Волжане (СИ) - Архипов Андрей Михайлович

С сомнением оглядев дюжую фигуру эрзянина, Прастен, глубокомысленно заметил.

— По твоему виду и не скажешь, что умеешь задавать точные вопросы.

Нахмурившегося Маркужа рус остановил примиряющим поднятием ладоней.

— Ладно, я тебе скажу то, что знают немногие. Но если хоть что-то из этого попадет в чужие руки…

— Зная тебя, я сказал бы, что у твоих слов не одно, а два, а то и три дна. Что мне не нужно, ты и так не поведаешь!

— Хм… Так вот Сырчан не трогает нас, потому что ветлужцы обещали ему помочь взять Таврику.

— Часть ее и так под лукоморскими половцами — удивленно посмотрел на руса Маркуж, — Хан хочет потеснить их на заход солнца? Ему, что, не хватает пастбищ, и он хочет устроить кровавую резню среди своих соплеменников на пустом месте?! Не мели попусту!

— Бери больше! Говорят, они тоже в доле! И я говорил не про скудные пастбища срединных земель! Речь идет о царьградских городках, что стоят по всему побережью!

— Ого! А не брешешь?

— Я сам видел в Белой крепости строящиеся камнеметы, величиной в три твоих роста!

— А куда они после этого полон сбывать будут?

— Ну… Близкая добыча застилает степнякам глаза, тем более на Русь хану ныне хода нет! А таврические городки достойный отпор такому оружию дать не могут!

— Хм… а не повернет Сырчан его против вас, когда ромейцы узнают об этой затее и перекупят его со всеми потрохами? Они никому не прощают поползновений на свои земли…

— Свой?! Ей издревле владелицы, русы!!

— Ну, ну, не кипятись! — попытался успокоить неожиданно разгорячившегося собеседника Маркуж. — Тебя послушать, так ромейцы бессловесные овцы и не осмелятся натравить на вас стаи степных шакалов…

— Против Белой крепости? Ходят слухи, что у ветлужцев есть и более мощное оружие, чем упомянутые мной камнеметы!

— Что ты заладил, ветлужцы, ветлужцы…

— Кстати, говорят, что все это придумал тот из них, кто сбрил мне чуб, а тебя чуть не пустил голым по лесу. И возможно именно поэтому я не держу на него зла, а? — Прастен вновь потер руки и обнял собеседника за плечи, перейдя на горячий шепот. — Ты представляешь, сколько можно взять в тех городках, а?! А что будет, если он объявится вновь? Понимаешь, почему его так ищут и сулят за любые сведения о нем большой куш?

Глаза Маркужа жадно блеснули, но он недоверчиво возразил.

— Мне за него лишь нож под ребра всадят! Это тебя могут простить, а меня…

— Это еще почему? Он же тебя и пальцем не тронул и говорят, будто обещал, что когда-нибудь ты будешь сражаться под его знаменами. А об остальном… так ты приказ выполнял. За то не казнят! Ну… не всегда.

— Вот я и не верю, что мне забудут его пленение! А слухи уже гуляют!

— Меня же приняли! А я, между прочим, лично всадил в него нож!

— Ты крещеный, вот тебя простили и обласкали.

— Во-первых, среди русов я один из немногих во Христа верую, семья моя на особицу стоит, а приняли к себе нас всех. А во-вторых, встречал я в степи и эрзян — глубокомысленно посмотрел на собеседника Прастен, уже совершенно спокойный, будто и не взрывался минуту назад резкой отповедью, - Воюют и они. И доблестно!

— Людишек Овтая встречал или кого иного?

— Да какай-тебе розница, Маркуж?! Привечают всех, кто готов служить, хоть в какого бога веруй!

— И кому служить? — хмыкнул эрзянин.

— Воеводе воронежскому… а хоть бы и ветлужскому, на твой выбор! А если копать вглубь, то себе будущее отстраивать на Дону. Я вот, к примеру, собираюсь там осесть, дом обустроить, детишек завести… Рус невозмутимо выдержал насмешливый взгляд собеседника, и слегка наигранно пояснил. — Стар я уже, четвертой десяток разменял, кости скрипят в походах, Вот в Таврику или Тмуторкань схожу.

— Куда?!

