Акула пера в СССР - Капба Евгений Адгурович

– Да… Я – тебя. Я теперь вижу, как ошибалась… Только ты был предан мне, только ты всегда ждал меня, принимал такую, какая я есть! Я много думала весь этот месяц и многое осознала… – Она шагнула вперед, и не будь я наготове, совершенно точно прижалась бы ко мне.

Но фигушки! Я отшагнул в сторону и сказал:

– Запасной аэродром – вот как это называется. Поверить не могу, что повелся на эту хрень!

Она возмущенно фыркнула, едва не потеряв равновесие.

– Гера! Это как понимать?

– Очень просто, я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась. И вообще, не понимаю, зачем пришла ко мне домой без приглашения. Вон там – автобусная остановка…

– Ты прогонишь меня под дождь, одну? Гера, но как же…

– Дать денег на такси? Телефонный аппарат на углу улицы Гомельской, у магазина.

– Гера… Я ведь пришла к тебе, сама, одна… – Машенька просто не могла поверить, что ее преданная собачонка вместо того, чтобы встать на задние лапки, высунуть язык и вилять хвостиком, вдруг скалится и рычит.

Она даже применила запрещенный прием – слегка прикусила нижнюю губу. Ну да, чертовски привлекательно. Ну и что?

– Ага, – сказал я. – Почему не пойдешь к тому офицерику?

– Да как ты смеешь?! – вот она и показала свою истинную сущность.

Зонтик внезапно оказался сложенным, и Машенька со всей своей бабьей дури ляснула меня им по голове.

Руку я, конечно, подставить успел, но получилось болезненно. Она принялась лупить меня почем попало, и я отступал, пока не уперся спиной в холодный металл «Волги», которая стояла у самой калитки Пантелевны. Мне наконец удалось вырвать зонт из рук разъяренной фурии и отшвырнуть его прочь.

– Дура! Господи! Какая же ты дура! Тебя даже бить противно. Ты ведь не поймешь ни черта…

– А мне – не противно, – сказал Таисия и ухватила Май за волосы, и вдруг коротко, без размаха – бах, бах – два раза приложила ее лицом об капот.

Ого! Я не понял, откуда Тася появилась, и уж точно не ожидал такой развязки! Машенька тоже была в шоке. Из носа у Май сочилась тоненькая струйка крови, на глаза навернулись слезы, от былого шарма театральной музы не осталось и следа – так, побитая девка.

– Кацапская про…дь, – неуверенно пискнула она. – Разлучница!

Тася отпустила ее волосы и завязала потуже поясок халата:

– Ну-ну, – проговорила она и слегка сменила стойку. – Скажи еще хоть слово, и я тебе вырву клок волос. Будешь ходить, как индеец – без скальпа. Ты яйца выеденного не стоишь, а считаешь себя королевой бензоколонки. До Белозора тебе еще расти и расти, понятно? Очнись, подруга! Ты играешь Елену Премудрую, Бабу Ягу и Анку Пулеметчицу в народном театре райцентра, а корчишь из себя Айседору Дункан! Тебя прокатил очередной хахаль, и ты пришла плакаться к Гере в жилетку, а Гера вдруг резко поумнел? Вот так досада! Тебе сколько лет? Двадцать семь? Тридцать два? Стоило бы понять – люди могут меняться… И измениться самой. Нет? Вижу, что нет…

– Сучка, – сказала Май. – Он всё равно будет моим.

– Пф-ф-ф-ф! – Тася склонила голову набок. – Может, и будет, а может, и нет. Как сам решит. Но сначала я поставлю тебе бланш – под любой глаз на выбор.

– Курва! – Май подобрала зонтик и пошла по лужам прочь.

Жалкое зрелище. Более жалким в этой ситуации был только я.

– Знаешь, – мне пришлось говорить это вслух, – я чувствую себя полным кретином. За меня только что дрались бабы.

– Ты не кретин. Ты джентльмен. И большой молодец, – Таисия встала на цыпочки и заглянула мне в глаза. – Всё правильно сделал. Не важно, что будет у нас с тобой дальше – с этой женщиной тебе точно не по пути.

А потом вздохнула:

– Зря я ее об «Волгу» ударила. Жалко машину.

– Угу, – сказал я. – Пошли в дом. Я вина купил десертного. И шоколадку. И сервелат.

– Шоколадка – это хорошо… – улыбнулась уголками губ Таисия и спросила: – А что такое «кацап»?

