Опричник (СИ) - Борчанинов Геннадий

Когда блевать уже стало нечем, я наелся угля и запил его колодезной водой, отчаянно пересиливая желание просто лечь и умереть. Не для того я попадал из своего пожилого тела в молодое, чтобы вот так всё взять и вмиг потерять, но мне теперь оставалось только надеяться, что яд не успел всосаться в достаточном количестве. Спустя несколько минут я снова вызвал рвоту, чувствуя себя девчонкой-булимичкой после зажора.

— Дядька… Кто с того котла ещё ел… — просипел я.

Меня не покидало ощущение слабости, даже для того, чтобы сказать хоть слово, приходилось прилагать максимум усилий, не говоря уже о том, чтоб как-то двигаться. Обидно. Чертовски обидно.

Леонтий выбежал наружу, и я жадно глотнул свежего воздуха из распахнутой двери. Очень сильно хотелось жить. Дышать. Радоваться. Но я чувствовал, что могу и не дожить до следующего дня, что яд может оказаться сильнее меня. Зависит от того, что подсыпали в котёл. Скорее всего, какой-то растительный яд, чтобы подействовал достаточно быстро и наверняка.

Я сумел ещё несколько раз промыть желудок, с огромными мучениями, а потом отключился.

Опричники в тот день потеряли двенадцать человек. Все, кто ели с того котла, перестали дышать. Кто-то продержался дольше, кто-то меньше, но симптомы у всех были одни и те же, слабость, обильное слюнотечение, рвота, судороги, паралич. Повезло только мне, если это можно назвать везением. И то лишь потому, что я вовремя начал промывать желудок и закидываться углём. Даже не активированный, он всосал в себя всё ненужное, тем самым спасая мою жизнь.

Поваров, естественно, схватили. Даже без моих приказов и распоряжений, опричнина функционировала и без меня, Григорий Скуратов прекрасно знал, что делать, заменив меня, пока я валялся без сознания. Никто и не думал, что я выкарабкаюсь, и ко мне даже прислали священника, чтобы тот меня соборовал.

Собственно, в момент, когда священник коснулся меня елеем, я и проснулся. Ни о каком чудесном исцелении и речи быть не могло, я по-прежнему ощущал чудовищную слабость, но для всех окружающих оно выглядело именно так. Особенно в свете того, что все остальные умерли.

Обряд, само собой, провели до конца, и хоть никакой благодати я в себе не ощущал, а только последствия отравления, ни у кого не было сомнений, что исцелила меня именно снизошедшая благодать. Спорить я не стал, пусть так. Пусть лучше верят, что Господь на моей стороне, и что мы делаем богоугодное дело, потому что грешника и прислужника Сатаны, как меня иногда величали, миропомазание бы не исцелило.

Я проснулся, но в работу включиться пока не мог. Да что там, я даже до уборной сходить не мог, и мне помогал дядька. Подобной слабости у меня даже после ранения не было.

Искать фрязина опричники тоже отправились без меня. Смерть целого десятка всех изрядно взбодрила, озлобила. Тех же поваров, после дыбы и кнута сознавшихся в преступлении и показавших серебро, которое им заплатили, повесили немедленно. Жаль, я при этом не присутствовал, мне это пересказал Малюта, каждый день заходивший с докладом и для того, чтобы проведать меня лично.

Он вообще старался держать меня в курсе событий. Не только по делам опричнины, но и в целом по происходящему в городе. Москву, вернее, пострадавшие районы, уже потихоньку начали отстраивать заново, тут с этим не тянули. В город стекались подводы с лесом и другими стройматериалами, крестьяне тянулись на заработки, на месте пепелища вновь вырастали дома и лавки. Виновные в пожаре пока так и не были найдены.

Приходил ко мне не только Малюта. Навещали и знакомые дворяне, и дьяки из царских приказов, и священники. В один из дней моего невольного заточения прибыла даже Евдокия.

Она принесла целую корзину гостинцев, к которым я даже не притронулся. Не то чтоб я ей не доверял, в меня попросту не лезла никакая пища. Спасался только куриным бульончиком, который каждый день варил для меня дядька.

— Ой, исхудал-то как, Никита! — невольно всплеснула руками Евдокия, увидев меня после очередной долгой разлуки.

