Понимая, что сейчас не время посыпать голову пеплом, поворачиваюсь к Калиде и тыкаю пальцем в значок брода.
— Аланай ведет орду сюда! Хочет уйти на правый берег Прони.
Тот долго рассматривает план, а потом поднимает на меня понимающий взгляд.
— Если орда уйдет за Проню, нам ее уже не догнать!
— Вот и я о том же! — В сердцах раздраженно машу рукой. — И упускать не хочется, и удержать сил нет! У него четыре тысячи, а у нас…!
Подъехавший Соболь тоже сунул нос в карту, а потом ничтоже сумняшеся заявил.
— Подумаешь тыщи, нам что привыкать! Встанем у брода насмерть, и ни один супостат живым реку не перейдет!
За свою дерзость он тут же получил от Калиды разнос.
— Ты куда лезешь! Тебя кто спрашивал! — Он чуть реально не всыпал Ваньке подзатыльник как в прежние годы, но сдержался. Все ж полковник уже. — Встанет он стеной! Ты мне геройствовать попусту брось! Тут не в твоей пустой башке дело!
Не унимаясь, Калида невзначай бросил взгляд в мою сторону, и Ванька враз просек, что тот имеет ввиду. Он тут же отработал назад.
— А всем-то там и незачем стоять. Я со своими и один справлюсь, а вы с консулом как раз подмогу приведете.
На это я лишь усмехнулся про себя.
«То же мне царь Леонид! У нас тут не Фермопилы, но все же мысль дельная, да и продержаться-то нам надо дня два максимум, а потом уж и полк датчанина подойдет».
Часть 2
Глава 4
Семнадцатое июня 1255 года
Поднимая фонтаны брызг, конница с марша переходит реку и тут же спешивается. Не давая бойцам передохнуть, Калида тут же раздает наряды.
— Первая рота, давай в лес, — его голос накрывает весь берег, как иерихонская труба, — рубите колья. Вторая и третья, за мной.
Вместе с Соболем и капитанами рот он отмеряет длину береговой полосы напротив брода.
— Вот так! От сих до сих! Копать ров и вал сыпать.
Московский воевода, как и вся его дружина, все еще в седле, и я бросаю на него многозначительный взгляд.
Тот понимает его правильно и тут же накидывается на своих.
— А вы чего жопы просиживаете⁈ Всем копать, живо!
Один из его сотников попытался было возразить.
— Дак чем копать-то, Бажен Тимофеич⁈ — Он развел руками, демонстрируя что кроме сабли у него ничего нет.
Мой демонстративный вздох, мол что у тебя за бардак, воевода, заставляет Волчича почувствовать себя нашкодившим школяром, и багровая краска гнева заливает его лицо.
— Да хоть руками копайте, хоть жопой! — Обрушивается он на сотника. — Мне плевать, но чтобы ров к полудню стоял уже!
Дружинник, видя, что к старшему лучше сейчас не лезть, резко бросает коня в сторону.
Пока тот мчится к своим, я оборачиваюсь к Прохору.
— Поди скажи Соболю, чтобы поделился с москвичами инструментом, а ежели не хватит, то пусть стелют рогожи и ими вместо носилок землю со рва вытаскивают.
Прохор ускакал в поисках Соболя, а я окидываю взглядом берег реки. Работа кипит. Люди потеют не за страх, а за совесть. Все знают, каждая минута на счету, и от того, сколько накопают, будет зависеть, устоят они на этом пятачке земли или полягут бесславно.
Позиция у нас неплохая, брод тянется по реке метров на сто, и подход к ней в этом месте открыт с обоих берегов. Выше и ниже по течению глубина на стрежне уже больше человеческого роста, да и западный берег обрывистый и заросший густым ивняком. Все это в купе со своенравным и быстрым потоком делает реку там непреодолимой преградой для не умеющих плавать всадников. Другого такого брода через Проню нет в округе верст на пятьдесят, да и искать его у ордынцев нет времени. Вопрос стоит так, либо они прорвутся здесь сегодня, максимум завтра до вечера, либо их возьмут в клещи полки Занозы и Хансена.
Думаю, ордынцы это хорошо понимают и будут драться отчаянно, но и мои парни тоже все прекрасно осознают, поэтому врываются в землю со скоростью самых ретивых кротов.
