Комсомолец (СИ) - Федин Андрей

Сказал:

— Моя.

Подумал: «И как я мог позабыть об огнестреле? Интересно, склероз достался мне вместе с телом? Или это мой собственный — старческий?»

Глава 16

«Что там по нынешним законам светит за незаконное хранение оружия?» — промелькнула мысль. Я прокручивал в голове различные варианты выхода из возникшей ситуации. Остановился на том, что буду косить под дурака: твердить, что нашёл обрез и несу сдавать его в милицию — этот способ решения проблемы пришёл на ум одним из первых и показался оптимальным. Листья тополей зашуршали над моей головой, будто изображали смех. Мне и самому хотелось улыбнуться: уж очень нелепая получилась сцена, и слишком серьёзными выглядели лица остановивших меня дружинников.

— Свежая, — сказал черноволосый. — Сегодняшняя.

Он переступил с ноги на ногу.

— Ещё не прочёл? — поинтересовался рыжий.

Стрельнул в меня взглядом.

В моём горле застряли уже мысленно составленные фразы «признания» о «случайной» находке «ничейного» огнестрельного оружия и о «стремлении» отнести его в милицию — «выполнить долг советского гражданина и комсомольца».

— Кого? — спросил я.

Вытер о ткань футболки вспотевшую ладонь.

— Газету.

Рыжий дружинник показал на лежавший рядом с чемоданом еженедельник «Футбол-Хоккей» (тот приподнял края, будто паруса — грозил сорваться с места при сильном порыве ветра). Продолжал теребить усы, словно вдруг разволновался.

— А!..

Я аккуратно накрыл деревяшку приклада книгой Островского. Сдержал желание немедленно захлопнуть чемодан, щёлкнуть замками.

— Так… — сказал я. — Немного почитал. Просмотрел фотографии, заголовки. И турнирную таблицу.

Парни синхронно вздохнули — разочаровано.

Мне почудилось, что их плечи поникли.

— Жаль, — сказал рыжий. — А мы не успели купить. Задержались там… с одними. Ведь знал же, что нужно было первым делом к ларьку идти!..

— Прямо перед нами последнюю забрали! — сообщил его напарник. — Представляешь?

Черноволосый дружинник кивнул в сторону ларька «Союзпечать», где снова выстроилась очередь: минуту назад прибыл очередной автобус. Дёрнул плечом — будто от досады. Его тень, накрывавшая чемодан, пошатнулась. Порыв ветра погладил меня по волосам, прокатил рядом с еженедельником «Футбол-Хоккей» фантик от конфеты. Мужчины снова склонили головы: фотография в газете (спортсмена в полосатой футболке) притягивала их взгляды, а вполне возможно, что и мысли.

— Так… забирайте, если хотите, — сказал я.

— Что?

Дружинники посмотрели на меня с нескрываемой надеждой во взглядах.

— Газету, — сказал я. — Берите. Я всё равно не собираюсь её читать.

— Это ещё почему?

Рыжий сощурил глаза — взглянул на меня так, будто заподозрил в связях с иностранной разведкой.

— Так… СКА опять проиграли! — сказал я. — Представляете? «Спартаку»! В первом тайме ещё держались. Забить могли! А потом… Четыре — ноль!

Махнул рукой. Состроил печальную мину.

— О чём можно читать после такого?! — спросил я.

Морщины на лицах парней разгладились.

— Так ты за ростовчан болеешь? — поинтересовался рыжий.

Я печально вздохнул.

— Отец болел. Ну и я… привык уже.

— Дааа, — протянул черноволосый. — Четыре ноль — это обидно.

— Ещё бы, — поддакнул рыжий.

Смотрели дружинники не на меня — на газету.

— Но ты не переживай, — попытался приободрить рыжий. — Мой брат считает, что «Спартак» в этом году станет чемпионом. Обыграть его сейчас — непростая задача. А у СКА почти весь состав сменился — сыгранности пока нет. Тут надо подождать...

— Твои СКА молодцы, — добавил его напарник. — Едва не взяли летом Кубок!

Я снова качнул головой.

— Не взяли же…

Рыжий сумел отвести взгляд от газеты. Дёрнул рукой, точно собирался похлопать меня по плечу. Но, похоже, то ли не решился на подобный жест, то ли передумал.

— Так ты точно не будешь больше читать? — спросил он.

