Экс на миллион (СИ) - "Greko"

«Я узнал, что у меня есть огромная родня: и тропинка, и лесок, в поле — каждый колосок…», — эти строчки не могли не прийти мне в голову. Уж больно ситуация схожая с Балабановским Братом, когда он топал на верхотуру небоскреба. Лишь метод подъема и его дистанция отличались. И, конечно, я карабкался вверх, пользуясь лишь одной рукой. В другой я сжимал браунинг, нацеленный на открытый торец галереи третьего этажа.

Пистолет не пригодился. Вскарабкался. Выглянул, осторожно приподняв голову над бетонным полом галдарейки. Какая прэлэсть! Воры изначально сгрудились на том участке яруса, который имел восходящий от меня наклон. И уцелевшая парочка, прятавшаяся за телами товарищей по несчастью, оказалась у меня как на ладони. Я сдернул винтовку с плеча. Удобно ее устроил на твердой опоре. Бах! Первый пошел! В царство небесное, конечно.

Второй мгновенно оценил новую угрозу. Пузан — ну кто бы сомневался, что он самый живучий? — на четвереньках рванул вглубь галереи, пока я передергивал затвор. Скрылся от моих глаз за переломом, который образовывали наклонный и прямой участки широкого пандуса. Но не получилось у него уйти безнаказанным. Кто-то из боевиков заметил тень, мелькавшую за перилами, и исполнил почти «золотой» выстрел. Главвор, прежде чем исчезнуть из моего прицела, громко закричал подраненным зверем. Пуля в задницу или в бедро — это больно.

Я выбрался на пандус. Винтовка прижата к плечу, ствол наведен на галерею, ноги полусогнуты.

— Изя! — окликнул поднявшегося за мной парня. — Руку мне сзади на плечо, и смотри кругом в оба глаза. За тобой тыл и противоположная сторона. Хоть там и наши, но всякое бывает.

Мы двинулись вперед гуськом.

— Свои! Свои! — заорал я что есть мочи, чтобы избежать дружественного огня от боевиков.

— Принял! — откликнулся Володя. — Помощь нужна?

— Держите мостики под прицелом. Сам справлюсь.

Продвинулся до пятерки тел, подстреленных во время короткого огневого контакта. Парочка моих в добивании не нуждалась. Насчет оставшейся окровавленной тройки я не был уверен.

— Изя! Если кто-то из них жив, нужно дострелить. Нам неожиданности не к чему, — сказал я, не отрывая глаз от места, за которым скрылся Пузан. — Справишься?

Хлесткий выстрел за спиной стал самым убедительным ответом из всех возможных. А звук рвоты подсказал, что роль палача Изе далась нелегко.

— Все? Оклемался? — уточнил я, когда Изя перестал блевать.

На мое плечо легла его рука — значит, готов. Но я ее стряхнул.

— Сейчас сделаем иначе.

Сорвал с головы кубанку, нацепил ее на ствол, задрав его чуть выше головы, и медленно двинулся вперед. С той стороны, где исчез Пузан, могло показаться, что кто-то поднимается. Ожидаемого выстрела не последовало.

Вернул кубанку на место и, снова выставив винтовку вперед, прижавшись к стене дома, поднялся по пандусу. Он был пуст. Лишь полоска крови показывала дверь, за которой исчез Пузан. Она вела в одну из незаселенных пока квартир. На сером бетоне валялся наган с откинутым барабаном.

«Вот же гадство! Штурм замкнутого помещения без свето-шумовой гранаты, без дробовика — что может быть хуже? Брошенный револьвер ничего не доказывает. А заложник? Вдруг там Ося? Наверняка, там Ося!»

Я с силой ударил прикладом в дверь в районе замка, совершенно не беспокоясь о варварском употреблении роскошного орехового дерева Маузера. Отпрянул сразу в сторону, когда створка распахнулась.

— Тук-тук, Пузанчик! Пора на выход!

— За свайку подержись, Солдат! — раздался болезненный хриплый ответ.[1]

— Фу, как грубо! А еще другом прикидывался. Правильно говорят в народе, таких друзей — за свайку и в музей. Ты зачем кобенишься? Ваши больше не пляшут.

— Проваливай! Не то я твоему Осе горло перережу, — визгливый женский голос прервал наш джентельменский обмен мнениями.

— Моя маруха на понт не берет. Сам посмотри, — подтвердил серьезность намерений Пузан.

Я махнул шапкой в дверном проеме. Выстрела не последовало. Осторожно высунул голову и тут же спрятал. Короткого взгляда мне хватило, чтобы оценить обстановку. Пустая комната со светлыми стенами размером была невелика. В противоположном от входа углу лежал Пузан, зажимая руками бедро, из которого обильно сочилась кровь. Его частично закрывала своим телом молодая женщина, которая подавала пирожки во время моей первой встречи с главвором. Она прижимала к себе посиневшего Осю с поникшей головой и безвольно раскинутыми руками. К его горлу был приставлен немалых размеров кухонный нож. Страшное оружие! От него в мирной жизни народу погибло больше, чем от огнестрела.

