Союз нерушимый... - Силоч Юрий Витальевич

Моя остановка.

В тесном тёмном коридорчике пришлось наощупь протискиваться между старыми шкафами с инвентарными номерами, древними сундуками и кучами картонных коробок, но я справился. Дверь, ведущая в квартиру убитого депутата, была оклеена красно-белой лентой, которую я без сожаления сорвал и, набрав длинный универсальный пароль, услышал щелчок.

Сезам открылся.

Тёмная кухня была неприлично просторной: её площадь равнялась всей моей старой квартире. Во тьме я различал белый силуэт холодильника, синеватые очертания мебели, какие-то картины на стенах. В окна сквозь тюль проникал багровый свет ночной Москвы. В широком коридоре произошёл конфуз: я испугался зеркала — заметив движение, отскочил обратно и лишь потом понял, что фигура, метнувшаяся за угол, принадлежала мне самому. Однако сердце уже вовсю стучало, обливаясь кровью и бросая меня в жар.

Зеркало висело у входной двери — огромное, в полный рост, в массивной резной деревянной раме. Рядом с ним, почти под потолком, хозяин расположил раскидистые лосиные рога, усеянные меховыми шапками, как фруктовое дерево плодами. На самом потолке — громадная люстра с хрустальными «каплями». Широкие двустворчатые двери вели в комнаты: я обнаружил спальню, зал и кабинет.

Стены с бордовыми обоями, мебельные гарнитуры из хорошего дерева, произведённые в Германии и Италии, занавески, хрусталь, статуэтки, фарфор, огромные часы с маятником, на полу паркет, укрытый красными коврами и сусальное золото повсюду, — полнейшее мещанство.

Подумав, я первым делом посетил ванную комнату (чистота, огромная ванна, мягчайшие и пушистейшие полотенца, даже смесители из сияющей бронзы, чёрт бы их побрал) и распотрошил аптечку, вытащив из неё всё, что могло помочь побороть простуду. После этого, отдавая себе отчёт, что рискую умереть от обилия впечатлений, прошёл на кухню и открыл холодильник, увидев содержимое которого, едва не захлебнулся слюной и желчью: первой — от голода, второй — от зависти. Половина головки шикарного ароматного сыра, пара палок сырокопчёной колбасы, красная рыба, маленькая баночка чёрной икры, — и это не считая прочей мелочёвки, фруктов (уже успевших подгнить), варенья и прочего… Хорошо быть депутатом.

Я закрыл холодильник и, отдышавшись, понял, что не смогу уйти, не прихватив что-нибудь из этого богатства.

К тому же, нос, привыкший к ароматам суррогатов, прямо-таки кричал, что где-то тут, в одном из подвесных шкафов, полных разных баночек и скляночек, есть кофе. Очень хороший кофе.

Помародёрствовав как следует, я задумался над тем, куда всё это добро сложить, и, в поисках сумки для экспроприированного, залез в массивный резной гардероб, расположенный в коридоре. Мне хватило бы какого-нибудь простецкого баула, однако внутри, помимо нескольких чемоданов и выцветшего брезентового вещмешка, нашлось нечто куда более любопытное. Я извлёк из тёмно-зелёного чехла патронташ и двуствольное охотничье ружьё. Дорогое — приклад из качественного дерева, какая-то резьба на металлических частях. Красиво. Очень красиво. Оружие было в прекрасном состоянии: начищено до блеска, ни пятнышка. Видимо, хозяин собирался в выходные съездить в лес — пострелять кабанчиков в компании таких же больших шишек, но не срослось — сам стал добычей неизвестного охотника.

В кладовке отыскался хороший и ни разу не использованный польский набор инструментов, из которого я реквизировал пилу по металлу и отправился вместе со всем награбленным в кабинет.

Звуки шагов поглощал мягчайший ковёр. Огромный деревянный стол со столешницей, накрытой оргстеклом, скрывал в себе невероятное количество всяких ящиков, ящичков и потайных ячеек, в которых лежала целая куча вещей — канцелярия, электродетали, инструменты, свёрнутый в несколько раз флаг СССР, кипы квитанций и исписанных черновиков.

Терминал на столе был включен: внутри моноблока размером с ламповый телевизор что-то поскрипывало и жужжало, но нужно было знать пароль, чёрт бы его побрал.

