Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий

— Сосруко, — негромко сказал я гостю с далекого севера, который в этом походе сам назначил себя командиром моей личной охраны. — Дай мне хорошую секиру. Я видел у кого-то из твоих сыновей. Ту, которая с шипом на обухе.

— Ты хочешь выйти на него с секирой, царь? — с сомнением произнес горец. — Я бы взял молот. Секирой его не убить. Это же не человек. Это горный дэв.

— Секиру, — приказал я. — И то копье, над которым ты недавно смеялся.

— Вах-х! — выдохнул кавказец и выдал тираду, в которой я уверенно опознал непереводимую игру слов, примерно одинаковую на всех наречиях этого мира. Почтенный глава рода сетовал на жизнь и был расстроен тем, что решил служить настолько недалекому господину. Я усугубил его страдания и снял свой доспех и шлем, оставшись в одних штанах, голым по пояс. Тут не выдержал даже Анхис, который стоял рядом. Отец вежливо, но в предельно матерной форме поинтересовался, какая муха меня укусила, и где именно эта муха живет, чтобы он обходил это проклятое место стороной.

— Мне не поможет доспех, отец, — устало посмотрел я на него. — Как ты не понимаешь? Любое попадание этого парня сломает мне кости. А если и не сломает, то уж точно собьет с ног. Мне сейчас нужна скорость. Я должен закончить с ним быстро.

— Закончить? –отец смотрел на меня так, словно хотел отправить на прием к психиатру. — Быстро? С ним?

— Да! — ответил я, взял пилум, надел щит на руку и засунул за пояс легкую секиру с хищным узким лезвием и шипом вместо обуха. Я давно ее приметил. Клевец, самый настоящий клевец! То, что нужно против бойца, закованного в бронзу. Кобанцы изготовили его уже здесь, когда столкнулись с воинами в доспехах.

Я встал напротив чудовищной бронзовой башни, не обращая внимания на вопли и свист, несущиеся с обеих сторон. Ахейцы глумились надо мной, а мое разноязыкое войско, напротив, глумилось над Аяксом. Елки-палки! А ведь мои даже не допускали мысли, что я могу проиграть! Для этих наивных детей природы я был чем-то вроде высшего существа, за которого воюют сами боги. А раз так, то вес и сила имеют не столь уж большое значение. Мне бы их уверенность.

— Бей первым, малыш, — презрительно бросил Аякс. — Что за копье у тебя чудное? Ты им погоняешь своего осла?

Это часть игры. Остроумие перед поединком ценится не меньше отваги. Судя по высоте лба, запас шуток у Аякса весьма ограниченный.

— Я ни разу в жизни не погонял осла! — ответил я. — Я ведь царь и потомок царей. Если бы я был вождем голодранцев с нищего острова, как ты, я бы точно знал, как это делать. Научишь?

Воины грохнули смехом, и даже цари заулыбались в бороды, пока Аякс ловил ртом воздух. Я едва достаю ему до подбородка, и невзирая на весьма приличную мускулатуру, смотрюсь рядом с ним словно синий советский цыпленок рядом с накачанным гормонами бройлером. Убого смотрюсь, сам понимаю.

— Бей первым ты! — крикнул я как можно небрежней. — А то все скажут, что я победил нечестно.

— Чего-о? — Аякс даже рот приоткрыл и побагровел, словно неизвестная здесь свекла. — Да ты… Да я тебя…

У него закончился словарный запас, а по рядам пробежала волна смеха. Мое остроумие оценили по достоинству и передавали от центра войска до его флангов. Отец схватился за голову, да и остальные мои командиры укоризненно нахмурились. Они не одобряли такого мальчишества. Думаете, я спятил, настолько рискуя? Да ничего подобного. Если у него останется копье, мне конец. Я просто не смогу сделать то, что хочу.

— Бросай свое копье, кабан! — крикнул я. — Или я тебя палкой поколочу! Той самой, который ты погоняешь ослов на своем островке.

Это было очень обидно, и Аякс взревел, с чудовищной силой бросив копье. Хорошо, что я снял доспехи, иначе уже превратился бы в бабочку из коллекции пионера-энтомолога. Я уклонился, и тяжелое, толстое древко с жутким шелестом пролетело мимо, пройдя вскользь по коже щита. Ну, теперь моя очередь, и я не стану стесняться.