— Я вхожу! Без винтовки!

— Не вздумай!

— Если тебя немедленно не перевязать, кровью истечешь.

Шагнул внутрь, вызвав визг от марухи и проклятья от Пузана, хотя обе свободные руки держал на весу. Винтовка осталась на галдарейке.

— Еще шаг — и твой дружок покойник!

— А твой дружок составит ему компанию через пять-десять минут. К чему споры? Забираю Осю и ухожу. А ты своего перебинтуешь.

Женщина заколебалась, но нож продолжала держать крепко.

— Вы что, суки, натворили⁈ — закричал за моей спиной Изя.

— Спокойно, Изя…

Договорить я не успел. Под мышкой дважды грохнуло. Изя без долгих рассусолов нажал на спусковой крючок, просунув пистолет под моей рукой, как только разглядел, во что превратили Осю. Не посмотрел, что перед ним женщина и раненый. Да как метко стрельнул! Будто родился с маузером в пеленках! Точно в лоб — что одному, что другой.

— Ну ты даешь! — только и смог выдавить из себя. — Бабу не пожалел.

— Какая же это баба? Шмара.[2] За друга любого на куски порву.

— Правильная позиция, — согласился я и занялся Осей.

Эх, снова к доктору Плехову на поклон. И к стоматологу. Бедному Оське не слабо зубы пересчитали и заставили поделиться. И заморозили парня в холодной, неотапливаемой комнате. Но жить будет. Первый осмотр не выявил сколь-нибудь серьезных травм.

— Управились? — заглянул в комнату Володя. — Сашка отсутствует?

Такая тоска прозвучала в его голосе, что я даже посочувствовал. Можно подумать, с Бодрым могло быть иначе, чем банальное крысятничество. Володя отказывался признать очевидное. Все-таки эти молодые революционеры — неисправимые идеалисты. Верят в партийное братство, в силу дружбы. К предательству близких совершенно не готовы.

… Мои безрадостные, но прагматичные выводы неожиданно подтвердили газеты. Через две недели после нападения на банк Петербургское новостное агентство опубликовало совершенно фантастическое сообщение из Цюриха: «Во вторник 21-го марта, сюда прибыл с венским поездом молодой русский, которого, вследствие вызванного сильным пьянством буйного припадка, пришлось отправить в сумасшедший дом. Багаж его был доставлен в полицию, в том числе и саквояж, туго набитый русскими кредитными билетами. Когда приезжий пришел в себя, его отправили в полицейский участок, где он, по словам полицейского отчета, чистосердечно сознался, что он — главарь шайки из 19-ти человек, ограбившей 7-го марта московское общество взаимного кредита. Назвал он себя Александром Беленцовым. При этом он нарисовал подробную картину происшедшего. Арестованный, вероятно, будет выдан русским властям».[3]

То есть, если верить газетам, Сашка, решив кинуть Пузана на бабки, уселся в поезд до Швейцарии и то ли от радости, то ли от угрызений совести нажрался в вагон-ресторане горячительными напитками до приступа белой горячки. На том и погорел. Нет, ну не идиот⁈

— Он слишком увлекался коньяком, — попытался я пошутить, но товарищ Володя меня не понял.

— Мы предадим его революционному суду и расстреляем! Отправлю в Цюрих тройку ликвидаторов.

— Месть — это прекрасно, но ты же понимаешь, в какой опасности мы оказались? Как быстро он даст признательные показания, если его доставят в Москву? Ты как знаешь, а я срочно уезжаю в Петербург, стоит только Осе окончательно встать на ноги. Что с моими паспортами?

Я не стремился посвящать Володю в свои планы, в свое намерение срочно исчезнуть из России, но не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, куда я намылился. Слишком тревожно было вокруг, слишком опасно для жизни. Подавление восстания в Москве не остановило революционное брожение. С мест постоянно приходили жуткие сообщения: нападения на банки и почтовые кареты, убийства полицейских и мирных жителей, столкновения казаков и солдат, поджоги зданий с народными собраниями. На улицах продолжали трещать выстрелы, рвались бомбы, проводились аресты. Мир вокруг, не только в России, сошел с ума — багровой вишенкой на мясном сатанинском торте стало землетрясение в Сан-Франциско. С полным уничтожением города и массовыми жертвами. Страшная трагедия, однако она не поколебала моего желания отправиться за океан. Тем более, сейчас, когда очень достойный мой стартовый капитал небольшими партиями переправлялся в Нью-Йорк на открытый, согласно моему письменному распоряжению, анонимный депозитарный счет, защищённый цифровым и буквенным паролями, в брокерской конторе мистера Джесси Ливермора.