Клятва врача - Вязовский Алексей

Но не успел извозчик скомандовать «Пошла!», как к нам подбежал запыхавшийся юноша, не выпускающий из руки картонку с надписью кириллицей «Баталов».

– Господин профессор! – закричал он на русском с густым польским акцентом. – Я вас ищу, думал, пропустил! Пожалуйте, ваш экипаж ждет вас! Я от профессора Микулича!

Всё это он рассказывал, стаскивая мои чемоданы на мостовую. Рядом начал суетиться довольный Кузьма – как же, хоть и не свои деньги сэкономить получилось, а приятно. Мне, в принципе, было все равно на чем ехать, и только таксист обреченно вздыхал. Утешать его в мои планы не входило.

Пока ехали, юноша молчал, благоговейно взирая на меня. Впрочем, откровенно не пялился. Скромно, когда думал, что я не вижу. Молодой, чуть за двадцать, русоволосый, румянец во все щеки, глаза серые, нос аристократический. В сочетании с широкими плечами и ростом выше среднего должен производить убийственное впечатление на женский пол. Растительность на лице только подкачала: усики жиденькие, рыжеватые. Ему бы сбрить их, чтобы портрет не портить, но современная мужская мода диктует их непременное наличие.

– А вы из учеников доктора Микулича? – спросил я, чтобы разрядить затянувшуюся паузу.

– Да, герр профессор доверил мне вас встретить. Слава богу, я справился… Скажите, а вы будете читать лекцию? Мы все очень надеемся на встречу с таким известным врачом!

Всё ясно, еще один из племени хирургов, не признающих наций и границ. Хотел славы? Получай. Вот такие вот хлопчики будут встречаться всё чаще. И ждать от меня рассказа об операции на открытом сердце, изобретении стрептоцида и аппарата для измерения давления. А что начнется после пенициллина? Страшно подумать даже.

– Не знаю ничего о лекции, – осторожно ответил я. – Надо согласовать с профессором Микуличем. А вы хорошо говорите по-русски, – на всякий случай похвалил я провожатого, заодно уходя от темы с выступлением.

– Моя мама родом из Смоленска, – сообщил он.

Господь миловал, торжественной встречи с духовым оркестром не было. Даже на крыльцо с хлебом-солью никто не вышел. Впрочем, этот обычай тут не распространен.

Я вошел в фойе и тут же наткнулся на обход. Микулич кого-то отчитывал в процессе. Точно прозвучала фраза «Как можно этого не знать?» за секунду до того, как он меня увидел.

– Коллеги, заканчивайте без меня, – бросил он и шагнул ко мне. – Наконец-то, Евгений! Я так ждал! – Тут последовали весьма эмоциональные обнимашки. – Остановишься в флигеле, там у нас очень пристойно, никаких гостиниц! Пойдем ко мне в кабинет! Сейчас что-нибудь сообразим, перекусим, потом сходим пообедать. Это надо отпраздновать!

Первым делом я показал знаменитый снимок номер два.

– Как думаешь, что это?

– Фокус какой-то? Как такое сделали?..

Микулич выпал в осадок.

– Никакого фокуса. Это моя рука. Снимок сделан три дня назад в университете Вюрцбурга. Я заказал себе установку.

Коротко рассказал об икс-лучах.

– Три дня… Целых три дня я не знал об этом! Кто? У кого можно заказать? Срочно! Финансирование… За свои куплю, плевать! Такое! О-о-о-о-о! Господи, спасибо!

Вот это человек за работу переживает! Все бы хоть вполовину так беспокоились за то, чтобы новинки ввести. Даже не спросил, сколько стоит, готов выложить из своего кармана любую сумму.

– Всё потом расскажу. Но ты должен показать мне причину моего присутствия здесь. Я тоже, знаешь ли, в нетерпении.

– Вот, надевай халат, пойдем. Тебе понравится. – Микулич чуть не пританцовывая пошел впереди.

Палата была на этом же этаже. Я даже спросить не успел ничего, как Иоханн открыл дверь и приглашающе показал рукой: мол, заходи. Я шагнул вперед, посмотрел и оглянулся на Микулича.

– Ты… точно хочешь сделать эту операцию?

– Натуральная авантюра! – был мой вердикт, когда мы вернулись в кабинет. – Технически мы проведем операцию, но пациент, вернее пациенты, этого не выдержат.

