Проект: Граф Брюс 2 (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

— Он страдал?

Вопрос прозвучал глухо и будто бы даже без эмоций.

— Да. Пока жил в этом теле. Ждал смерти и желал её, как избавления от мук.

— И как ушёл?

— Легко. По поводу следующего вашего вопроса — не знаю куда. Несмотря на умение перемещать души из другого мира, я понятия не имею, как устроено Великое Древо. И никто не знает.

Впервые за время нашей беседы дед поднял на меня глаза, в которых появилась заинтересованность.

— Великое Древо? — переспросил он.

— Так мой народ называет… космос, наверное. Каждый лист — мир, Древо — вселенная. Хотя это больше метафизическое понятие, нежели научное.

— Символично. А люди, стало быть, тля?

Я усмехнулся.

— Если угодно. В любом случае мы уверены, что наша вселенная — огромная и очень мудро устроенная экосистема. Саморазвивающаяся и саморегулирующаяся. В которой ничто и никогда не исчезает без следа, и всё подчинено какому-то смыслу. Который мы просто не в состоянии постичь на данном уровне развития.

— Похоже на религию.

— Я бы сказал — на философию. Древу всё равно, верим мы в него или нет, поклоняемся или игнорируем. Оно существует, и мы тоже. Но я лично считаю, да и почти все Кочевники в моём городе тоже, что оно — разумно. Не в том смысле, как мы, по-другому. Иначе просто не объяснить некоторых вещей.

— Например?

Странный это был разговор. Ночь, берег реки, ущербный месяц. Дед и внук, но чужие люди. Два спящих в багажниках пленника. И обсуждение каких-то не касающихся текущей ситуации вещей.

Но так казалось только на первый взгляд. Если чуточку копнуть, то одному пожилому человеку просто хотелось увериться в том, что его настоящий внук не исчез бесследно. Обычное, в общем-то, желание.

Так что я рассказал ему о том, как сам понимал всю эту философию. О том, как противится мир насильственному захвату тел иномирянами. Не явно, а привлекая других людей для этого. Меня вот, к слову. А за этим — и всё остальное. Про Ленов, другие города и свой умирающий мир. И о том, что только Джассан проводит экспансию, все остальные же просто хотят выжить. И готовы играть по правилам, который новый дом для них установит.

Говорил, говорил, говорил… до тех пор, пока лиса не крикнула от лимузина:

— Пора, Ром-ром! Время!

Я сбился, виновато глянул на старшего Брюса, мол, совсем счёт времени потерял, а у нас ещё столько дел. И с удивлением уставился на протянутую им руку.

— Мир? — в глазах этого пожилого, хотя всё ещё и крепкого, мужчины, подозрительно блестела влага. Влажность, наверное, у реки высокая. Не мог же в самом деле «железный Брюс» пустить слезу!

— А у нас была война? — хмыкнул я, пожимая его ладонь.

— В некотором роде, — скупо улыбнулся он. — Ну, ты понимаешь…

Наверное, понимаю. Поэтому кивнул и тоже улыбнулся.

Серым утром, когда поднимающееся солнце уже успело разогнать ночную темноту, но само ещё не показалось из-за горизонта, две машины остановились у здания центрального аппарата Тайной Канцелярии Российской империи. Внедорожник и лимузин. Из автомобилей вышли люди, двое взвалили на плечи связанных и спящих пленников, и спокойно понесли их к центральному подъезду. Дежурный на входе даже бровью не повёл на эту процессию. Только честь отдал пожилому седому мужчине.

Они прошли по коридору, где их встретил ещё один человек. Кивком поприветствовав ранних гостей, и предложил следовать за ним. Но повёл не в кабинет, а куда-то вниз. Сперва к лестнице, которая скрывалась за толстой металлической дверью, два пролёта по ней. Он остановился у ещё одной двери, за которой скрывался большой грузовой лифт, пригласил всех в него. И только когда кабина закрылась, а сама металлическая коробка стала медленно опускаться, заговорил.

— Ну вы и устроили!

Ответом ему стали усмешки: у одних весёлые, у других виноватые. И только девушка в школьной форме, совершенно неуместно выглядящая, как в этом месте, так и в этой компании, фыркнула.

