Магнат. Люди войны (СИ) - "Д. Н. Замполит"

Снова начались дожди, война свелась к перестрелкам патрулей, и в эту паузу Михаила догнали две новости — смещено левое правительство в Испании, а в Парагвай едет сам Грандер.

Интересно будет посмотреть на «золотого мальчика» в бою.

Глава 17

Чакский котел

С юга, где 7-я дивизия атаковала Алиуату, доносились нечастые пушечные выстрелы — снарядов на этой войне в обрез, особенно у парагвайцев.

Мы же потягивали терере — это как мате, только йербу берут грубого помола, так сказать, «рубят вместе с будкой», и заливают не кипятком, а холодной водой. Денщик свежеиспеченного генерала Эстигаррибии делал по-богатому — с добавлением корицы и сока лимона, обычно же пили без всяких изысков.

Генерал со стаканом в руке торчал у радиостанции Grander Inc. И если рация понятна мне целиком и полностью, до последней лампы и самого мелкого контакта, то переговоры — темный лес, генерал принимал доклады и отдавал команды на гуарани. Заметив мои мучения, Эстигаррибия проявил истинное гостеприимство и приставил ко мне лейтенанта-галисийца из числа штабных. Наверное, из недавних выпускников, лет двадцати, но таких тут много. А этот прямо чистенький, будто не война, только форма мятая, тут гладить некогда и нечем.

— Что сказал генерал?

— Он передал майору Родригесу, что его 17-й полк — наша главная надежда.

До воздушной тревоги я также узнал, что нашей главной надеждой, помимо БТГ «Дуррути» являются 9-й, 12-й, 15-й пехотные, а также 1-й и 7-й кавалерийские полки. Хотя ехидство здесь не к месту — генерал воодушевляет подчиненных, как умеет. А каждый из них после назначения «главной надеждой» упирается изо всех сил.

— Сеньор Грандер, в небе боливийские самолеты, генерал просит вас пройти в укрытие, — настойчиво, но вежливо лейтенант пригласил следовать за ним.

Блиндажик так себе, но все-таки лучше, чем ничего, в него набилось человек пятнадцать офицеров, пока в небе парагвайские «потезы» носились за боливийскими «оспреями». Или наоборот, из блиндажа плохо видно. Оспреев, как обычно, больше, что вызвало недовольную реплику генерала:

— Где наши чертовы самолеты?

Да, сейчас сюда бы хоть одну аэрокобру…

— И ваши тоже, Грандер!

А то он не знал! Но вместо того, чтобы сказать это вслух, я максимально дипломатично улыбнулся:

— Как только закончат взлетную полосу в Исла-Пой, генерал.

Вот нехрен было задерживать нашу баржу с бульдозером, да еще буквально разбоем забирать с нее радиостанцию. И нехрен было пускать вперед «груз особой важности»! Дальше все прямо, как в стишке про гвоздь и подкову: бульдозера нет — не взлетки, нет взлетки — нет авиаподдержки, нет авиаподдержки…

Снаружи донесся неприятный вой и скрежет, нараставший с каждой секундой. Лейтенант выскочил наружу, за ним, не удержавшись, вылез из блиндажа я, за мной — еще несколько офицеров.

Небо по диагонали перечеркнула чадная полоса, с каждым мгновением горящий самолет все ниже, удар!

Даже земля вздрогнула, а столб дыма стал гуще.

Свалка в воздухе распалась на отдельные самолеты, улетавшие в разные стороны. Постреляли и разошлись.

— Лейтенант, — скрипуче выдавил Эстигаррибия, — на место падения.

Лейтенант пронзительно свистнул, через минуту к нему подъехал джип «Атлантико», и они умчались.

— Когда будет готова полоса, сеньор Грандер? — генерал стряхнул песок с фуражки и водрузил ее на голову.

Все остальные предпочитали куда более практичные в здешнем климате панамы, но понты никто не отменял.

— Бульдозер доставили узкоколейкой еще вчера, он уже работает. День-два и мы будем готовы.

— Лучше бы день.

Кто бы спорил, лучше. Техники уже собирали самолеты, не дожидаясь достройки полосы, Сева там как ужаленный вокруг них прыгал. Дайте только взлететь — устроит боливийцам небо в овчинку!

