Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей

— Зря вы, конечно, — с сожалением произнес Збышек. — Возможно, у вас есть веские причины отзываться так о княжне, но всё-таки выносить ваши личные суждения на публику…

— Кто княжна? Васька? — ошарашенно спросил Дэн.

— Что-то вспомнили о ней? Вам что-то известно? — быстро спросил Бржезинский, и Мирский увидел, с каким неподдельным интересом вспыхнули его глаза.

— Нет! — отрезал он, гася в зародыше горячее желание хоть как-то досадить Стрешневой и поделиться с кем-то своими признаниями. Что он сейчас мог рассказать? Про свои домогательства в ресторане, произошедшие в далеком будущем? Про её дешманские джинсы с майкой и нарочито солдафонские, грубые манеры? Нда… Его первая, эмоциональная реакция на княжну из Дальних Чигирей — еще одна грубая ошибка. Надо быть осторожнее. Встретиться бы с Василисой и узнать, как ей удалось всего за сутки так себя легендировать. Талант! А заодно понять, кто он сам и что ему делать? Как долго крутить башкой в ответ на предложение представиться? Ведь это закончится неизвестно чем.

Отягощённый этими мыслями, Мирский прилег на постель и спрятал голову под подушку. Поляк хмыкнул, но не стал докучать и приставать. Послышались его неторопливые шаги. Хлопнула дверь. Дэн остался в палате один и решил, что ему лучше всего было бы не демонстрировать восстановленный слух и готовность общаться.

Лечащий доктор был точен как часы. Он удовлетворенно кивнул, проверив слуховые возможности пациента, глянул на термометр, посчитал пульс, сверяясь с секундной стрелкой на серебряных часах-луковице, посмотрел глаза и, наконец, приступил к беседе, которую Мирский ждал с напряжением подозреваемого в святотатстве.

— Итак, вы не помните как вас зовут?

— Не помню.

— И как вы оказались на транспорте №55 — тоже пояснить не можете?

Дэн помотал головой.

— А что вы помните из того, что было до момента, как вас обнаружила спасательная команда?

— Обрывки. Смазанная картинка… В общем — ничего…

— Хорошо, — задумчиво произнес врач, — будем считать, что так оно и есть… Я просто обязан вас предупредить, что такие или похожие на эти вопросы вам будут задавать господа контрразведчики, поэтому не только врать, но и фантазировать, пытаясь завоевать их доверие или снисхождение, не стоит. Вы понимаете, о чем я?

— Пока не очень, — растерянно пробормотал Дэн, а у самого волосы на голове встали дыбом.

— В рамках профилактических манипуляций по стимулированию памяти, я вам покажу список спасенных с транспорта. Постарайтесь узнать среди них свою фамилию. Это сильно упростит ваше положение и работу жандармов. Только помните, что любой ваш ответ сразу повлечёт возникновение новых вопросов… В любом случае, желаю удачи.

Вскоре перед ним лежал журнал учета и выписка из судового журнала, куда были аккуратно вписаны тридцать семь фамилий. Погибших и пропавших без вести не было. Списки совпадали. Дэн пробежал взглядом по столбцам в поисках своей фамилии. Не нашел. Начал обстоятельно изучать записи и понял, что особого выбора у него нет: среди спасенных пассажиров фигурировал всего один мичман и только один числился среди пассажиров этого несчастливого рейса. Либо его посчитали неучтенным персонажем, каковым он, собственно, и являлся, или приняли за другого — за того, с кем он дрался в каюте… И как ответить?

Через час в палате появились доктор с гальванёром, оба — не в духе и чем-то встревожены.

— Зря вы, Пётр Иванович, накричали на ротмистра. Он не обязан знать, что такое реостат и из чего сделан аккумулятор, — выговаривал раненому доктор, — и да, это его работа — подозревать всех подряд до выяснения обстоятельств. Вы же были последним, кто находился в помещении, до того как…

— Что случилось? — осторожно поинтересовался Бржезинский.

— Жандармы считают, что это был не несчастный случай, а диверсия, — сквозь зубы процедил Петр Иванович.

— Да что вы говорите! — удивился Збышек, но сделал это излишне театрально.