Тяжелый пилум — это не копье. Это одноразовый дротик с железным наконечником в локоть длиной. При удачном броске он лишает врага щита, при идеальном — убивает его, несмотря на защиту. Пилум может насквозь пронзить предплечье, если попасть точно в центр. Его бросают почти в упор, метров с пятнадцати. Я подойду на восемь, я не стану рисковать.

Аякс сделает так, как делал всегда. Его щит не имеет себе равных, в нем килограммов двенадцать, а то и больше. Семь слоев воловьей кожи, обшитых снаружи бронзовыми пластинами. Хрен ты его пробьешь обычным копьем.

Я набрал воздуха в грудь и сделал то, от чего множество раз плакали мои кузнецы, забирая в перековку очередной наконечник. Я метнул пилум прямо в щит и пробил его насквозь. Судя по сдавленным ругательствам, я достал до тела самого Аякса, но доспех его защитил. Ругательства выражали скорее удивление, чем боль.

Пока он в недоумении тряс щитом, пытаясь вырвать застрявший дротик, я уже бежал в его сторону, вытащив из-за пояса секиру. Невероятная роскошь, изукрашенная цветочным орнаментом и странными зверюшками, отличалась еще кое-чем. На ней точно не сэкономили, как на мече Менелая. В бронзу этого топора положили ровно столько олова, сколько положено, и ни каплей меньше. Секира небольшая и легкая, а ее лезвие шириной три пальца. Больше не нужно, ей ведь не рубят дрова. Впрочем, мне лезвие не понадобится, ведь я перевернул топор обратной стороной, той самой, где торчал острый шип.

А пилум уже делал свое черное дело. Длинный наконечник из мягкого железа согнулся под собственным весом, дротик волочился по земле, а Аякс не мог сообразить, как же ему поступить. Прошли какие-то мгновения после броска, и этого времени ему явно не хватило для того, чтобы понять, что щит нужно отбросить в сторону. Это было совершенно невозможно, это противоречило всему, чему учили его с самого детства, и Аякс бестолково мотал туда-сюда левой рукой, пытаясь вырвать застрявшее оружие.

Я ведь не случайно бросал пилум с такого близкого расстояния. Я добрался до Аякса за два удара сердца, начав свой бег тогда, когда дротик был еще в полете. Я прыгнул на волочащееся в пыли древко и посмотрел прямо в растерянные глаза врага. Как бы он ни был могуч, но удержать щит не смог и открылся.

— Не ожидал? — выдохнул я и ударил секирой прямо в шлем царя Саламина, пробив его острым шипом.

Звериный рев раздался над полем, но Аякс, вместо того чтобы упасть, отбросил-таки в сторону щит и поднял над головой меч. Наверное, я ошибался с целью, и мозгов в его башке нет вовсе. Видимо, всю черепную коробку занимает сплошная кость. Ничем другим объяснить это было невозможно. Аякс с ревом взмахнул своим клинком раз, потом другой, рассекая воздух, словно лопасть вертолета, но он уже слабел на глазах. Черная кровь стекала по его щеке, а удары становились все медленнее и медленнее. Аякс покачивался, и лишь могучее здоровье еще держало его на ногах. Но вот он опустил меч и остановился. Глаза его затянула мутная пелена, и он уже не видел меня. Я прицелился и ударил в шлем еще раз, оставив застрявший топор в ране. Царь Саламина постоял так секунду и с металлическим грохотом упал лицом вниз. Оба войска заревели. Мои — в восторге, ахейцы — от разочарования.

— Пора выполнить наш уговор! — повернулся я к Агамемнону, который стоял молча и смотрел на тело поверженного гиганта расширенными глазами. Он до сих пор не мог осознать произошедшего.

— Я верен данной клятве, — сказал, наконец, микенский владыка. — Отдайте ему троянцев и отзовите наших из города. Война закончилась.

— Да хрен тебе! — буркнул я и пошел вглубь своего строя, который волнами расступался передо мной. Никто даже похлопать по плечу меня не смел, как водилось в таких случаях. Воины смотрели с немым восхищением.

— Элим! — позвал я своего брата. — Отойдем!

— Да, царь! — склонил голову тот, с кем я пас отцовскую скотину все свое детство.

— Скачи в Дардан, — едва слышно произнес я. — Они уйдут на рассвете. Пусть Палинур к этому времени приведет сюда биремы. Пусть утопит всех. Чтобы ни одна сволочь не добралась домой.