Вместо ответа господин Мендес пододвинул мне несколько «простыней» — ведомостей на получение жалованья. Так — в мае я получил шестьдесят рублей жалованья, двадцать прогонных и тридцать пять квартирных. Ишь, а про такое я и не знал! Повысили, что ли? И та же картинка в июне–июле. А еще значилось, что Чернавский получил наградные на Пасху — целых триста рублей. Итого, 645 рублей.
— М-да, неплохая сумма, — заметил я, возвращая бумаги. — И подпись моя во всех документах очень похожая, только линия получилась не сплошная, а с разрывами. Если взять увеличительное стекло — будет особенно хорошо заметно. Стеклили ее.
— Стеклили? — переспросил Лентовский, а господин Мендес, посмотрев на меня с неким уважением, растолковал:
— Господин коллежский асессор правильно угадал — стеклили. Берется настоящая подпись — подлинный документ, накладывается на оконное стекло, а сверху прикладывается либо чистый лист, либо кусочек ведомости. Потом карандашиком прорисовывается подпись, а перьевой ручкой пишут сверху, по карандашу. Карандашик потом аккуратно стирается, но, если присмотреться — заметно.
Ну да, перьевой ручкой на стекле и на весу неудобно писать, это не авторучка.
— Ни разу с таким не сталкивался, — удивился Лентовский. — Видел, разумеется, скопированные подписи, если векселя подделывали, но там все ясно, даже специалист не нужен.
А я решил рассказать, откуда у меня знания. Еще решат, что я сам втихаря подписи на векселях подделывают.
— Я, когда в университете учился, такое видел. У архитекторов целые машинерии приспособлены — стекло на какой-нибудь подставке, под ним свеча или керосиновая лампа. Зачем мучиться, чертеж по новой чертить, если можно просто скопировать? Некоторые из студентов, которые нуждаются, на жизнь так себе зарабатывают и за учебу платят. У них заказы не только от сокурсников, но и от чертежников.
— Спасибо, господин Чернавский, — поблагодарил меня Казимир Шамильевич, — Я узнал все, что хотел узнать, не смею вас больше задерживать.
— Да, Иван Александрович, спасибо, — поддержал главного ревизора Председатель суда. Углядев папку с бумагами, кивнул: — Вы уж простите, не смог поговорить, после обеда буду свободен.
Когда я уже открывал дверь, услышал в спину:
— В канцелярии посмотрите график выездных заседаний.
— Слушаюсь, — обернувшись, коротко кивнул я.
Странно, ничего не записали, и от меня не потребовали никаких объяснительных записок? Тут и Маньке понятно, что казначей решил руки погреть. И что, под суд того не собираются отдавать?
— Игорь Иванович, а что за выездные заседания? — поинтересовался я, прежде чем покинуть приемную.
— Ах, забыл совсем, — хлопнул себя по лбу заведующий канцелярией.— Велено было вас заранее ознакомить, чтобы готовились. Вот, посмотрите…
Губернский секретарь протянул мне бумагу, где значилось, что в ноябре месяце с.г. Череповецкий Окружной суд проводит выездное заседание в городе Устюжна. Состав: председательствующий — товарищ. предс. Окр. Суда статск. совет. Вангергейм, непременные члены: надв. сов. Остолопов и колл. асес. Чернавский. Выездной прокурор — тов. прок. колл. асес. Лазаревский.
— Это пока проект, ближе к ноябрю начисто напишу. Могут какие-то изменения быть, — пояснил Игорь Иванович.
Я уже не удивляюсь, что следователя можно поставить в прокуроры, а заодно и в судьи. В принципе — кто под рукой оказался, того и цапнули. И там, в Устюжне, должны свои присяжные быть. Разумно — не таскать же их из Череповца?
Еще понравилось — выездной прокурор.
На самом-то деле ехать никуда не хотелось, но любопытно глянуть на Устюжну. Как-никак, историческая родина Натальи Никифоровны. Да и любопытно — каково это сидеть в выездном суде?
Малость смущало — в ноябре-то может у меня и дело какое-нибудь быть. А вдруг кого-то убьют?
Но задавать вопрос заведующему канцелярией — сотрясать воздух. Это не он решает, а Председатель.
Отнес свою папочку в кабинет, собрался подшить бумаги, но отчего-то напала лень. А не пойти ли домой? Скоро обедать пора, а если я смоюсь на час пораньше, то все решат, что ушел по делам.