Говорил нерешительно, будто боялся, что я передумал.

— Точно.

— Мы… возьмём её?

— Забирайте, — сказал я.

— Спасибо!

Дружинники шагнули к газете, склонились — столкнулись плечами. Черноволосый мужчина едва устоял на ногах. Рыжий вцепился в еженедельник, прижал его к груди, рукавом аккуратно стряхнул с него «пылинки». Лица дружинников счастливо светились, будто мужчины радовались получению тринадцатой зарплаты. Напарники переглянулись, как заговорщики. Воровато огляделись. Обо мне позабыли. И о чемодане. Я, как бы невзначай, опустил крышку — спрятал от чужих взглядов свёрток с обрезом.

— Вон туда пойдём, — сказал рыжий — указал рукой на прятавшуюся в тени тополей скамью.

Черноволосый кивнул.

— Годится, — сказал он.

Дружинники сорвались с места, рванули к скамье… но вдруг замерли на полпути.

Обернулись.

Рыжий помахал мне газетой.

— Спасибо! — повторил он.

— Читайте на здоровье, — пробормотал я.

Защёлкнул на чемодане замки.

По пути к общежитию я заглянул в «Гастроном» и купил солёную кильку. Два килограмма! Это с расчётом на аппетиты соседей по комнате. Без сожаления расстался с десятикопеечной монетой. Дано поглядывал на бочки с рыбой. Но признавал траты на кильку необязательными и несвоевременными, собирался дождаться стипендии. Но тридцать рублей Рихарда Жидкова чуть выправили моё финансовое положение. Рыбой и жаренной на сале картошкой я решил отпраздновать завершение «охоты на Каннибала».

Обрез я оставил в чемодане — не придумал иного места, где сумел бы уберечь его от чужого любопытства. Но только разрядил оружие (на всякий случай) и переместил на самое дно, под ворох серого и обветшавшего от частых стирок белья. Очень надеялся, что Аверину или Могильному не придёт в голову идея рыться в моих вещах: объяснить им, откуда у меня огнестрельное оружие, и зачем я храню его в комнате, было бы сложно. В ответ «для охоты на маньяков» вряд ли бы они поверили.

Сделал себе сегодня выходной — не пошёл заниматься на турниках. Мышцы побаливали ещё с прошлых занятий. Да и не чувствовал я сил для подтягиваний и отжиманий: растратил немало энергии (в том числе и нервной) в погребе Зареченского каннибала. Сбегал в душ (мне мерещилось, что на руках, волосах и лице остались следы паутины). Без стеснения вновь сунул нос под кровать Пашки Могильного, где хранилась картошка. Днём в воскресенье общежитие выглядело безлюдным — проторчал на кухне в гордом одиночестве.

Соленая килька оказалась… даже вкуснее, чем мне представлялось! Не удержался — стрескал парочку рыбёшек, пока чистил картошку. Современные продукты питания не произвели на меня особого впечатления (разве что ужаснули невзрачностью упаковки). Я многое успел попробовать в тысяча девятьсот шестьдесят девятом (и пока не выяснил, добавляли ли в колбасу туалетную бумагу). Так и не разобрался, что тут «экологически чистое», а что не слишком «натуральное». Но я и в прошлом (в будущем) питался хорошо — не покупал «подозрительную» еду.

Картошка, сало, килька — здесь и сейчас это была для меня замечательная еда, которая успешно устраняла голод, наполняла мой вечно требующий пищу живот. О стейках и шашлыках старался не вспоминать, чтобы не портить себе настроение. Отведать подобные мясные изыски мне в ближайшее время не грозило. Но не потому что в конце шестидесятых годов в Советском Союзе сложно купить нормальное мясо (Могильный утверждал, что на рынке есть всё, что угодно). Причина — банальное отсутствие денег на мясо: пока мне было не до разносолов.

Сперва я решил, что Аверин и Могильный примчались в общежитие, учуяв запах жареной картошки. Уж очень вовремя они вломились в комнату — я сервировал стол… на одну персону. Парни разразились восторженными возгласами — тут же помчались выполнять моё требование: мыть руки. Вспомнилась фраза из пока ещё не снятого фильма «Гардемарины, вперёд!»: «Корсак. И опять к обеду». Я усмехнулся, покачал головой. В спешном порядке выложил на столешницу дополнительные приборы.