– Я уже всё продумал! Делаем двумя бригадами, быстро, успеем. Тем более что вторую половину и сохранять не надо!

Иоханн замахнулся не больше и не меньше как на разделение пары сиамских близнецов. Если что, за всю историю хирургии успешно закончившихся подобных мероприятий сотни две наберется. И это у технически оснащенных, с лекарствами, сейчас недоступными, с аппаратами ИВЛ и прочими штучками, делающими работу хирурга если не легче, то хотя бы проще. Когда хотя бы не лигатурки на каждый мелкий сосудик накладывают, а прижигают за доли секунды. Из таких секунд складываются минуты, десятки минут, а это больше шанс для пациента. Да, обезболить сейчас можно, но дышать-то тому, кто на столе, придется самостоятельно.

Шансы на успех Микулич видел в том обстоятельстве, что второго близнеца сохранять не надо. Сросшиеся в нижней половине грудной клетки организмы не были равноценными. Второй являлся бесполезным довеском, недоразвитым физически и ментально. Личность там отсутствовала изначально и самостоятельно жить способна не была. Хотя тазовые органы работали, выделялась моча и кал через общий кишечник.

Что хорошо, не надо разделять печень. Отсечь лишнее в области легких, можно даже замахнуться на пластику ребер из донорского материала. Приживутся ли они без иннервации? Вторая бригада делает пластику живота и формирует кишечник. И сосуды! Нет им числа! Это только кажется, что всё просто: махнул секционным ножом, чтобы побыстрее, ушил рану – и готово. Да начать с выделения кожного лоскута для пластики – самого простого и лежащего на поверхности…

Задача меня увлекла. Какие там празднования – обед нам принесли в кабинет, я и не заметил, что ел. С самого начала взял на себя роль адвоката дьявола и рассказывал о грядущих неудачах того или иного этапа операции. Хорошо знать то, что другим неведомо. Но энтузиазм коллеги и это преодолел. Терять было нечего – ждать, когда балластная половина погибнет от пневмонии или полиорганной недостаточности, потянув за собой близнеца, смысла не было. Родителей у шестнадцатилетних Пётрека и Яноша не имелось: мать погибла при родах, отец сразу сдал близнецов в приют, потому что средств содержать их не было. Обучить их чему-то удавалось с трудом – даже Пётрек, который умел разговаривать, едва себя обслуживал. Была ли тому виной врожденная скудость ума или он приобрел ее, будучи запертым почти всю жизнь – сие неведомо. Да и разницы никакой для хирурга нет.

И вроде я смог убедить Микулича, что лучше всё же дождаться аппарата икс-лучей и пойти на авантюрную операцию хотя бы с минимальным объемом обследований, а то сейчас в нашем распоряжении только термометр, сфигмоманометр, часы с секундной стрелкой и барометр на стене. И то последний я присовокупил для количества. А, да, еще глаза и руки. И немного мозгов, потому что будь их больше, Иоханн бы такое не предлагал, а я бы не соглашался ни в какую.

А вечером мы всё же пошли и отпраздновали. Совсем немного, потому что я устал как собака – сначала дорога, а потом напрягать то, чем думаю. Так что поели каких-то очень вкусных колбасок, выпили по паре кружек пива, и я даже толком не дослушал, какой великолепный дом купил себе мой товарищ. Одна только проблема: каждый день за шестьдесят километров не наездишься, и наслаждаться приобретением получается большей частью на выходных.

Я лег спать с твердым желанием встать, только когда мочевой пузырь лопаться начнет. Ну или лежать надоест, всё зависит от того, что раньше наступит. Но у Господа на этой неделе очень специфическое чувство юмора, и разбудил меня какой-то гад. Он крайне вежливо скребся в дверь, и я в конце концов подумал, что это точно не кошка.

Так как мои планы порушились, то сначала я хотел послать скребуна куда подальше, но потом вспомнил, что в гостях, и почти вежливо сказал, что завтракать не буду. Просто других поводов к столь ранней побудке не придумал.

– Пан профессор, герр Микулич просит вас подойти по срочному делу, – донесся из-за двери знакомый голос.

Видать, сильно волнуется, потому что смешал в одном предложении и польское, и немецкое обращения. Как же, такой стресс, профессора будить. Для юного ассистента почти то же, что императора потревожить.