очередь речь держать будет. Фёдор Иванович, продолжай.

Тот примерно повторил все движения своего коллеги, только шапку сразу вернул на голову.

— Царевич, боярин, — короткий поклон в нашу с Трубецким сторону. — Мыслю я так — если уж решили брать этого разбойника, то нужно это делать под Астраханей. Они после перехода будут, устамшие, а это в нашу пользу сыграет. И кораблю этому простор будет, ему ветер нужен, а здесь на мель сесть — плевое дело.

— Благодарю, Фёдор Иванович, — кивнул я вернувшемуся на место сотнику.

Его предложение тоже было очевидным — но у меня были сомнения, что нам стоит ввязываться в полноценный морской бой с казаками. И дело даже не в том, что мы серьезно проигрывали в численности войска — по стругам у нас имелся некий паритет, хотя наши суденышки были речными, а, значит, поменьше. Но «Орёл» и в самом деле мог просто передавить вражеский флот, если ветер будет нам благоприятствовать.

Вот только в этом случае получится Пиррова победа — победить-то мы победим, но все награбленные Разиным персидские ценности окажутся вместе с его стругами на дне Каспийского моря. И если со дна Царицы утонувшее добро ещё можно было поднять — немного напрягшись, но без особых проблем, — то на Каспии я даже браться за это не буду. Конечно, мне было жалко, что часть добычи разинцы распродадут в Астрахани, но, во-первых, далеко не всю, а во-вторых — у них вместо не слишком интересных мне тканей появится компактное серебро.

Елагин высказался кратко и в тактику со стратегией не лез — мол, скажите, где будет ворог, а уж мы не подведем, и батарею артиллерийскую сообразим, и ударим из всех стволов. Голландцы оба заявили, что как мы решим, так они и будут действовать. Коптев тоже удивил — но уже в хорошем смысле.

— Царевич, боярин, — шапку он не ломал, цену себе знал и опыта у него имелось — на зависть всяким голландским игроманам. — Слышал я про такую военную хитрость — надо оповестить неприятеля о своих замыслах, и пусть он думает, что обманул нас. Сейчас мы почти ничего не знаем — когда казаки выйдут в Волгу, каким путем пойдут обратно на Дон. Но что если мы сообщим в Астрахань, что наше войско идет к городу, чтобы перехватить там ватагу? Воеводы не удержат такое в остроге, особенно если им помочь. И как только ворог приплывет, он тут же узнает, что к Астрахани подплывает большой флот, на котором и пушки есть, и опытные пушкари, и стрельцы повоевавшие. И все они плывут по душу Разина. Повод найти нетрудно — отомстить за разорение Яицкого городка. После такого предупреждения казаки сами своих старшин пинками дальше погонят, чтобы успеть проскочить мимо нас и юркнуть в Царицу. До Камышинки они уже не пойдут — далеко, тяжко… особенно если в тех наветах будет разговор, что мы как раз у того переволока ждем подмоги из Пензы и Тамбова.

— Из Тамбова и Пензы? — с легким недоверием переспросил Трубецкой. Поверят ли они в такое?

— Оттуда наезженные дороги до Вороны и Хопра, Юрий Петрович, — с достоинством ответил Коптев. — А там уже и Дон под рукой, и переволок в Камышинку. Поверят, куда они денутся.

Он усмехнулся, огладил бороду и уселся на скамью.

Мы с Трубецким обменялись взглядами, и он кивнул — мол, я готов. Я благодарно улыбнулся. Обсуждение зашло в такие дебри, что я не стал рисковать выносить хоть какое-то суждение, хотя мысль Коптева показалась мне очень здравой. Наверное, что-то такое можно было найти в китайском трактате «Искусство войны», но я читал его давно и уже не помнил все приведенные там максимы.

Князь поднялся, оглядел собравшихся.

— По старшине мне выпало подводить итог, — веско сказал он. — Фёдор Иванович, в море мы воевать пока не готовы, хотя, мыслю, господин Бутлер был бы рад опробовать корабль в настоящем сражении. Кузьма Петрович, на твой справедливый вопрос дал ответ Андрей Семенович — нужно заставить ворога делать, что нам нужно. Для этого будем действовать так…