Желудь (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Так что утром в дальний путь отправились не только гости, но и сам Неждан. Выждав немного, давая им отойти подальше.

Парню требовались корчаги. Много. Чем больше, тем лучше. Частью сейчас, а частью на весну. Он ведь собирался сахар добывать. И без большого количества тары для сырья не обойтись. Набежники же корчаги не трогали. И не только их — всякую лепную керамику вовсе. Им она была без интереса. А хорошей гончарной здесь днем с огнем не сыскать.

Кроме того, там могло еще что-то остаться.

Где-то спрятано, где-то пропущено, где-то брошено. Парень еще тут — у своего жилища обратил внимание на то, что вьюки на коровах и лошадях выглядели полными. А значит, что? Правильно. Могли что-то не брать или даже сбрасывать, заменяя более ценным.

Да, конечно, ячмень, без всякого сомнения, весь подчистили, если не набежники, то поисковые отряды. Таким здесь не разбрасываются. А вот те же семена льна могли и пропустить…

* * *

— Мама. Пойми! Я не хочу! Я не смогу! Я лучше руки на себя наложу!

— Верно отец сказал, что ты дура. — покачала головой Мила.

— У него же скота нет! Жита нет! Ничего нет! Да и сам — оборванец. Как мы жить-то станем? С отцовского всего? Позор! Какой же это позор!

— Ты же слышала, что он железо делает да охотится.

— Это пока ему Арак дозволяет. — холодно ответила Златка.

— Он позволит и впредь.

— Я не верю, — покачала дочь головой. — Этот червь бросил ему вызов. Накрутил людей против отца. Али не поняла, что и ведуны, и Борята со своими стали сами не свои после того, как с ним говорили. Словно опоены или чары на них какие.

— Дура ты моя дура, — обняв дочь за голову и прижав к себе, произнесла Мила.

— Мам… — нахмурилась Златка. — Разве я не права?

— Ежели ты сама за языком следить станешь и всяких глупостей не наговоришь Араку — он о том и не узнает. И все будет хорошо.

— И отец не будет отомщен⁈ — взвилась девушка.

— За небесный суд не мстят. — очень серьезно произнесла Мила. — Перун так решил. Ты не в силах это оспорить. А ежели не примешь его воли, то попав к нему на суд, и сама пострадаешь.

Златка зло сверкнула глазами, но, поджав губы, промолчала.

— А железный ведун — это сила. Поверь мне. Ежели с Араком уговоримся, то жить станем лучше прежнего. Сама помысли. Ножи нужны? Серпы нужны? Без них не прожить. Он же их делает. Вон — видела? Люди как оживились, когда узнали. Они за него стоять будут. Нужен он им.

— Как будто Араку не нужен, — фыркнула Златка.

— Если он будет твоим мужем, то через это и его родичем. Неужто тогда у него рука поднимется Неждана в рабы угнать и тебя обделить?

— А если голову ему морочить да в близости отказывать? Когда же придет Арак, то бросится к нему в ноги, все рассказать и попросить помочь с женихом ладным?

— Ты моих слов не слышала? — нахмурилась Мила, потемнев, как туча.

— Перуна суд был промеж родителя и Боряты. Оттого мстить Неждану не зазорно. Кто он такой? Голытьба оборванная. Злодей и чаровник, что всех с ума сводит.

— Нет! — твердо и решительно произнесла мать.

— Но почему?

— Ты пойдешь против последней воли отца? Вижу. Хочешь. Так знай — пойдешь — прокляну. В жизни и смерти.

Златка снова поджала губы и засопела, зыркая исподлобья.

— На сердце мне тревожно. — чуть смягчившись, добавила мать.

— Отчего?

— Слышала я обрывки мужских разговоров. Ой, лихие.

— Об чем же?

— Лучше тебе не знать, — покачала Мила головой. — Но и воли моей не перечь. Приговорил отец идти за Неждана — иди.

— Ты говоришь странно.

— Кровью пахнет. — после очень долгой паузы, произнесла Мила. — Во всех родах на несколько дней пути померли те, кто дружбу с роксоланами водил. Кто утонул. Кого волки задрали. Да и Борята ныне все чаще о чем-то с мужами толкует.

