Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный Аноним "Безбашенный"

— Если догадываешься — так и подержи при себе, ладно?

— Гы-гы-гы-гы-гы! — эти двое тоже догадались.

— Мать вашу за ногу!

— Ну, извини! — хохотнул Володя, — Сам понимаешь, распорядок.

— На хрену я видал этого Распорядка!

— А мы думали, ты видал на хрену кое-кого другого, гы-гы! — схохмил Серёга.

— Пасть порву! Моргалы выколю! В угол поставлю! — раздражение уже прошло, но надо ж прекращать этот балаган.

— Доцент, ну зачем ты такой злой? Как собака, гы-гы-гы-гы-гы!

— Ничего, скоро Кордуба! — подбодрил наш мент за завтраком.

— Кордуба! — восторженно взревели «сипаи» за соседними кострами.

А от костра возле палатки стрельнула глазами Велия — задумчивая такая, серьёзная, а глаза усталые — явно не выспалась, гы-гы! Я весело подмигнул ей, и она смущённо опустила глазки. То-то же!

На марше Володя загорланил:

— Который день, который день шагаем твёрдо,

Нам не дают ни жрать, ни пить, ни спать!

Но если ты поставлен в строй когорты…

— Отставить! — рявкнул я ему, узнав песню.

— Яволь, герр фельдфебель! — дурашливо гаркнул тот, — А что так?

— Припев политически несвоевременен, — пояснил я ему менторским тоном армейского замполита, — Сипаи поймут некоторые словечки, а к Риму тут отношение — ну, скажем, своеобразное…

— Понял! На хрен, на хрен!

Собственно говоря, «когорты Рима, императорского Рима» не так уж и страшны. Слово «когорта» в устоявшийся обиход ещё не вошло — далеко ещё до военной реформы Мария, а Рим только на русском языке звучит так, а в Средиземноморье — Роме, Роман или Ромен, но вот «легион», который непобедим — это уже таки не есть хорошо. Он на всех языках примерно так и звучит. Но это в современных армиях могут быть и свои легионы типа французского Иностранного, а в античном мире легионы есть только у Рима. И хотя мы с гордым племенем квиритов, вроде бы, не воюем и даже, вроде бы, на одной стороне, но уж очень значимо это «вроде бы». В нашем мире у нас тоже, вроде бы, мир-дружба с Германией, но распевать вслух тот же самый «Шварцбраун» где-нибудь в глухой белорусской глубинке и до сей поры, спустя добрых полвека, дружески не рекомендуется. Не поймут-с. Но Володю я оборвал вовремя, и припев про непобедимый легион не прозвучал, так что никаких неудобных вопросов мы, хвала богам, не схлопотали. Жаль, конечно, песня очень даже неплоха в качестве бодрящего марша, но — на хрен, на хрен! Недолго думая, мы загорланили «садистские» частушки на мотив «Белая армия, чёрный барон»:

Потом последовала «В лесу родилась ёлочка» на мотив «Вставай, страна огромная», затем «Однажды, в студёную зимнюю пору» на мотив «Союза нерушимого» — до конца не удалось допеть ничего. Васькин, понимавший уже по-русски достаточно и кое-что из нашего официоза в своё время слыхавший, но к нашим циничным приколам непривычный, начинал ржать первым, а там уж не могли удержаться и мы. А нашим весельем заражались и не понимавшие ни слова иберийские камрады, и это взбадривало всю колонну, ускоряя движение. Да и дорога пошла на спуск в долину, что тоже подталкивало делать шаги пошире. А вдали уже, хоть и едва-едва, но виднелись стены Кордубы.

— Кор-ду-ба! Кор-ду-ба! Кор-ду-ба! — заскандировали иберы, да и мы вместе с ними — что тут удивительного? Колонна ещё больше ускорила шаг…

— Ты тоже спешишь в Кордубу, Максим? — ехидно поинтересовалась Велия, подъехав поближе.

— Как и все! — весело ответил я ей, — Пока наши почтенные начальники будут решать свои важные дела, мы найдём в городе достаточно маленьких солдатских радостей!

— Почему ты так уверен в этом?

— В городе есть своя городская стража, и нам не придётся стоять в карауле. Значит, всё время в городе — наше. Неужто мы не найдём, чем занять его?