Я сел (верней, провалился) в удобное кресло, скрипнувшее дорогой кожей, и размял пальцы. Ввод команд с консоли делал попытку восстановления пароля похожей на взлом какого-нибудь банка в старом кино. Несколько минут — и передо мной главный вопрос, ответ на который означал успех или провал моей миссии.

«Введите в поле ниже девичью фамилию Вашей матери».

Пришлось вызвать дело убитого и покопаться в досье родственников: к счастью, информация из базы Конторы была загружена в полном объёме, поэтому вскоре я уже исследовал содержимое депутатского компьютера, одновременно отпиливая кусок ружейного ствола. Этот процесс был достаточно медитативным, и я поймал себя на том, что тихонько напеваю: «Возьмите моё зо-олото, возьмите моё зо-олото и улетайте обратно».

Директория с документами оказалась пуста: всякая ерунда типа поручений проголосовать за то или иное решение Партии, выступить с такой-то инициативой, фотографии фронтовых времён, где Золотарёв заснят возле железобетонной стены окопа, по уши измазанный в грязи. Ещё фото: рядом с артиллерийской батареей, танком, снова с танком — сидит на башне, вернее, оседлал ствол орудия и недвусмысленно обхватил его руками.

Весело.

Интерес вызвал разве что файл с проектом бюджета на следующий год с правками: наш депутат предложил увеличить траты на армию за счёт лёгкой промышленности и товаров народного потребления. В почтовой программе тоже было довольно-таки скучно. Личная переписка с родственниками, всякий спам вроде: «Увеличение продуктового пайка до двух раз! Легально и прямо сейчас! Гарантии!». Рабочая переписка тоже, разумеется, велась, но в большинстве случаев сводилась к оповещениям о заседаниях и их повестке дня. В исходящих — поручения секретарям и помощникам о подготовке тех или иных документов.

Пустота. В столе также не нашлось ничего полезного. Ерунда, полная ерунда. Мой стол в Конторе прямо-таки ломился от различного барахла, свидетельствовавшего о том, что я не баклуши бью, а тут из рабочих вещей — одна канцелярия, да и та в заводской упаковке… Ствол ружья с громким металлическим лязгом рухнул на пол, заставив меня чертыхнуться. Надеюсь, хотя бы в таком жилом комплексе звукоизоляция на высоте — и соседи не переполошатся.

Ещё какое-то время я сидел, отпиливая приклад, и думал, где бы поискать ещё улики. Мысль пришла ровно через минуту, когда деревяшка была перепилена напополам. В Айсберг я перешёл без особого труда, правда, снова пришлось восстановить пароль. В этот раз процесс шёл куда дольше, потому как информации о первом домашнем питомце депутата непосредственно в досье не было, и пришлось порыться в школьных сочинениях.

Прочитав одно из них, я чуть было не прослезился: оказывается, первым любимцем будущего нардепа была крыса Лариска, которая жила в подвале их барака и изредка заглядывала через дырку в полу. Лариска (а возможно, и Ларис) угощалась хлебными крошками и прочими объедками, которых у голодающих родителей оставалось не так много. И на первый взгляд все были довольны: крыс получал еду, ребёнок — опыт обращения с живыми существами, но, в конце концов, идиллия кончилась. Родители заметили, что чадо кормит огромного пасюка, после чего вся семья просидела в карантине две недели, опасаясь неведомых болезней, которые крыс мог подцепить в подвалах и старой канализации.

Имя «Лариска» подошло, и я, чувствуя нарастающий зуд в ладонях, увидел комплект сохранённых ссылок нардепа. Изучение истории поиска и журнала посещённых сайтов дали мне своеобразный слепок личности. Во-первых, депутат был лучшим другом пионеров. В том смысле, что обожал фильмы с ними. Во-вторых, любил стимулировать своё сознание различными веществами, применение которых было одобрено только для армии. В-третьих, являлся частью цепочки по несправедливому распределению материальных благ — одним из верхних звеньев, а в-четвёртых… Я вытер вспотевшие ладони о штаны. На них со времени покупки осталась кошачья шерсть, которую я так и не сумел отчистить.

…А в-четвёртых, Золотарёв увяз в махинациях с заводом имени Лебедева по самые уши.