Глава 24, в которой ведутся странные разговоры и появляется Лопатин

– Товарищ Белозор? – раздался ничего не выражающий мужской голос, и я обернулся. – Пройдемте.

На самом деле я достаточно давно понял, что этот тип ко мне обратится – раньше или позже. Не заметь я его на парковке у «Хозтоваров», сейчас этот мужчина с непримечательным лицом уже получил бы по голове. Кому понравится, когда к нему подкрадываются и гаркают в ухо? Тем более что события последнего месяца здорово сделали мне нервы. А тут серолицый шатен в плохом костюме и с рыбьими глазами. Внешность весьма характерная.

Он даже попробовал взять меня за локоть, но локоть я выдернул.

– Представьтесь, пожалуйста, – очень вежливо произнес я. – Не привык, чтобы меня трогали незнакомые люди.

Его физиономия поскучнела:

– Вы ведь понимаете…

– Не понимаю.

Мужчине пришлось доставать корочку с тремя заветными буквами и фамилией – Ершов. Буквы были не те, что на заборе пишут, а другие. Гораздо более приличные.

– Итак, товарищ Ершов, теперь я готов пройти с вами. В машину – и на улицу Малиновского?

– Ну почему же сразу на Малиновского? Давайте присядем вон хоть на лавочку и побеседуем. Мы ведь с вами одно дело делаем, работаем на благо советского государства… Так ведь?

– Да-да, в меру своих сил – на пользу советского народа и родной Дубровицы, – оговорочку он, надеюсь, не заметил.

– Ну вот, значит, и бояться вам нечего, – Ершов улыбнулся.

Лучше бы он не улыбался.

Мы прошли за магазин и сели на лавочке под раскидистой ивой. Опричник достал пачку сигарет, сунул бумажный цилиндрик, набитый табачными опилками, в рот и спросил:

– Курите?

– Нет.

– А я закурю, – он чиркнул спичкой и затянулся. – Вы не против?

– Курите, ради бога.

– Бога? А вы верующий? – Ершов выпустил клуб дыма.

Я пожал плечами.

– А мой ответ что-нибудь изменит?

– Да нет… Просто пытаюсь понять, что вы за человек.

– Вы о моей личности поговорить пришли? Кажется, вы офицер, а не психотерапевт.

– По долгу службы порой приходится и психотерапевтом становиться. Но в целом вы правы. Вы – персонаж интересный, Герман Викторович, но речь не о ваших последних эскападах и даже не о работе в архивах…

А вот это было уже интересно. О чем же тогда пойдет речь?

– В каких отношениях вы состоите с гражданкой Морозовой?

– Что, простите? – мне понадобилось несколько секунд, чтобы мозг в несколько этапов совместил некую «гражданку Морозову» и Тасю.

Я как-то никогда не думал о ней с точки зрения фамилии, слышал от Пантелевны мельком, которая мужа ее покойного только так и звала – мол, Морозов то, Морозов это. При самой Таисии она о нем не говорила, чтоб не бередить. А тут – гражданка Морозова! Ну, надо же…

– Добрососедские отношения. Хорошие. Детям ее песочницу сделал. Бани у них нет – я в свою пускаю помыться. По-соседски.

Ершов снова затянулся.

– Вы знаете что-то про ее мужа?

– Моряк-севморфлотец, офицер. Погиб в дальнем плавании. На этом всё.

– Погиб?.. Хм, да. Служба у него была особая, понимаете ли. Вот товарищи и забеспокоились, с кем его жена общается, как время проводит. И выясняется – ходит на танцплощадку и в рестораны с неким Белозором. А товарищи о вас смогли найти только газетные материалы и вашу работу в архивах. Ну и там родился-учился…

– Так всё-таки речь о моей личности?

– О вашей работе в архивах. Вы ведь по Деражне материалы раскопать пытались.

– И раскопал… – не знаю, что там нашел Гера, но мне в 2022 году про Деражню было известно практически всё.

И про то, что расстреливали и сжигали никакие не немцы, и про 1200 погибших сельчан (почти в десять раз больше, чем в Хатыни!), и про то, что дело это замяли и преступники-изверги вполне себе свободно проживали и работали в некоторых союзных республиках под чужими документами, а порой и под своими собственными, никого не стесняясь… До сих пор проживали!

– И зря раскопали, товарищ Белозор. Внимание теперь к вам повышенное. Не в духе интернационализма эти ваши копания, противоречат генеральной линии партии…