Ермак. Телохранитель (СИ) - Валериев Игорь

"Судя по потёкам замерзшей крови на двери, прибивали живыми", — подумал я, оглядываясь вокруг. Картина была настолько ужасна, что даже я с трудом сдерживал рвотные позывы. Некоторые юнкера не выдержали и, сползя с седла, метали на землю обеденный кулеш.

Кроме распятых на двери, во дворе лежало кучей огромное количество трупов солдат, большинство которых были раздеты до исподнего. Сверху на трупах лежали кандалы.

"Что-то я не помню про такие зверства каторжан в Сибири, — металось у меня в голове. — Хотя об Александровском централе и пересыльной тюрьме узнал только здесь, когда поступил в училище. О восстании поляков-каторжан в шестьдесят шестом году впервые услышал сегодня от Алексея. Но такое количество жертв, да ещё убитых с таким зверством, точно бы отразилось в учебниках моего времени. Ленский расстрел вошёл. А здесь, чувствую, будет беспощадное уничтожение бунтовщиков".

Ко мне на негнущихся ногах подошёл Васильев, вытирая тыльной стороной перчатки рот, и, задрав голову вверх, спросил:

— Тимофей, как можно такое сотворить? Они что — звери?

Я склонился с седла и, еле сдерживая гнев и ярость, тихо произнёс:

— Алексей, в каждом человеке сидит зверь. Если ты умеешь его сдерживать и им управлять, то тебя можно считать нормальным человеком. А если нет?! Если нет, то получаются вот такие ужасы!

Я обвёл рукой полукруг, предлагая юнкеру Васильеву ещё раз осмотреться вокруг.

— И наша задача, как я считаю, таких людей-зверей уничтожить. Уничтожить, как бешенных животных.

Я почувствовал, что сам готов сорваться в истерику. Пару раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Наш дальнейший диалог прервала команда сотника Головачева "подготовится к движению". Через минуту взвод покинул тюремный двор.

До глубокой ночи к селу и централу из леса выходили каторжане, поселенцы, которых опрашивали, сортировали, приставляли к работам. Ситуация была критической. На пожарище пересылки, в полусгоревшем селе и из-за разгромленных помещений централа практически не осталось мест, где можно было бы разместить и обогреть более полутора тысяч человек. Так же их чем-то надо было накормить, напоить, включая дополнительно почти двести лошадей. При этом, около двухсот солдат, вмести с работниками тюремного управления были убиты восставшими. Конвойной службы и надзирателей не осталось.

Поздно вечером, после того как разместились в одной из камер централа, узнали от Забелина и Сафонова, которые были приглашены на совещание при командире сводного отряда Химули последние новости.

Бунт поднял новый этап, который прибыл несколько дней назад. В данном этапе почти все были осуждены без срока, в основной своей массе за убийства и разбой. Присутствовала даже целая шайка из сорока человек, которая больше двух лет третировала Костромскую, Ярославскую и Вологодские губернии. Сожженные поместья, зверски убитые помещики, крестьяне. Бандиты не жалели никого. Эта банда и стала зачинщиком бунта, когда по распоряжению начальника тюрьмы Лятосковича с прибывшего этапа сняли кандалы.

Еще при бывшем начальнике тюрьмы, а теперь иркутском тюремном инспекторе Александре Петровиче Сипягине в Александровском централе произошла своеобразная революция в системе содержания каторжан. Вместо розог, карцеров и кандалов тогда еще надворный советник Сипягин предложил арестантам работу, не только интересную, но и выгодную: две трети доходов шло на улучшение быта, а третья часть копилась и выдавалась при освобождении. Естественно, из Александровской никто не пытался бежать. Большие партии отправлялись с одним-двумя надзирателями на работы в отдалённый Николаевский завод, на строительство дороги. И жили там как совершенно вольные люди.

В прошлом году Александр Петрович получил чин коллежского советника и был назначен иркутским тюремным инспектором, а начальником Александровской каторжной был назначен его верный преемник, в прошлом участник польского восстания надворный советник Лятоскович.

