Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Вы слишком много думаете о себе, дикари, — сильные пальцы сжали руки девушки, а потом медленно разорвали верх платья.

Все это время англичанин следил за ее реакцией, и Казуэ сразу узнала тот тип людей, от которого всегда старалась держаться подальше во время вынужденной работы в юкаку. Когда Смит говорил «дикари», это был даже комплимент. Японцы и другие азиаты были для него не больше чем животными. И он наслаждался той властью, которую ему давала британская корона в этой части света.

— Вы такой сильный! Настоящий мужчина! — Казуэ мгновенно взяла себя в руки: голос стал бархатным, а руки нежными волнами заскользили по телу англичанина.

— Неужели ты умнее, чем кажешься на первый взгляд? — англичанин усмехнулся и рванул платье дальше.

— Люблю силу, она как бриллиант, но, чтобы оттенить красоту настоящего камня, рядом же нужна правильная оправа? — Казуэ сама скинула остатки одежды и сделала шаг к окну.

Пусть ее будет видно с улицы, но лучи солнца должны красиво играть на коже. Если Смит заинтересуется, то это может развязать ей руки. Пусть хотя бы немного.

— Я слышал, у вас есть девушки, которые всю жизнь учатся доставлять удовольствие мужчинам.

— Они — дуры, — Казуэ чувствовала, что сейчас ей нужна не лесть. Смиту плевать на ее мнение. Но ему точно нравилось унижение других, признание его правоты, и Казуэ играла на этих струнах. — Считают, будто мужчинам нравится, когда их слушают, когда их окружают красивые традиции, которые на самом деле только сдерживают их настоящую силу. Впрочем, есть и другие, правильные… Например, традиция служить своему мужчине была в чести еще во времена Вильгельма Завоевателя.

Покачивая бедрами, девушка дошла до стоящей на столе бутылки шампанского. Наполнила один бокал, второй.

— Я поправлю пудру? — между делом спросила она. — Слуга идеального господина должна быть идеальна.

— Поправь, — Смит еще был увлечен игрой, но…

Он уже явно терял интерес, да и, несмотря ни на что, продолжал держать ситуацию под контролем. Сам расслабленный, но, чтобы выхватить револьвер с пояса, у него уйдет меньше секунды. Казуэ продолжала играть телом, пока шла к зеркалу, пока поправляла осирои на щеках — часть просыпалась в правый бокал… Она бросила быстрый взгляд на Смита, но тот не обратил внимания.

Подойдя к англичанину, девушка протянула ему бокал — глоток. Потом она начала пить сама, и в этот момент Смит подхватил ее и бросил на кровать.

— Хватит! — он зарычал, его сердце застучало все быстрее, разнося по телу кровь и щепотку цианистого калия. Такого же белого, как и рисовая пудра на щеках девушки, но при этом дьявольски смертельного.

Мистер Смит даже не успел насладиться своей властью, когда его горло сжалось. Рука потянулась к пистолету, но Казуэ была наготове: уперлась сразу двумя ладонями в волосатую грудь и столкнула мужчину в сторону. Тот хрипел еще несколько минут, пока она одевалась, но девушка не спешила. Охранники англичанина не поймут, если она выйдет слишком быстро. А судя по тому, как они резво наставляли винтовки на ее охрану, выбираться придется своими силами.

Казуэ прижалась к стене сбоку от окна и выглянула наружу. Все было даже хуже, чем она думала: ее сопровождающие, двое казаков и двое сацумцев из младшей ветви Такамори, лежали на земле с пробитыми штыками животами. Медленная смерть — японцы из окружения мистера Смита оказались ему под стать, и что характерно, на их рукавах прекрасно было видно черные повязки с красными иероглифами.

Значит, живой ее отпускать даже не собирались. Придется пачкаться еще больше.

— Эй вы, болезные! — Казуэ оделась в броню иронии, а в памяти невольно всплыла одна из фраз Макарова.

— Что? — старший банды гэнъюся повернулся в ее сторону и скорчил кривую рожу. — Падшая женщина, продавшая свою родину нашим врагам.

— И это говорят те, кто маршировал по улицам Йокогамы под иероглифами черного моря и вещал о том, что мы должны бороться со всеми вокруг. С китайцами, корейцами, Россией, Европой, Америкой… Вы много говорили, а потом просто пошли под британский сапог!

