Сожженные мосты - Вязовский Алексей

Настроения была восторженные. Половина новоявленных депутатов даже не ожидала, что пройдет в Думу – многие срочно собирали деньги на билет в столицу с соседей и общин. И в этом, разумеется, я увидел недоработку партии, пнул под столом Стольникова.

– Разберемся, – мрачно цыкнул зубом капитан. – Поди уже и воровать из кассы начали. Велю устроить проверку.

– Устрой… – покивал я, повысил голос, привлекая внимание аудитории: – Содержание, получаемое депутатами – четыре с лишним тысячи рублей в год. Билеты и прочие расходы – обязательно вернем!

В зале собраний фракции раздался удивленный гул. Четыре тысячи для многих были огромными, непредставимыми деньгами. В столице, если не шиковать, жить в общинных домах, ходить пешком, пятьдесят рублей в месяц – вполне недурно, сто – очень прилично, а уж триста…

После знакомства с фракцией собрались узким кругом. Вернадский, Булгаков, Муромцев, Шаховский. От «капитала» был Барушин, от толстовцев – Горбунов-Посадов и бывший иоаннит Филимон Гостев. Позвали также пару важных, но не входящих в ЦК депутатов – Перцова и Шацких. Так сказать, СМИ и работа с молодежью. Почти теневое правительство. Добавь разных силовиков и заезжай в Зимний.

– Я тут побродил по кулуарам, – первым начал Стольников. – Октябристы воду мутят. Есть там у них такой Балашов, бывший поручик. Помещик-воротила – триста тридцать тысяч десятин в Киевской и Подольской губерниях. А еще…

– Никодим Николаевич, – мягко осадил капитана Булгаков, – ближе к делу!

– Да… так вот, этот Балашов якшается с Пуришкевичем и Шульгиным от правых. Хотят коалицию подписать и двинуть своего председателя на голосование. Кадетов тоже зовут.

Оба-на… знакомые все лица. «Мой убийца» Пуришкевич. А Шульгин войдет в историю не только своими знаменитыми мемуарами, но и тем, что примет отречение из рук Николая.

– На правящую коалицию у них голосов не хватит. Впрочем… Раз так, то предлагаю наказать октябристов, – решил я. – Пустим их побоку, подпишемся только с кадетами – нам этого достаточно для большинства. Тако ж считаю важным хорошие отношения с левыми и националами. Нос не воротим, работаем плотно.

Народ покивал, тут же посыпались предложения по кандидатуре председателя.

– Нет, нет, – помотал я головой. – От нас вообще никого. Нужно кинуть кость кадетам. Что? Милюкова? Нет, интриган нам в председателях не нужен. Предлагаю Головина. Во Второй Думе он показал себя хорошо, председателем был толковым, и, как говорится в народе – «На переправе коней не меняют». Кадеты будут довольны, что еще надо? Да, вот что надо. Оба товарища председателя – будут наши.

– Владимир Иванович, – я повернулся к Вернадскому, – вы готовы?

Дождавшись кивка, посмотрел на Булгакова.

– Сергей Николаевич, очень прошу. Не откажите. Мы должны выступить сплоченно.

Философ повздыхал, но тоже согласился. Правда, после собрания, потянул меня на приватный разговор.

– Меня очень беспокоит наша… хм… ваша! Размолвка с православной церковью.

– Вы про Феофана?

– И про Антония тоже. Эти иереи весьма популярны у паствы, имеют вес при дворе. Вы же… Григорий Ефимович, взялись уже проповеди составлять. Не будучи даже духовной особой.

– А чем вы?

– «Не мир я принес, но меч…»

– Ах… об этом…

– Именно! – Булгаков пожевал губами, посмотрел на меня внимательно. – Я знаю, что все это вызвало сильное раздражение в церкви. Опять же иоанниты…

– С ними-то что не так? Их сектантство вычищено, на причастие ходят.

– Они не подчиняются церковной иерархии.

– Денег не дают?

– Пожертвований!

Да… И что тут скажешь? Может, правду?

– Сергей Николаевич, а вас, положа руку на сердце, устраивают дела в нашем православии? Не торопитесь отвечать, подумайте. Вся эта спайка с государством, утрата авторитета в обществе…

– Либеральных кругах! – сказал, как отрезал, Булгаков.

– Очень сомневаюсь. Я нынче в Сызрани был. Слышал, что простой народ о попах говорит. Пьяницы, развратники, мздоимцы… Ни одну требу бесплатно не делают – денег хотят.