— Продажными женщинами? Чем они так привлекают тебя?

— Тем, что они всегда на всё согласны! Чем же ещё?

— А разве непродажные не лучше?

— Может и лучше. Но они стоят настолько дорого, что не по кошельку простому солдату.

— Гы-гы-гы-гы-гы! — загоготали наши, да и кое-кто из иберов.

— Я говорю не о рабынях, а о свободных! — уточнила эта акселератка, когда тоже отсмеялась.

— Свободные, что ли, дешевле? Вытрясут из тебя жалованье за десять дней и спустят его на тряпки и побрякушки за один поход на рынок! А потом тебя же ещё и будут попрекать скудным заработком!

И снова Велия невольно расхохоталась вместе с окружающими.

— И ты считаешь, что все таковы?

— Другие мне пока не попадались.

— Да нету их, других! — вставил Серёга.

— Точно! Хорошо, что наши остались на руднике! — добавил Володя.

— Голос народа — голос богов! — наставительно прокомментировал я, снова заставив девчонку рассмеяться.

— Но разве плохо, когда у тебя своя женщина, которая всегда с тобой?

— У которой то голова болит, то месячные, то ты мало заработал, то она просто не в настроении?

— Гы-гы-гы-гы-гы! — снова заржал народ.

— Разве у продажных женщин не бывает таких дней?

— В такие дни они мне ещё ни разу не продавались, гы-гы!

И опять смеялись и наши, и Велия. При этом её мул как-то шаг за шагом оказался ещё ближе, её нога закинулась на ногу, а рука оправила юбку так, что её налитые бёдра оказались туго обтянутыми…

— Похабный солдафон, хи-хи! Рассказал бы лучше что-нибудь весёлое, как тогда, за ужином!

— Давай! Давай! — поддержали её иберийские камрады.

— Ладно, слушайте! — заготовка у меня уже имелась — хоть и не для неё предназначалась, но я ведь и не тянул её за язык напрашиваться, — Мужчина с женщиной спят в постели. Стук в дверь. Женщина спросонья: «Скорее вылазь в окно, это муж!» Тот, тоже спросонья, мигом вылазит, выпадает голый во двор, набивает шишку на лбу, пачкается в земле, оцарапывается об колючие кусты, встаёт и спохватывается: «Какой муж? А я тогда кто?!»

— Гы-гы-гы-гы-гы! — от восторга иберы аж ладонями по ляжкам себя заколотили. Деваха же, прикрыв рот обеими руками, беззвучно хихикала в ладошки:

— Ну ты и похабник, хи-хи!

— Давай ещё! — ревели камрады.

И снова меня спас командир, хотя на сей раз и не по своей воле — слева раздались вопли, и из леса выбежали вооружённые люди.

— К бою! — рявкнул Тордул, — Лучники — стрелять самостоятельно! — ещё в том давешнем походе он нанял на обратном пути трёх горцев-охотников по числу захваченных нами хороших луков, так что были у нас теперь и лучники, — Аркобаллистарии — заряжаться и стрелять самостоятельно! Пращники — приготовиться! Копейщики — сомкнуть щиты! Ты, ты, ты и ты — охранять тыл! Рабов, мулов и почтенных — в середину! Да не меня, олухи! Остальных!

Перехмыкнувшись меж собой по поводу объединения мулов с рабами и «почтенными» в единую равноценную категорию, мы скинули арбалеты с плеч и взвели их.

— Берегись! — предупредил один из камрадов — в нас уже летели камни и дротики. Один просвистел рядом, а мне вдруг что-то упёрлось в спину, и это что-то было гораздо мягче щитов наших копейщиков…

— Ты?! Какого, млять, хрена! — я довольно грубо — не до куртуазных манер — сдёрнул Велию с мула, отчего та, ойкнув, оказалась упёртой в меня своими округлостями, — Ты где должна быть, шмакодявка! Живо на хрен в середину, мать твою за ногу! — я придал ей ускорение резким шлепком по заду, — Кто-нибудь, спровадьте на хрен и этого ишака! — тут я спохватился, что ору по-русски, но кто-то из пращников уже волок за повод упрямую длинноухую скотину.

Об мой шлем звякнул по касательной камень, но тут выступили вперёд уже организовавшиеся копейщики, а лучники принялись усердно отрабатывать жалованье.