— И к чему это? Я не понимаю, — пожала плечами Златка.

— К войне это. Неждан сумел зажечь сердца. Держись за него. Выживет — не пожалеешь…

[1] Здесь имеется в виду кузнечная сварка.

Часть 3

Глава 6

167, февраль, 9

— Топор.

— Река. — ответил Неждан.

И Вернидуб задумал, не отвлекаясь, впрочем, от работы. Игра «в слова» была для него непривычной. Как и любой из местных, он не придавал никакого значения фонемам, говоря по привычке, как все вокруг. Теперь же с огромным трудом перебирал известные ему слова, рассматривая их с совершенно иной стороны.

Неждан же крутил ногами колесо гончарного круга и улыбался. Ему нравилось то, что он раз за разом «ломал мозг» этому ведуну, через что все сильнее и сильнее расширяя кругозор и улучшая мышление…

Руда железная закончилась. Не рассчитал Неждан свои силы. Из-за применения индийской купольной печи и подогрева воздуха в обоих печах очень поднялась продуктивность. Из-за чего и угля меньше уходило, и «выхлоп» шел куда интереснее. Вот и закончилось запасенное сырье — ни пригоршни руды не осталось.

Да, обломков и брака хватало, оставшихся после поковки изделий. Но возиться с ними парень не хотел. Толку слишком мало. Он просто отложил их в сторонку и решил позже использовать как сырье для чугуна, который тоже требовался. Его ведь можно вполне получать в тех же самых тиглях, подсыпкой угольного порошка на переплавке.

Но это — потом.

Требовалось накопить сырья для опытов.

Простаивать же без дела Неждан не хотел. Оттого и занялся сооружением гончарного круга, неизвестного местным[1]. Глины-то осталось много, той, что он еще летом начал натаскивать для кирпичей и тиглей.

Как устроен архаичный гончарный круг парень не знал. Все свои опыты и мастер-классы, посещенные там, в XXI веке, он проводил на относительно современном оборудовании. Так что импровизировал.

Сделал простую коротенькую скамью из тесаных досок. Провертел одно сквозное и одно «слепое» отверстие. Туда воткнул ось, на которую прицепил большой диск снизу и маленький сверху. А чтобы это все нормально вращалось точки трения обильно смазывались дегтем.

Садишь сверху. И давай ножками «шевелить», разгоняя нижний круг. А руками работаешь с глиной на верхней.

Грубо получилось.

Топорно.

Но крепко и, что куда важнее, работало.

— О чем ты вечно думаешь? — прерывая игру «в слова» спросил Вернидуб. — Как ни гляну, постоянно это примечаю.

— Как о чем? Ты вот сказал, что по весне мне новое имя дадут. Вот и гадаю — какое.

— Опять шутки шутишь?

— Ну, смотри. Если принимают предложения, то я бы хотел стать Нергалом Серым или Мардуком Белым.

— Эта твоя привычка уходить от ответа через смех меня уже не берет, — улыбнулся седой.

— Ты даже не спрашиваешь, чьи это имена?

— Нет. Зачем? Они не наши. Чуждые. Такие нельзя давать. Вот попадешь в их края, там подобные имена, может, и обретешь. А здесь, у нас надобно называть по-нашему.

— И то верно, — кивнул Неждан, припомнив имена народа из той, прошлой жизни, которые почти полностью состояли из иудейских, греческих и римских, заменивших старые местные. Конечно, что-то где-то осталось. Но минимально.

— Снова задумался?

— Понимаешь, в любой шутке лишь доля шутки, — заметил парень. — Мне действительно интересно. А то еще назовешь Хромой кряквой или Тухлым карасем, а потом с этим живи.

— По обычаям мы не можем с тобой это обсуждать, — по-доброму улыбнулся седой. — Только лишь это тебя занимает? Мне казалось, что ты обычно о совсем иных делах мыслишь.

— Замучался я недавно на лыжах по реке бегать. Так-то ничего. Но если груз волочить — упаришься.

— А что делать?

— Как что? Сани, например. Лошадку впрягать, да бодро на них идти.