Контра (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич

— Благодарю. Его стараниями я жив и уже успел позабыть о ней. Чувствую себя просто превосходно. Так ему и передай.

— Тогда, слава богу. Значит, я ему так и передам.

— Обязательно. И непременно со словами моей безмерной благодарности за его великие труды.

— Непременно. Кстати, — после беглого взгляда в сторону охранника, перейдя на английский язык, с заговорщицкими нотками в голосе, заговорил граф Мусин-Елецкий, — твоя "тень", весьма усердно прислушивается к нашему разговору. Он точно не владеет иностранными языками?

— Нет, не беспокойся, точно не владеет. Я своим дворовым девкам, на днях, приказал пообщаться с ними, но не на родной речи, разумеется. Так они, мои безжалостные прелестницы, что придумали, воркующим голосочком, наделяли их весьма не лестными эпитетами, произнося это на разных языках. Так эти служаки, только млели, моргали, и недоумевающе на них таращились. Прямо как дети малые.

— И только-то?

— Нет. Ещё, немного позднее, эти соглядатаи, украдкой интересовались у моих людей: "Кто эти прелестные немки [33], которые живут у здешнего барина?"

— Но это же так низко. Как можно оскорблять человека, который по причине своей необразованности, не может тебе ответить.

— Знаю, но девчонок, за это, не осуждаю. По-другому, я не мог быть уверенным в том, что эти околоточные являются теми, за кого себя выдают. А не являются подсылами-полиглотами.

— Убедил. Чёрт с ними…

— И бог с нами.

— Вот-вот. Кстати, не пора ли нам поговорить о нас? Ты до сих пор считаешь, что с царём, как с самым главным рабовладельцем не нужно бороться?

— Что? Бороться с русским императором? Нет, не стоит. А вот отменять крепостное право, необходимо.

— Ну вот. Опять всё сначала! Пойми же, если что-то мешает прогрессу, оно подлежит безжалостной ликвидации! Такова жизненная необходимость!

— Не повышай так голос — не в парламенте выступаешь. Вон видишь, как мой тюремщик насторожился. Того и гляди, или сам кинется — разнимать нас, или побежит за подмогой.

— Тебе всё шутить и балагурить, а я, между прочим, поднял серьёзный вопрос.

— Я тебя понял, и постараюсь ответить. Да. Если что-то мешает, как ты выразился, прогрессу, то причину нужно устранять. Но ни в коем случае не рубить этот Гордеев узел лихим ударом меча, или мужицкого топора. Необходимо разобраться в проблеме и найти правильное решение.

— И долго ты его, это решение, будешь искать?

— Я его, для себя, уже давно нашёл.

— Даже так? И что вы прикажете нам делать, чтоб с завтрашнего дня жить в цивилизованной стране?

Дальше разговор перетёк в весьма оживлённый диспут, свидетелями которому стали оба полицейских — второй служивый явился сам, будучи привлечённым голосами разгорающегося в гостиной спора. Надо отдать должное, околоточные надзиратели просто наблюдали, стоя возле двери и не старались развести немного разгорячившихся оппонентов по разным комнатам. Хотя имели право вмешаться. Во-первых, спор двух дворян напоминал начало конфликта. Во-вторых, как арестант, так и его гость, общались меж собою на иноземном языке, так что было не ясно, о чём говорят эти господа. И самое главное, служивые не знали, может ли поднадзорный принимать у себя гостей, кроме родственников. По этому поводу, их никто не проинструктировал. Вот они и довольствовались, банальным наблюдением.

А спор Михаила и Александра, между тем затрагивал такие темы как понятия варварства. Где Саша утверждал, что слово варвар, обозначало то, как римляне воспринимали чужеродную речь. Проще говоря, представителей другой культуры. Причём, в общественном развитии, кельты, галлы и прочие соседи, не уступали Риму в своём развитии. Народы всего лишь жили по своим обычаям и законам. Исходя из этого, считать англичан единственным, цивилизованным примером для слепого подражания не стоит. Тем более, они некогда не совершали покушений на своих королей, если не считать дворцовых интриганов и их заговоров, свойственных всем правящим семействам. Но это действо, затрагивало только узкий круг лиц, а не всё королевство.

— Но, как преодолеть сопротивление прогрессу? — даже спустя час от начала спора, не унимался Михаил. — Если судить по твоим словам, государство это сложный механизм, работе которого не нужно мешать. То как быть с проблемой, которая заклинила его так называемые шестерни.

