— Что я пойму? — продолжил допытываться подвыпивший девственник.
— Ты хотел познать тайны амура, — иносказательно намекнул я, — прекрасные девы тебя в этом просветят.
Наконец до него дошло, о чем мы здесь говорим.
— А это ничего, что их двое? — тихо спросил он.
— Нормально, наверстаешь упущенное, — заверил я. — Ты же сам хотел все попробовать, вот и давай, пробуй.
Троица, сопровождаемая удивленными взглядами, удалилась в тайные недра веселой избы, а я остался в одиночестве. Ко мне тотчас подошел метрдотель.
— Твой спутник сам так решил? — спросил он.
— Да, он у нас такой, ему одной мало.
— А тебе? Хочешь, я пришлю еще девку? Или тоже двух?
— Нет, спасибо, я сегодня не по этому делу. У меня другие планы на ночь, — с трудом перевел я на старорусский язык сложное предложение.
— Как хочешь, а может быть, ты хворый?
— Есть немного, — сознался я, — поэтому мне сегодня лучше воздержаться.
— Тогда приходи, когда выздоровеешь, сам посмотри, какие у нас тут есть красавицы.
В оценке одалисок он был совершенно прав. Девушек он или они, я еще не понял структуру этой организации, подобрали очень интересных. Мне сделалось жаль, что такая красота идет на потребу случайных людей, не оставляя красивого потомства.
Мэтр продолжал стоять возле меня, и я поинтересовался:
— Как у вас здесь с кадрами?
— Такого добра на Руси хватает, красавиц у нас много, сложно обучить их ремеслу. Приходится приглашать наставниц из франков и неметчины.
— Вот оно, тлетворное влияние Запада! — подумал я. — Действительно, все плохое идет к нам от них! Сами не можем научить собственных женщин элементарным вещам. Поэтому мы до сих пор стесняемся своих исконных русских слов, считая их матерными, и когда говорим об интимных отношениях, употребляем сплошь иноземные термины.
Хуже язвы и лишая
Мыслей западных зараза.
Пой, гармошка, заглушая
Саксофон — исчадье джаза.
— И много таких домов в Москве?
— Как наш больше нет, — самолюбиво обиделся мэтр. — Наш — самый лучший.
— Вполне согласен, действительно, обслуживание у вас замечательное. Я другое хотел узнать, есть ли еще такие же дома с девушками?
— Конечно, есть, только туда ходить не советую. Или заболеешь, или ограбят. У нас хоть и дорого, но все с гарантией.
Я не стал уточнять, что он подразумевает под понятием «дорого», и остался в одиночестве, ожидая возвращения царя. Конечно, я не предполагал, что девушки вернут мне Федора спустя четверть часа, но и сидеть несколько часов в одиночестве, когда все кругом веселятся, оказалось не сладко. Это только так говорят, что одному скучно работать, а курицу есть весело. Ничего веселого в одиноком ожидании даже за таким изобильным столом не было. Я, грешным делом, даже пожалел, что отказался от собеседницы или, правильнее будет сказать, сотрапезницы.
Пришлось, чтобы как-то занять время, пробовать напитки, слушать старинную народную музыку и наблюдать нравы москвичей и гостей столицы. Время шло, царь все не возвращался, и я начал волноваться, не случилось ли с ним что-нибудь нехорошее. Даже подозвал мэтра и попросил узнать, как там у моего приятеля идут дела.
Мэтр понимающе хмыкнул и заверил, что с гостем все в порядке, фирма гарантирует полную безопасность. Осталось поверить на слово и запастись терпением. Но его мне в конечном итоге едва хватило.
Появление царя с льнущими к нему блудницами привлекло всеобщее внимание публики. Мне даже показалось, что мой необдуманный совет царю развлечься втроем может привести к нежелательному огрублению нравов средневекового общества, Очень уж счастливой выглядела это троица. Федор светился мужской гордостью, девы — женственностью, или как еще можно назвать умиротворенных, насытившихся человеческим мясом тигриц?
Они подошли к нашему столу, слепо улыбаясь, счастливые и переполненные любовью. Мой упрек, сколько можно... заставлять себя ждать, сам собой замер на устах.
— Зря ты с нами не пошел, было так весело! — сообщила кареглазая Беатриче.
— Да, — подтвердила Лаура, — Федя так нас смешил!
Женщины есть женщины, врожденная скромность заставляет их отрицать даже очевидное.
— Еда еще осталась? — рассеяно спросил царь, невидящим взглядом осмотрев заставленный яствами стол. Он еще не успел отойти от пьянящего изобилия новых впечатлений и был счастлив. — Я голоден, как волк!
— Ты знаешь, сколько уже времени? — спросил я без всякого скрытого упрека, нам действительно давно пора было вернуться в Кремль. — Дома поешь.
— Ничего, давай еще побудем здесь. Мне никогда не было так хорошо!
Вот так всегда. Всех вечных истин нам дороже, оказывается, даже не возвышающий обман, а пара шелковых сарафанов. Наверное, нужно быть старым и великим философом, вроде Эммануила Канта, чтобы оценить таинство любви как массу беспорядочных, суетливых движений.
— Лучше придем сюда завтра, — благоразумно предложил я.
— А будет ли оно, завтра? И я еще хочу поиграть в зернь.
— В азартные игры тут не играют, здесь другие радости.
— Правда, обязательно приходите завтра, — нежным, умоляющим голоском попросила Лаура. — Завтра нам будет еще лучше!
— Могу я съесть хотя бы ножку фазана? — обиженно спросил царь.
— Ножку можешь, — покорно ответил я, — а я пока рассчитаюсь.
Метрдотель, как будто слышал наш разговор, подплыл к столу.
— Сколько мы должны? — спросил я.
Достойный джентльмен возвел очи к потолку, усилено зашевелил губами, подсчитывая все оказанные и подразумевающиеся услуги, наконец, назвал сумму:
— Хватит дюжины червонцев.
Дюжину дукатов за обед, даже с контрабандными иноземными винами и услуги двух девочек, пусть и прехорошеньких, цена была запредельная. Удивился не только я, но и царь. На двенадцать золотых можно было год содержать взвод стрельцов.
Однако за удовольствия нужно платить. Потому я без торга отсчитал монеты. На мэтра такая покладистость произвела хорошее впечатление. Он весь растянулся в улыбках, несомненно, жалея, что не запросил больше, как и я, что сильно переплатил.
— Ну, и как тебе понравились земные радости? — спросил я юного царя, когда мы покинули гостеприимный дом и торопливым шагом направились к видимой издалека кирпичной цитадели власти.
— Неплохо, — ответил он. — Как ты думаешь, если удастся одолеть Самозванца, можно будет забрать их к себе? Матушка не заругает?
— Конечно, заругает. Родителям сыновние и дочерние плотские радости никогда не нравятся.
На этом обсуждение альковных радостей и кончилось. Федор, как настоящий мужчина, оказался сдержан. Поступил, как настоящий джентльмен:
Мужчинам такие тайны рассказывать не пристало,
И я повторять не буду слова, что она шептала
В песчинках и поцелуях, мы разошлись на рассвете,
Кинжалы трефовых лилий вдогонку рубили ветер.
Так аналогичную ситуацию описал испанский поэт Гарсиа Лорка. У нас, правда, под рукой не оказалось ни лилий, ни ветра, зато была старинная Москва, деревянная, неухоженная, напряженно ожидающая разрешения политического кризиса.