— Да, к сожалению, — подтвердил доктор, — на пожарище нашли следы артиллерийского пороха.

— Как он туда попал, ума не приложу, — досадливо пожал плечами гальванёр.

— Разберутся, — успокоил его доктор и повернулся к Дэну. — Ну-с, молодой человек, вспомнили что-нибудь?

— Нет, — решительно покачал головой Мирский, — но, судя по тому, что среди пассажиров присутствовал всего один мичман, скорее всего, это я и есть.

— Что ж, — доктор устало потер лоб, — поздравляю с возвращением вашей фамилии, господин Граф. Кстати, не подскажете, что могут означать инициалы Д. В.?

— Предполагаю, что Даниил…

— А почему не Дмитрий или Денис?

— Даниил мне больше нравится.

— Ну, хорошо, так тому и быть…

— Оригинальная у вас фамилия, мичман, — глянув из-за плеча в журнал, усмехнулся Бржезинский.

— Да, — согласился доктор, — редкая. Если выслужите себе графский титул, будете единственным в своём роде — граф Граф. Звучит!

«Господи! — подумал Мирский, — это какая-то буффонада. Как меня только угораздило! Фамилия — Граф [13]! Что может быть более подходящим объектом для шуток⁈»

В полной неизвестности больничное время тянулось медленно. Петр Иванович лежал, уткнувшись в стену, иногда нервно ходил по палате. Збышек спасался от летней жары на берегу залива. Мирского в этот день больше никто не трогал. Он прокручивал в голове последний диалог с врачом и думал, что ответит жандармам на самый простой вопрос о своём происхождении… Сказать было нечего.

Наконец, он забылся тяжелым, мрачным сном, а проснулся от суеты, царившей в отделении. В палате он был один. Из коридора доносился топот сапог и дробный перестук женских каблучков, слышались отрывистые команды, хлопали двери.

— Что случилось? — спросил Мирский у забежавшей в палату сестрички, видя ее ошалевшие, стеклянные глаза.

— Петра Ивановича убили… — всхлипнула она, закрыла лицо руками и бессильно сползла по косяку на пол. — Ой, что теперь будет…

— Как убили? Где? Когда?

— Прямо тут, на берегу…- сестричка опять всхлипнула и сжала кулачки, стараясь не зареветь, — он всю ночь промаялся, а ещё затемно ушел гулять… На посту сказал — хочет соловьев послушать… И вот…

Мирский опустил голову на подушку, стараясь переварить услышанное. Человек, вызвавший его на дуэль, оказался мёртв. Стало быть, с этой стороны опасность миновала. Но сам по себе труп и публичная ссора — это совсем нехорошо. Дэн представил, чем это могло ему грозить в прошлой жизни, и задумался. Аршинные заголовки «Враг кинозвезды найден мертвым», «Кому выгодна смерть неприятеля известного киноактера?», толпы журналистов и блогеров, промывающих его косточки. Как хорошо, что в начале ХХ века еще не изобрели интернет… Как хорошо, что он даже не выходил из палаты!..

Долго пребывать в состоянии тревожной прокрастинации Мирскому не дали. Вместо плачущей сестры милосердия в дверном проёме нарисовался худощавый, подтянутый мужчина средних лет. Хорошо очерченные скулы придавали его лицу выразительность и решительность. На удивление аккуратная для столь раннего часа прическа с прямым пробором темных, подстриженных, красиво уложенных и набриолиненных волос, выдавали в этом человеке перфекциониста.

Пронзительно-серые, слегка прищуренные глаза под темными, густыми бровями с изломом, стреляли внимательным взглядом сосредоточенно и спокойно, останавливаясь на каких-то отдельных деталях и скользя далее до следующей цели. Прямой нос с тонкой линией переносицы и плотно сжатые губы намекали на властность натуры.

Облик дополняло изящное пенсне в тонкой золотой оправе на чёрном шёлковом шнурке, свисавшее на тёмно-синий сюртук из добротной шерсти, не подходящей для такой жаркой погоды.

— Господин Граф, если вас правильно представили? — поинтересовался внезапный гость у изрядно напрягшегося Мирского, — разрешите представиться: военно-морской следователь капитан Вологодский. Вы позволите задать вам несколько вопросов, касающихся ночного происшествия?