— Мы убиваем врагов Японии! Пока Британия нас прикрывает, но потом придет и ее время.

— Или же как псы вы загоните на смерть лучших сынов Японии, а потом уже в открытую ляжете под своих хозяев. Мол, не получилось, не смогли! Как можно верить тем, кто говорит о сражениях, а сами вместо этого идут служить? Как можно доверить менять будущее тем, чьи идеи и дела живут в разных мирах⁈ — Казуэ чувствовала, что молодые гэнъюся, несмотря на промытые мозги, ее слушают, и поэтому продолжала. — Вот я! Я обещала привезти Японии хлеб, и Сацума кормит не только себя, но и вас. Я обещала разобраться с теми, кто толкал нас на эту войну, я делала и буду продолжать это делать…

Старший банды как раз собирался разразиться криком, и Казуэ именно в этот момент полностью вышла из-за двери и кинула ему в грудь голову англичанина. На лице еще живого солдата из ее охранения мелькнула улыбка, и вслед за головой полетела граната. Чтобы свои больше не мучились, чтобы те, кто их пытал, отправились вслед за ними.

— А вы! — Казуэ обвела взглядом остатки молодых гэнъюся, растерявшихся и не знающих, что делать дальше. — У меня будет для вас задание!

— Какое, княжна? — один из парней выпал из ступора, подошел поближе и преклонил колено. Вот и хорошо: некоторые уроки через кровь и смерть могут усваиваться на удивление быстро.

— Я выдам вам пластины, с помощью которых вы соберете приемники…

— Мы не умеем…

— Молчать! И слушать! Найдете военных связистов, поможете им, а они помогут вам собрать приемники по той схеме, что я дам. С ними вы каждую ночь сможете слышать голос Сацумы, голос единственно свободной Японии!

— Мы будем слушать! Мы будем готовы! — вслед за первым на колени начали опускаться и другие гэнъюся.

Глава 22

Вслед за довольно тихим февралем так же спокойно прошел и март. Температура днем поднималась почти до десяти градусов, но ночью еще стабильно уходила ниже нуля. При ветрах с севера даже в довольно теплом Инкоу приходилось выгонять в море корабли, чтобы расчистить фарватер для торговцев и сбить с берега ледяной припай. Выходило, что вроде бы и весна, а вроде бы и нет. Прекрасно понимаю, почему Рожественский не спешил вести свои корабли севернее, и в то же время… Я ждал их! Потому что если они все же дойдут, то значит, что я ошибся, и будет мир. И тогда счастливее меня не будет никого.

Уж точно не в нашей части света!

— Продолжаем вести наблюдение над больными, что были прооперированы и поставлены на новый аппарат, который вы предложили… — сейчас было время доклада доктора Слащева по медицинской части, и он, скромно потупив взгляд, хвастался успехами.

Несколько вариантов аппарата Илизарова помогали восстановиться после старых травм, и, что моим врачам нравилось даже больше, они же раздвигали границы науки, позволяя писать об этом все новые и новые статьи. Что характерно: еще год назад ситуация, когда русский врач получил бы место на страницах какого-нибудь английского или французского журнала, была скорее исключением, сейчас же — они соревновались в величине гонорара, чтобы заполучить себе хоть что-то из наших исследований.

— Генерал Галифе уже ходит без боли и начал разрабатывать ногу, — продолжал Слащев. — Он также просил вас по возможности выделить ему немного времени на личный разговор.

— Постараюсь, как можно быстрее, — соврал я. Своих дел было много, и они были важнее. — А что наши солдаты?

— Четверо ветеранов смогут вернуться на службу. Еще пятеро — не пройдут комиссию, но к ним вернулась способность ходить и спать, не скрипя зубами от боли. Они счастливы уже от этого.

— Тем не менее, даже если не пройдут в строевые части, предложите работу в тылу или на заводах. Солдаты с реальным боевым опытом нам везде пригодятся.

— Кстати… — доктор Слащев на мгновение замолчал, а потом выпалил, сверкая глазами. — А новостей из Санкт-Петербурга нет? Нас не собираются возвращать назад?