Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Последний довод меня убедил, что чему быть, тому не миновать. Когда совесть оказалась убаюканной, то сразу показалось, что едва ли не половина моих проблем решена. Я понял, как сильно меня последние дни угнетала эта двойственная ситуация: стремиться к обладанию женщиной и бояться осуществления собственных желаний. Бороться с «внешними» врагами много проще, чем с собственными страстями и желаниями. Там хотя бы понятно распределение сил и направлений, а тут все размыто и большей частью подчиняется минутным импульсам. Теперь, когда я решил не сопротивляться обстоятельствам, жизнь перестала казаться беспросветной. Впереди могло ждать и что-то хорошее.
Когда обед, наконец, был готов, мы вчетвером уселись на нашей с Прасковьей половине и отдали должное недавно прорезавшимся поварским талантам наших подруг. Еда была, как и полагалось в богатых домах этого времени, тяжелая и сытная. Мясные блюда соседствовали с рыбными, все это запивалось жирным куриным наваром, напоминавшем мне обычный куриный бульон, только очень насыщенный и ароматный.
К столу также присовокупились горячительные напитки разной степени крепости и содержания в них сахара. Короче говоря, я пил водку, а юный рында и барышни сладкое заморское вино, явно сделанное в Немецкой слободе. Постепенно поздний обед превратился в праздничный ужин, и это было первое приятное времяпровождение за все последнее время.
Я сидел рядом с Прасковьей и, когда спиртное освободило от излишней стеснительности, нечаянно положил руку на ее теплое бедро. Почему это случилось, сказать трудно, скорее всего, она попала туда случайно из-за тусклого свечного освещения. Девушка вздрогнула от прикосновения и переложила руку со своей ноги на мое собственное колено. Я вопросительно на нее посмотрел, она встретила взгляд и отрицательно покачала головой. Мне осталось обидеться, пожать плечами и ненадолго подчиниться.
Наши тайные маневры остались незамеченными. Отношения рынды с Аксиньей вполне определились, так что им не было смысла затевать друг с другом подобные игры. Поэтому пока мы возились под столом, они наслаждались сытной пищей с голодным азартом очень молодых людей.
В конце концов, упорство оказалось вознаграждено, и моя рука упокоилась на том месте, куда вначале опустилась, а Прасковья перестала обращать на нее внимания. Руке было удивительно приятно и уютно на теплом упругом бедре, но мне остальному от этого досталось так мало, что, форсируя предстоящее событие, я даже попытался свернуть празднество, мотивируя тем, что устал, завтра рано вставать, а Ване ночью стоять на посту. Однако троица так запротестовала, что пришлось смириться и ограничиться лишь тайной нежных прикосновений.
Ребята пили сладкое вино, болтали, смеялись, а я вспомнил замечательное стихотворение замечательного американского поэта девятнадцатого века Уолта Уитмена, прикрыл глаза и попытался восстановить его в памяти.
Запружены реки мои, и это причиняет мне боль,
Нечто есть у меня, без чего я был бы ничто,
Это хочу я прославить, хотя бы стоял меж людей одиноко,
Голосом зычным моим я воспеваю фаллос,
Я пою песню зачатий,
Я пою песню тех, кто спит в одной постели
О неодолимая страсть!
О взаимное притяжение тел!
Для каждого тела свое манящее, влекущее тело!
И для вашего тела – свое, оно доставляет вам
счастье больше всего остального!
Ради того, что ночью и днем, голодное гложет меня,
Ради мгновений зачатия, ради этих застенчивых болей
я и воспеваю их...
Стихотворение было длинное, я не все смог вспомнить, напрягался, подбирая утерянные слова, и совсем выпал из общения. Очнулся только тогда, когда за столом замолчали. На меня тревожно смотрело три пары глаз. Пришлось отогнать от себя магию большой поэзии и эпической мощи Уитмена.
– Что с тобой? – участливо спросила Прасковья. – У тебя такое странное лицо!
– Вспомнил кое-что, жаль, вам этого не понять...
– Почему? – удивленно спросил Ваня, который недавно научился разбирать буквы и уже считал себя светочем учености.
– Потому. Давайте-ка выпьем за космос!
– А что это такое? – осмелилась спросить Аксинья.
– Космос – это все, – ответил я и обвел поднятой рукой полукрут. – Космос – это звезды.
Проследив взглядами за моей рукой, все дружно подняли сосуды с напитками. Пить за звезды не отказался никто. И вообще весь вечер в нашей компании царили мир и согласие.
К десяти вечера почти стемнело. Теперь избу освещала только пара восковых свечей. Постепенно пирующих начали оставлять силы. Барышни к этому времени совсем осоловели и откровенно клевали носами. Ваня напротив, пытался показать свою боеспособность и таращил закрывающиеся глаза.
– Быстро убираем со стола, и всем спать, – решил я на правах старшего.
Все поднялись и стали собирать со стола остатки пира. Когда уборку кончили, Аксинья широко зевнула и попросилась спать.
Рында, которому предстояло стоять на посту, пошел на свою половину за оружием. Когда он вернулся, я спросил, как он себя чувствует.
– Я не просплю, обещаю, – грустно сказал Ваня, – мимо меня мышь не проскочит!
У меня такой уверенности не было.
– Ладно, иди, ложись, поспи пару часиков, – решил я.
Как мне ни хотелось остаться вдвоем с Прасковьей, рисковать чужими жизнями я не мог.
Никто не заставил себя упрашивать, и когда я выходил во двор, все уже лежали по лавкам. Ночь выдалась облачная, но теплая. Я присел на скамейку возле стены и прислонился к ее теплым бревнам. Тотчас над головой занудно зазвенели комары. Сидеть на посту запрещено караульным уставом, когда моя голова стала самостоятельно опускаться на грудь, я это вспомнил, встал и обошел вокруг избы. Сон почти прошел, но больше садиться я не рискнул. Сегодняшняя ночь представлялась мне более опасной, чем предыдущая После попытки поджога пошли вторые сутки, наша бдительность должна была притупиться, и это понимал не только я.
Просто так ходить вокруг избы скоро стало скучно. Тогда я решил встряхнуться и устроил себе хорошую разминку. Сначала было тяжело, потом тело разогрелось, я поймал кураж и с удовольствием нагружал мышцы, пока они сладко не заныли. Кончил я отжиманием. Когда устал, остался лежать лицом вниз на траве, вдыхая ее летний запах.