— Не обращай внимания, язык, он без костей, — торопливо попытался замять свою оговорку Прастен, но незаметная улыбка все-таки тронула его губы, говоря о том, что все части тела ему полностью подчиняются. Схожу хоть куда-нибудь и уйду на покой. Буду своих, да чужих детишек в школе воспитывать. Землицы под такое богоугодное дело выделяют без меры, а уж какая она… черная и жирная на две сажени вглубь, не чета моей бывшей! А дичины вокруг! Выходи на крыльцо и бей хоть кабана под дубом, хоть утку в камышах! Хочешь стреляй оленя, а желаешь, так вяжи диких лошадей в открытом поле или пущах. А уж домашнюю живность мне дешевле там купить чем у своих бывших смердов забирать и вести за Дивные горы!

— Сказки рассказываешь!

— А что ты хочешь? За каждого приведенного в сотню мне малая монета в мошну капает, вот я и стараюсь, — откровенно усмехнулся рус. — Однако поверь, что почти все, мною сказанное, истина. Я даже послал пару человек в свои бывшие владения, - зову с собой желающих. Кто-то же должен мою землю обрабатывать!

— Если ее дают всем, то зачем им идти к тебе?

— Я для них защита при набеге. Даже если ополчение воронежское главные силы степняков побьет, всегда кто-нибудь из них ускользнет, да попытается разорить хотя, бы приграничные веси. Оттого селиться людишки предпочитают кучно и обычно рядом с теми, кто может оборонить их семьи. А еще я могу помочь с переездом и обустройством, да и мелкой монеты за их будущие труды мне не жалко.

— Так мошна распухла от достатка?

— Не жалуюсь! Коли желаешь, то могу и тебя взять со всеми твоими ратниками и их семьями. Рядом на землю осажу, как и других воев из своей сотни. — Прастен незаметно покосился на собеседника и лениво бросил. — Сколь среди людей инязора твоих, кровным родством или личной присягой с ним не повязанных? Сам ты, как помню, из пришлых…

— Да, из-под Карачарова, что под Муромом? Эрзянской крови во мне, если по чести, половина, а то и меньше, есть и муромская. А дед мой и вовсе со степи пришел, жену себе просто напросто выкупив в голодное время.

Знатный был вой, но преставился, когда бабка только-только понесла…

— Кхм…

— Так вот, — Маркуж задумчиво склонил голову, не заметив недовольства собеседника излишними подробностями, — когда булгарцы пришли разорять Муром, отец с семьей сбежал на правый берег Оки. Там он и осел у жениной родни, поскольку имущества почти полностью лишился.

— Пограбили? — смирился с долгим рассказом Прастен.

— Сгорело большей частью. А на чужбине при всех своих связях мы были никем, потому начали там с самых низов, перебиваясь землей да малой торговлей. Я же был мальчишкой, мне такая судьба претила, а потому добровольно изъявил желание службу воинскую эрзянскому князю отбыть от селения нашего. Отец не обиделся, замолвил за меня словечко и в новиках меня долго не мурыжили. А как выслужился, да повинность закрыл перед, инязором, так сразу подался на вольные хлеба! К вятшим дружинникам эрзянским наниматься стал и даже земляков за собой подтянул, как с Карачарова, так и с новой отчизны…

— И?..

— Ныне моих тут две трети, — опомнился Маркуж. — Остальные инязору родичи и за ним пойдут до конца.

— Две трети? Лихо! — удивленно присвистнул рус.

— Более чем… Все из за того, что на Выксунку я не согласился идти, хотя и грозил инязор мне карами, а потому сохранил своих людей. Вольная птица, что с меня взять?

— В варяги подался с дружиной своей? Ярл Маркуж! Звучит! — хохотнул Прастен.

— Ярл? — недоуменно переспросил эрзянин. — Я не из урман, чтобы так величаться!

— А среди моих предков по материнской линии были ладожане [38]… — Рус не стал вдаваться в подробности и перешел на серьезный тон. — Теперь я понимаю, почему инязор так с тобой носится, чуть ли пылинки с кольчуги твоей сдувает! Ты его за жабры держишь! Однако погоди, придет Анбал, все изменится.

— А если соглашусь пойти с тобой?

Тогда собирай своих, освобождай Веремуда и наших с ним людей…

— Бойня может случиться!

— А ты постарайся избежать… Но ты согласен под меня пойти?

— Под тебя или…

— Под меня, воронежцев, а в итоге и под ветлужцев! — раздражение скрипнул зубами Прастен, недовольный непонятливостью собеседника. — Надеюсь, ты догадываешься, что за нынешними бедами инязора стоят именно они?