— Да мы-то здесь ни причём, Барух! Это всё Рома.

Пожилой особист посмотрел на второго по молодости здесь человека, и кивнул. Да, мол, согласен, всё из-за него.

Мне осталось только выдавить из себя ещё одну виноватую улыбку.

Признаюсь — было очень страшно. Я испытывал чувство полной беспомощности, что после наполненной событиями ночи терзало особенно сильно. Понимал, что из этого подземелья, куда мы сейчас так неспешно спускаемся, могу и не выйти вовсе. Как решат люди, облечённые властью и возможности, против которых все мои умения и навыки ничего не значат? Придут к выводу, что безопаснее будет замести всё под ковёр? Или дать делу развитие?

Ринко была убеждена, что наиболее вероятный второй вариант. Я же, глядя на лица сотрудников одного из самых могущественных ведомств в стране, уже не особенно в это верил.

Спуск длился минуты три. Ощущение от скорости не было никакого, вообще движения не замечалось, так что с равной вероятностью мы могли спуститься как на десять метров, так и на сто. Последнее — вряд ли. На кой чёрт рыть в такую глубину?

— Выходим, — сообщил Барух Моисеевич, когда лифт остановился и открыл двери. Прошёл немного прямо по коридору, остановился и пальцем подозвал меня. — Роман, большая просьба. Молчи, пока к тебе не обратятся. В помещении, куда мы сейчас идём, соберутся очень влиятельные люди. Не нужно давать им повод принимать решения не в твою пользу. Хорошо?

Я молча кивнул. Без проблем! Пока не вяжут и не бросают в одиночную камеру на минус сотом этаже, я буду молчать столько, сколько нужно!

— Вот и славно.

Сперва я думал, что мы спускались в тюрьму. Логично же — под землёй! Но пока шли по коридору убедился, что узилищем тут и не пахнет. Коридоры светлые, на стенах красивая лепнина и барельефы. Люстры даже какие-то не унитарные, а с претензией на роскошь. Под ногами — ковры с мягким ворсом. Вот кто, скажите, будет застилать полы в месте, предназначенном для содержания особо опасных заключённых, коврами?

По всему выходило, что мы сейчас шагали по секретной правительственной базе. Почему вот только она именно под зданием Тайной Канцелярии? Не логичнее ли расположить её под императорским дворцом?

— Несколько ключевых зданий в столице связаны между собой подземными линиями метро, — шепнула мне на ухо Ринко поравнявшись. — И все сходятся сюда, к объекту Омега.

— Агент Кикути! — строго шикнул на неё Барух Моисеевич.

— Что? — не испугалась та. — Всё равно поймёт, когда увидит.

— Что увижу? — спросил я.

— Помолчите, — как-то очень веско попросил, именно попросил, Алексей Яковлевич.

И мы замолчали. Когда так просят, лучше прислушаться.

Бросил взгляд на своих леновцев. Теллара старалась смотреть в пол, а на лице ее застыло такое выражение, которое можно было бы прочесть примерно так: «Какого лешего я здесь делаю? Мне же конец!»

Догуляй, в противовес спутнице, шагал бодро, упруго, не забывая с любопытством посматривать по сторонам. Висящий у него на плече Ремнев нисколько этому не мешал.

— Пленников сюда.

Леви остановился перед одной из дверей, открыл её, набрав на замке код и приложив палец. За дверным проёмом оказалась обычная на вид камера, разве что не каменная, а полностью обшитая тускло блестящим металлом.

Подчиняясь приказам Баруха Моисеевича, леновцы сгрузили задержанных джассанцев прямо на пол, после чего особист закрыл дверь и повёл нас дальше. Следующая остановка произошла буквально через десять метров, у такой же двери. Правда, за ней была не камера, а небольшой, но довольно уютный кабинет. С диванчиком, парой кресел, холодильником и даже кофемашиной.

— Вы подождите здесь, — сказал он Догуляю и Телларе.

Те сперва посмотрели на меня, получили согласие — типа, я мог тут возражать — после чего кивнули и вошли внутрь.

— Меня в такую же запрут? — с лёгким нервным смешком спросил я, когда Леви запер моих соратников и повёл нас дальше.

— Хотелось бы… — с не очень понятной тоской ответил особист.