— Нужно найти эту помеху, и убрать её. Заметь, не саму заклиненную шестерёнку, а известный нам пережиток-камушек, застрявший в её зубцах. А если постоянно менять шестерни, "убирая" тех, кто по твоему мнению работает не так, при этом оставляя помеху — этот анахронизм. То кроме вреда, для нормального функционирования государственной машины, ничего не получится.

— И что ты предлагаешь делать?

— Я уже делаю. Начал учить крестьянских детей.

— Тоже мне выход! Вон, твои дворовые девки тоже имеют хорошее образование, но это не смывает с них клеймо рабства.

— А ты кипятись, а выслушай все мои доводы. Я их буду учить ремеслу, и они, получив свободу, будут работать в моей артели.

— И тут же, как только получат вольную, твои работники разбегутся.

— Нет. У меня, с этими мастеровыми людьми будет договор, отработать долг. Пусть постепенно выплатят все, что я потрачу на их обучение. А после чего, буду удерживать возле себя наиболее талантливых.

— А крестьяне? Как жить им?

— А по этому поводу у меня тоже есть, своя программа…

Поближе к времени отъезда гостя домой, обсуждались другие мирные, деловые вопросы. И друзья общались уже на русском языке:

— Саша, всё это хорошо. На мой взгляд, в создании твоих производственных артелей есть что-то здравое. Если ты найдёшь достаточное количество единомышленников, что-то может получиться. Но вот времени на всё это, у тебя нет. Мы "стоим" на "пороге" войны с Турцией.

— Так она, начнётся не завтра.

— В смысле?

— Смотри. Лето оканчивается, скоро наступит осень с её дождями, и в самый разгар боевых действий, все дороги превратятся в непроходимые "болота" и войска, в самый ответственный момент, останутся без снабжения. Зима, тоже не лучшее время для сражений, впрочем, как и весна. Так?

— Так.

— Значит, у нас есть время для реализации наших планов.

— Планы твои, я, для себя, ещё ничего не решил.

— Но, я надеюсь, ты не откажешься нанять для меня как минимум троих мастеровых по слесарному делу. И купить всё по составленному мною списку: — "Инструмент, как слесарный, так и измерительный, тиски, и на оставшиеся деньги бруски железа". — А то, я вроде как не выездной — из этого "дворца".

— Куплю, и в ближайшее время постараюсь всё это доставить. А насчёт мастеров, так на Павловском оружейном цехе, их немало. Вот только мне кажется, что, они будут или немного калеченные, или сильно старые. Здоровых мастеровых, мне сманивать не позволят.

— Пойдёт. Главное чтоб у них были целыми руки. И чтоб присутствовал хоть один глаз.

На этом, друзья и расстались, Александр вернулся к самодельной чертёжной доске, кульман ещё не изобрели. А Михаил, в сопровождении пятерых гайдуков, увёз несколько кошелей с золотыми и серебряными монетами. Это была часть выручки с реализации урожая этого года, и чего греха таить, гуманитарной помощи графини Мосальской-Вельяминовой. Ольга Олеговна, сильно переживала за сына, и тайком, "подбрасывала" пустившемуся в "самостоятельное плавание" чаду по несколько золотых монет. Как она это объясняла: "На непредвиденные расходы". — Залазить в припрятанную "кубышку", было глупо, опасно, и рано. Ну, естественно и стражи правопорядка остались весьма довольными сегодняшним днём, их щедро, в их понимании, одарили, за согласие отпустить гайдуков, столь необходимых для охраны графа Мусин-Елецкого, увозящего с собою немалую денежную сумму.

И вновь потекли единообразные будни заточения, неожиданно переродившегося в полную изоляцию от всего мира. Даже сердобольная Ольга Олеговна, за эти недели, ни разу не приезжала к сыну, как и не передавала свою "гуманитарную помощь". Видимо отец заметил исчезновение немалой суммы из семейного бюджета, или у матери закончились её "карманные" деньги. По идее, такого не могло быть, точнее, официально, всеми семейными финансами распоряжался только глава семьи — муж, но всё равно, откуда-то эти деньги брались. Поэтому, Александр решил, что при первой же возможности, вернёт матери всё, до копейки. А каким способом он это сделает, чтоб не обидеть родительницу, будет видно.