И если я не мог с ней встретиться из-за постоянной службы, то она сопровождала государыню до Коломенского и обратно.

— Не беда, мясо нарастёт, — сказал я.

— Ох… Я как узнала… День и ночь молилась! — воскликнула девушка.

— Только твоими молитвами и жив остался, — слабо улыбнулся я. — Соборовали уже.

— Господи помилуй… — прошептала она.

— Государыня как? Сказывали, из-за пожара сильно переживала, — сказал я.

Кажется, в прошлом варианте истории именно это и добило её окончательно после хронического отравления. Здесь же Анастасия Романовна переждала опасность в Коломенском и благополучно вернулась обратно в Москву. Значит, историю я уже изменил, и, скорее всего, в хорошую сторону.

Евдокии, похоже, не понравилось, что я спросил про царицу, а не про неё саму.

— Государыня-то? — буркнула она. — Даст Бог, к зиме ещё наследника родит. Ой!

— Не бойся, я не проболтаюсь, — усмехнулся я.

Если родится здоровый и сильный малыш, можно вообще будет рассчитывать, что царство унаследует он, а не туговатый разумом Иван Иванович и не тихий и покорный Фёдор Иванович.

— Не проболтайся, не то худо мне будет, — испуганно сказала она.

— А знаешь, какой самый лучший способ заставить кого-то замолчать? — с усмешкой спросил я.

— Какой? — нахмурилась она.

— Поближе наклонись, — попросил я.

Она послушно придвинулась ближе, ожидая, что я шепну ей секрет на ушко. Но я вместо этого взял и поцеловал её в губы.

Губы у неё оказались мягкие, податливые. Сладкие, как вино.

Евдокия ответила на поцелуй, но через пару секунд опомнилась, отскочила от меня, как ошпаренная.

— Никита! — возмутилась она. — Сдурел⁈

— Как только тебя увидел в первый раз, так и всё, ни о чём думать больше не могу, — сказал я.

Ложь, но красивая. Ей понравилось. Вон как раскраснелась.

Про свадьбу, однако, заговаривать не хотелось. Хоть я и понимал, что без женитьбы мне тут ничего не светит. Максимум — поцелуй, да и тот получен обманным манёвром. Но заговорить про свадьбу всё равно пришлось, пообещав, что как только окрепну и выполню царское задание, то тогда и буду присылать сватов.

Тут нельзя было убежать посреди рабочего дня в ЗАГС и расписаться, как это было у меня с первой женой. Нет, можно было бы найти сговорчивого попика, который обвенчал бы нас по ускоренной схеме, но это осуждалось и обществом, и церковью. Не поймут. Здешние свадьбы — это масштабнейшие, прямо-таки многодневные обряды и ритуалы со множеством нюансов и тонкостей. И молодые обычно во всём этом принимали минимум участия, просто присутствовали. Всё организовывали свахи.

После этого обещания Евдокия от меня ушла сияющая, как медный самовар. И даже позволила себя поцеловать на прощание, чем я с удовольствием воспользовался.

Мне даже стало легче после её визита. От пищи меня всё ещё воротило, но общее самочувствие заметно улучшилось, я даже стал выходить на завалинку и сидеть там, подставляя лицо солнечным лучам и наблюдая за тренировками опричников. К службе я пока не был готов. Максимум — консультировать по каким-то вопросам.

Иоанн ко мне, естественно, не приезжал, не по чину. Но через одного из своих приближённых дал понять, что знает о моей ситуации. Тут и ежу понятно, что отравить меня пытались не потому, что я сам по себе такой вредный тип, а из-за моей службы царю. Или потому что в своём расследовании добрался куда-то не туда.

Вытянуть из поваров имена заказчиков, однако, тоже не удалось. Слишком быстро с ними расправились обозлённые опричники, и это было не заметание следов, а именно народный гнев.

У меня, впрочем, на этот счёт уже имелись соображения. И связаны они были отнюдь не с иезуитами-католиками-итальянцами, а с нашими московскими посконными князьями и боярами. Большую часть мозолей я отдавил именно им.

Зато теперь вопрос безопасности в слободе был на первом месте, и подразумевалась не только вооружённая охрана, но и питание, и безопасность колодцев, и всё остальное. Новые повара теперь демонстративно пробовали собственную стряпню перед тем, как начать раздачу, причём начали они это делать по собственной инициативе.