Наш берег в районе брода начинается узкой полоской песчаной косы. Следом за ней идет невысокий ступенчатый подъемчик, переходящий в обширный заливной луг. Прямо за этим подъемом, буквально в двадцати шагах от его края, сейчас и копают ров мои стрелки.
Времени в обрез, часа четыре не больше, а за этот срок надо еще насыпать вал, укрепить его частоколом или, как минимум, рогатками. Накидать две горки под баллисты, в общем, работы непочатый край.
Лошадей я приказал отвести к ближайшей роще. В этом бою конница мне не понадобится.
«Сегодня потребуется только стойкость и непробиваемое упорство!» — Подумав об этом, вновь поворачиваюсь к московскому тысяцкому.
— Слушай, Бажен Тимофеич, как закончим копать, выдели мне из своих человек тридцать. Тока тех, кто мечом лучше других владеет.
На вопросительный взгляд боярина поясняю.
— Твои кмети в кольчугах, да и к ближнему бою больше привычны. Ежели что, будем этим отрядом дыры затыкать.
Воевода настороженно прищурился.
— Думаешь, не удержимся⁈
Отвечаю ему жестко, пресекая любые сомнения.
— Удержимся, ежели драться будем с умом, а не очертя голову всем скопом лезть.
* * *
Солнце забралось в наивысшую точку и припекает изрядно. Раздетые по пояс бойцы, словно муравьи, без устали вытаскивают землю со рва. Защитный вал вдоль всей линии брода практически готов. Ров не глубокий, где-то по грудь, глубже выкопать не удалось, пошли грунтовые воды и народ увяз там в глиняной жиже. Вал тоже невысок, но усилен сверху частоколом, так что стрелкам есть за чем укрыться. Две горки под баллисты выводят орудия в уровень с верхушками кольев, и при необходимости можно хорошо накрыть и противоположный берег. Вал от реки в тридцати шагах, горки баллист еще на двадцать дальше. Из этой позиции можно накрывать тяжелыми зарядам наш берег и всю ширину реки, а легкими еще и противоположный шагов на сто-сто двадцать.
Оторвавшись от позиции, бросаю взгляд на другой берег. Сразу же упираюсь в двух всадников, несущихся к броду. Это скачут мои дозорные, и по тому, как они торопятся, можно не сомневаться, что сейчас на горизонте появится и противник.
Небо ясное и видимость практически идеальная, а пологий тянущийся вверх подъем открывает прекрасный вид на десяток верст вперед. Поэтому разведка еще не пересекла реку, а я уже вижу показавшуюся на горизонте передовую линию вражеских всадников.
— Шабаш! — Подняв руку, ору во всю мощь голосовых связок. — К бою!
Побросав лопаты, стрелки вылезают из рва и торопливо натягивают льняные стеганные тягиляи, усиленные железными наплечниками и пластинчатой броней на груди и животе. Этот достаточно простой доспех, который я выбрал поначалу из-за дешевизны и доступности, уже неоднократно доказал свою высокую эффективность.
Несколько слоев плотной льняной ткани, прокладка из войлока и еще несколько слоев ткани, затем все это прошивается суровой ниткой на множество квадратов, вот и все, получается эдакий ватник до колен. Выглядит неказисто, но бронебойная стрела, пробивающая кольчугу, напрочь застревает в этой многослойной «капусте», а наплечники и грудная защита вкупе держат и рубящий удар, и укол копья. Ко всему высокий воротник прикрывает шею от шальных отскоков, а кованная каска с гребнем и широким назатыльником призвана выдержать удар и посерьезней.
Натянув доспехи и шлемы, стрелки строятся в шеренги поротно, и я слышу командный крик Соболя.
— Первая рота — на рубеж! Арбалеты к бою! Вторая, третья, четвертая — на исходную!
Стрелки первой сотни, взбежав на вал, действуют как единая хорошо отлаженная машина. Носок в стремя, левая рука на прикладе, а правая уже вращает ручку взводного механизма. Оборот, второй, третий… Щелк! Щелкнул зацеп, и стрелок вскинул арбалет. Он готов к выстрелу.
Семьдесят арбалетчиков и тридцать громобоев застыли у частокола, остальные шеренги одна за другой стоят внизу и готовы сменить отстрелявшегося бойца. Все как уже тысячи раз было проделано на учениях, только вместо четверок ротные шеренги, а вместо привычной цепочки фургонов насыпанный вал.