– Священникам тоже надо на что-то жить…

– Вы сами сказали, пожертвования. А не обязательная плата.

– Грешников среди клира и правда много. Но сатана там действует больше, где свято!

– Сатана – это удобное слово для тех, у кого тьма в душе.

Мы еще долго говорили с Булгаковым. Философ тонко чувствовал боль народа, но, когда разговор возвращался к церкви – у него как будто шоры на глаза падали. Да, тяжело с ним будет…

Глава 20

Кадеты были счастливы. Милюков лучился довольством, князь Павел Долгоруков лично прокатал пресс-папье по чернилам наших подписей под коалиционным договором. Я настоял, чтобы соглашение заверил приглашенный нотариус – и это не вызвало возражений. Еще бы… Свой спикер! Возможность назначить весь аппарат – секретариат с делопроизводителями, создание Сеньорен-конвента – своеобразного совета Думы. Да и основные концепции, положенные на бумагу – конституционная монархия, политический плюрализм и прочее, – лилось бальзамом на сердце главным кадетам. Плюс зубовный скрежет октябристов, которые сначала от обиды даже обещали заблокировать работу парламента, тоже радовал Милюкова и К^о. Ведь Балашов им обещал максимум одного товарища председателя. И все. А тут…

В зале заседаний мы уверенно оккупировали весь центр, спели «Боже, царя храни» и после приветственной речи Головина бодро так забрали себе основные комиссии Думы – по бюджету, армии, образованию, общественному здоровью и земельному вопросу. Я настоял на том, чтобы был создан комитеты по разведке, промышленной политике, а также иностранных дел. Как оказалось, никто во Второй Думе о подобном и не помыслил.

Головин, Булгаков и Вернадский начали готовиться в Царское Село – представляться Николаю, а я пошел осматривать выделенные мне помещения.

Что ж… Неплохо. Большой светлый кабинет с мебелью из мореного дуба. Из окна – вид на пруд Таврического сада. Просторная приемная с телефонными и телеграфными аппаратами. Кто-то из соратников уже повесил на стенку карту России. Капитан притащил бело-желто-черный штандарт на подставке. Все, как просил. Не хватало карты мира и книжных шкафов, ну да это наживное.

А вот и первый посетитель. В приемную вошла стройная дама в вуалетке, с зонтом.

– Добрый день, кто-нибудь тут есть?

Я откашлялся, девушка испуганно обернулась.

– Отче?

– Аня?!

Девушка откинула вуалетку, и я узнал Танееву. Любимицу Аликс. Да и всего двора.

– Да, отче, я. Вот пришла. С вещами.

Анна посторонилась, и я увидел в коридоре несколько чемоданов. Их, видимо, занес извозчик.

– Как это понимать?

– Отец был у Аликс. Там же присутствовал Александр Вырубов…

Девушка достала платок, промокнула прекрасные глаза, в которых появились слезы.

– Тебя посватали?

– Да! Без моего согласия. Не люб мне Александр!

– И ты ушла из дому?

– От двора меня теперь тоже отставят, – невпопад ответила Танеева, которой, похоже, теперь уже никогда не стать Вырубовой – такого афронта Александр не простит. Да и офицерское собрание не разрешит жениться на «беженке».

– Ты обещал помочь мне! Но «Христовой невестой» я тоже становиться не готова…

– Раз обещал – позабочусь, – я тяжело вздохнул, занес чемоданы в приемной. – Но у меня строго. Бездельников не терплю!

– Я… я на все готова, – Танеева потупила глазки, села за секретарский стол. – Знаю немецкий и французский, могу вести твою, отче, корреспонденцию.

Секретарша, после ухода Лохтиной и отъезда Елены мне и правда была позарез нужна. Но потянет ли Анечка?

– Владеешь ли пишущей машинкой?

– Нет.

– А стенографировать можешь? Да, по глазам вижу, что нет.

– Что же мне делать? – Танеева заплакала.

– Ладно, не разводи сырость тут. И так в Питере живем. Беру тебя секретаршей, жить будешь при мне, в Юсуповском дворце, – прозвучало это двусмысленно, но Анна не заметила. – Будешь ходить по вечером на курсы машинистки. Пока располагайся, обустраивайся. Да, сходи в секретариат Думы – он уже начал работать, выбей нам самовар. Умеешь разжигать? Тоже нет? Ладно, научу.