Так что, сделав морду ящиком, пошел домой.
Как же пройти мимо сарайки и не посмотреть на Анькино сокровище? Приоткрыл дверь, глянул. А эта рогатая бестия поглядела на меня, мекнула, тряхнула мушкетерской бородкой и пристукнула копытцем — дескать, вали отсюда и не мешай.
Нет, стоило лучше нам кота завести. Больше пользы и расходов поменьше.
— Обед еще не готов, — сообщила Анька. — Тебе еще целый час на службе положено быть.
— А мне лениво стало, — сообщил я, снимая сапоги. Ох, а тапочки-то и не купил. Сходить, что ли? Пожалуй, так и сделаю.
— Ваня, а ты куда? В ресторацию, что ли? — заволновалась Анька. — Потерпи, совсем недолго осталось. Я щи сварила, сметанка свежая.
— Да я за тапочками схожу, — пояснил я. — Свои-то где-то в дороге потерял. Сбегаю быстренько и куплю, пока ты доделываешь.
— Мог бы вначале и прислугу спросить. Купила я тебе тапочки. Знала же, что забудешь.
И что бы я без Аньки делал?
Глава двадцать вторая
Не рубить сплеча
Как и положено после обеда — то есть, будучи сытым и довольным, отправился тянуть тяжкую служебную лямку. Но по дороге решил зайти в библиотеку. Нужно мне, понимаете ли, кое-что выяснить. Причем, это «кое-что» касается моего собственного отца и нескольких слов, сказанных ему императором. Обмолвился же Его Величество, что отец сбежал от придворной службы в киргизские степи. И что бы это значило?
Чернавский-старший наотрез отказался отвечать, значит, придется восстанавливать самому картину событий. Не то, чтобы это было для меня жизненно важным или необходимы, а так… Н-ну, простое человеческое любопытство.
Коль скоро у меня нет компьютера, то вместо поисковика пусть выступит наш библиотекарь. Озадачил я его еще в июле, когда мы с Анькой торжественно подарили нашей библиотеке книги, времени было достаточно. Теперь следовало узнать — что же он накопал?
Интересовала меня Киргизская комиссия тайного советника Гирса, в которой принимал участие мой отец. Да, получается, он оставил маменьку одну, с трехлетним сыночком (со мной, между прочем!), на целых два года? Нет, на полтора. Но все равно, срок немаленький.
Интересно, что же им тогда двигало? Отцу в ту пору было… двадцать пять лет, матушке — двадцать два. Судя по их отношениям, сохранившимися и по сию пору (а мне, к слову, очень нравятся семейные пары, сохранившие любовь на протяжении многих лет) Чернавскому-старшему требовались очень сильные побудительные мотивы.
Удалось кое-что выяснить о самом Федоре Карловиче Гирсе. Сейчас он у нас действительный тайный советник, кавалер высших орденов империи. В некотором смысле, мой коллега — в 1854 году, будучи чиновником по особым поручениям МВД, Федор Карлович был председателем судебной комиссии по расследованию убийства двух мальчиков в Саратове. В убийстве обвиняли евреев, едва ли не весь город, включая высших чинов, заразился антисемитизмом, но Гирсу удалось доказать, что евреи абсолютно не при чем. А на такое требуется не только профессионализм, но и смелость.
Комиссия Гирса, которую именуют то Степной, а то и Киргизской, занималась изучением быта казахов и киргизов. По итогам исследования было создано Положение об управлении Туркестанского края. Восток — очень загадочен и сложен, а чтобы им управлять, требуются немалые знания, дипломатия, уважение к существующим обычаям. В тоже время — необходимо помнить, что территории бывших самостоятельных государств вошли в состав империи, в которой имеются свои собственные законы. Так что, кого попало в эту комиссию не брали. И то, что туда вошел мой отец, должно бы о чем-то говорить.
Знаю прекрасно, но до сих пор не могу привыкнуть, что в Российской империи библиотекарями работают мужчины. Причем, далеко не старые и не увечные. Так и у нас, в Городской библиотеке трудятся аж двое сотрудников — старший библиотекарь и младший. И у обоих, как я знаю, гимназическое образование. А мне нужно поговорить со старшим. Кстати, он моложе своего подчиненного лет на десять.