Самолеты окончательно скрылись из вида, офицеры разбрелись по своим местам. Снова затрещало и запиликало радио. Уловить, какая часть вышла на связь, я не мог, только надеялся, что это голоса наших «говорящих с ветром», которых ради секретности придали всем радиостанциям.

— Группа «Дуррути» разворачивается для атаки, — склонился ко мне лейтенант, но я уже сам уловил название в речи радиста.

«Разворачивается» — это значит, она перестроилась в пять колонн, по числу прорубленных с немалым трудом просек. Три следующих часа я ходил, как привязанный, около радиостанции — полки шли в атаки, после появления одного нашего танка боливийцы втянули свой левый фланг, отчего вся группа Хосе вполне успешно (не считая неисправных машин) вышла в назначенную точку.

— Ваши люди перерезали дорогу, сеньор Грандер, — сиял лейтенант.

— Уточните, они окапываются или нет? Если они не работают лопатами, то руки им нахрен не нужны, я лично их пообрываю.

— Так и передать? — изумился лейтенант.

— Так и передайте. Можете добавить, что неокопанный боец — преступник.

— Зачем так строго?

— Затем, что за них сейчас возьмутся с двух сторон.

Еще полчаса — и Хосе сообщил, что они отбили первую, слабую контратаку. Боливийцы при виде заходящих во фланг танков попросту сбежали, не дав им сделать и выстрела.

Полковник Карлос Банцер пытался сбить группу Хосе и освободить дорогу на Сааведру, до вечера он трижды бросал своих солдат в бой. Но почти две сотни пулеметов, пять пусть малокалиберных, но пушек и три десятка минометов не дали ему шанса. К тому же Эстигаррибия давил с севера, и выделять силы против Хосе боливийцам с каждым часом становилось все труднее. Убедившись в бесплодности боливийских контратак, генерал приказал роте Хавьера начинать рейд по тылам и до выхода на запланированные точки держать режим радиомолчания.

А я изводил себя и хотел туда, к ребятам, но рядом все время ходил Ларри, которому Панчо делегировал свои полномочия на прострел колена. А сам он вился около штабных, хотя наверняка рвался в бой, как мы изначально планировали!

Но после того, как танков стало три из-за поломки трейлера, делить их на две группы стало бессмысленно, тем более, что задача им ставилась общая. Вот и остался Панчо при штабе и при мне, но где он там шныряет — неизвестно. А Хосе ударил одним кулаком и пока действовал вполне успешно.

Ночь прошла тихо, тут во мраке не воюют — и выучка слабая, и карты хреновые, запросто можно вломить не противнику, а своему.

Зато утром обнаружилось, что исчез Панчо, причем не один, а с разъездным «Атлантико» и двумя бойцами. Сменившиеся часовые дрыхли, а кто нет — неопределенно махали руками в разные стороны. Не знали ничего и в штабе у генерала, но там своих забот выше крыши, бой вокруг Алиуаты разгорался с новой силой.

— Новости есть? — я ввалился в палатку к радистам.

— У Хосе все в порядке, в Исла-Пой сегодня проверяют полосу…

— Запроси Хосе, там Панчо не появлялся?

Радист принялся бубнить в эфир позывные Дуррути, но дозвался только тамошнего радиста — Хосе укреплял оборону. Но радист побожился, что никакого Панчо у них нет.

— Блин, авантюрист хренов… От Хавьера есть что?

— Тишина.

Ну, хоть так. Случись там какая драка, нам бы сообщили, а то и привезли раненых, правда, медики наши только начали перебазироваться из Исла-Пой.

— Новостные станции слушал?

Радист замялся — на дежурстве это не приветствовалось, но в минуты затишья, а особенно ночью, все шарили по диапазонам, пытаясь хоть как-то себя занять.

— Не жмись, что в мире?

— В Монтевидео Панамериканская конференция, в США празднуют, — лаконично доложил радист.

— Чего вдруг? Депрессия кончилась? До Рождества-то еще далеко.

— Сухой закон отменили.

Вот и закончился тринадцатилетний геморрой под девизом «Хотели как лучше, а вышло как всегда». Конституция США обзавелась Двадцать первой поправкой, отменяющей поправку Восемнадцатую — случай уникальный, но англо-американская правовая система вообще затейлива. Лазейку конгрессмены себе оставили, оговорив право штатов ограничивать производство, продажу и употребление алкоголя, но в условиях депрессии и сокращения бюджетов не так уж много округов сохранят запрет.