Иван Ипполитович меньше чем за год организовал такие порядки в централе, что пище и одежде каторжан завидовали окрестные крестьяне, а также школе, театру и оркестру, которым дирижировал сам начальник тюрьмы. При Лятосковиче также не использовались розги, кандалы и карцеры. При нем никогда не закрывались двери камер в тюрьме. И главное, чего он достиг за это время, все арестанты трудились. Кто-то был занят на хозяйственных работах, кто-то шил по заказу военного ведомства. Даже "Иваны" централа не противопоставляли себя новому начальнику тюрьмы. Именно Лятоскович, с длинными волосами с проседью, и был одним из распятых на створках двери в централ. Второй — начальник пересылки.

Сплоченная общим разбойным прошлым шайка варнаков под руководством своего главаря с кликухой Могила некоторое время потратила на уточнение местных порядков, а двое суток назад бандиты как-то смогли снять часовых на вышках, перебить всех солдат в караульном помещении. Захватив в заложники начальника пересыльной тюрьмы, заставили сложить оружие оставшихся солдат-конвоиров, которых было ещё более шестидесяти человек.

После захвата пересылки варнаки, прикрываясь заложниками из офицеров и руководства пересыльной тюрьмы, добились того, что бы к ним на переговоры вышел Лятоскович и офицеры гарнизона централа. Их бандиты также взяли в заложники и заставили отдать команду на разоружение солдат.

Когда солдаты сложили оружие, начался кровавый кошмар. К новому этапу, состоящему из трёхсот человек, из старожил централа и пересылки для бунта практически никто не присоединился. Но и этих трёхсот хватило, чтобы убить в общей сложности почти четыреста человек. Весь гарнизон централа, большинство жителей села Александровское и многих каторжан, которые попытались остановить непотребные зверства.

Сегодня утром эта банда, собрав небольшой обоз из имевшихся в селе и тюрьмах саней, нагрузив их продуктами, ушла в сторону большого села Усолье, где хочет пополнить обоз, побольше вооружиться за счёт сельчан, а потом прорываться вдоль Сибирского тракта в более обжитую часть России.

К этой банде присоединилось около пятидесяти человек из политкаторжан. Эти хотят через цинскую Монголию и дальше через империю добраться до моря. Дежавю истории двадцати пятилетней давности. И ещё пятьдесят с чем-то каторжан из бессрочников пошли на реки Илим и Лену, чтобы стать свободными старателями.

Всю эту информацию от каторжан, которые не поддержали бунт, получил коллежский советник Сипягин, который прибыл в централ вместе с иркутской казачьей сотней. Он же и руководил дальнейшим распределением вернувшихся в централ каторжан, которые засели в ближайших лесах, боясь, что их могут не за что пострелять солдаты и казаки, которых бросят на подавление бунта.

Ранним утром, пережив в камере не лучшую ночь, мы вместе с иркутской сотней и обозом, еще в темноте направились в Усолье. С Сипягиным осталось ополчение из казаков, которое должно было после прихода роты из резервного батальона, отправиться на поиски каторжан ушедших на Илим и Лену.

До Усолья напрямую через замершую Ангару было около двенадцати вёрст. От Васильева узнали, что данное село большое, имеется солеваренный завод, где работают и каторжные и наемные работники. Этот завод дает основной доход. Есть много производств по обработке кожи. Часть жителей занимаются крестьянским хозяйством, извозом, лесным промыслом, а наиболее зажиточные держат постоялые дворы на Московском тракте. Есть почтовая и телеграфная станция. В общем, есть где и чем поживиться зэкам. А мы идём почти с суточным опозданием.

Как я, да и другие предполагали, в Усолье мы пришли к шапочному разбору, а точнее опять к головёшкам и трупам. Поселение, которое находилось на острове Красное, было практически полностью уничтожено. Солеваренная каторга на острове Варничный, обнесённая высоким забором, где работали "испытуемые" в кандалах, а "исправляющиеся", жившие в селе на левом берегу Ангары выстояла.