Сапер (СИ) - Вязовский Алексей

— Ешь уже, борец за справедливость товарищ Масюк, — проворчал он, когда Аркаша, схватив свое сало, откусил чуть не половину порции. — Сам на стол, кроме трепотни, ни хрена не добавил. Хоть бы цыбули головку за день нашел.

Заснули не то что голодные, но и не очень сытые. Ничего, утром назад, там что-то и перехватим. Хотя в прифронтовом Киеве с едой… вот только пайки и спасают.

Ночью, после быстрого переругивания с постовым, к нам бесцеремонно вломился, подсвечивая себе дорогу «летучей мышью», посыльный.

— Соловьев кто? — спросил неизвестный, невидимый за светом фонаря.

— Тут я, — спустив ноги на земляной пол, я протер глаза.

— Собирайтесь, в штаб вызывают. Я провожу.

Ну, голому одеться… Через пять минут меня уже подводил к штабной избе молоденький лопоухий парнишка. Рассмотрел я его на улице. Небось, писарчук какой, или посыльный, не спрашивал.

Оказалось, спали только мы, а командующий уже трудился как пчела. Группа, которую посылали на предварительную разведку, прихватила двоих пленных. Одного допрашивала Эмилия сама (вот тебе и просто военная переводчица!), а второго — местная контрразведка в лице лейтенанта Мамеева. А я, значит, переводить должен был.

Я плюхнул в лицо холодной воды из ведра, стоявшего в сенях, вытерся висевшим тут же, на свежезабитом гвоздике, грязноватым рушником, и пошел за лопоухим бойцом.

Пленный был так себе, ефрейтор. Лет тридцати, напуганный до мокрых штанов — кто-то из разведчиков срезал ему бровь. И потом заботливо перевязал.

Попахивало от него неслабо, и первое, что сделал Мамеев — открыл окно. За что я к нему почувствовал искреннюю благодарность, а то глаза щипать с порога начало.

Особист немецкого не знал совсем. Ну, разве что «хенде хох» крикнуть. Или «Гитлер капут». В этом он мне сам со смехом, признался. Хрен его знает, может, он тоже военный переводчик и это такая проверка? Ладно, додуматься так можно до чего угодно, а потом в дурку попасть. Тут от фашиста говном воняет, надо побыстрее заканчивать.

Оперативно проведя совет, двумя голосами «за» приняли решение штаны с исподним с пленного снять и выбросить на улицу, чтобы воняло поменьше, а хозяин потом подберет для дальнейшей постирушки. Так что допрос немец провел, отсвечивая бледными бедрами и прикрывая рукой свои причиндалы. Запах, впрочем, от этого меньше не стал, как мне показалось.

Ефрейтор Маркус Шмидт, из Саксонии. Служит в ремонтной роте. Тридцать лет, призван тогда-то, командир роты такой-то, про пушки знает только то, что они стоят где-то там, за холмом, сам не видел, про охрану ничего сказать не может. Ни хрена полезного, короче. Лейтенант вызвал конвойного, Маркуса увели. Протокол контрразведчик быстро составил, что там писать? Да и обстановочка не располагает к неспешности. Чем их там хоть кормят, что такая вонь прет? Мясными консервами? Я расписался и пошел искать ту хату, где нас ночевать оставили.

Наверное, никакая это не проверка была, или Мамеев артист, каких мало. Слишком уж натуральное у него было выражение лица, когда ефрейтор по-немецки говорил, точно ни хрена не понимал. И тут я даже остановился от пришедшей мне в голову мысли. А ведь так можно что-то свое добавлять в показания пленных! Если немного, не стратегическая информация, а так, слушок какой, то и проверять не будет никто. Пленного — на восток, протокол — в папочку. А потом ищи-свищи. А добавлять мне есть что! Вот только много ли «языков» доведется допрашивать? То-то и оно.

Поспать мне не пришлось. На часах — скоро пять, солнце вот-вот взойдет. Охрименко уже начал разогревать двигатель «эмки», возле которой стояла Эмилия Карловна. Аркадий бдил у крыльца штабной избы. Ну, и я неподалеку от него присел на бревнышко. Если есть возможность отдохнуть, то почему не воспользоваться?

— Вот ты, Петя, скажи, как так получилось, что ты, извините, простой сапер, придумал такую классную штуку с этими минометами, а мне, который на таких делах уже не одну собаку съел, даже в голову не пришло?

Телохранитель подошел ко мне, присел рядом.

— Так кто ж знает, Аркаша, почему тебе в голову такое не приходит? Может, там своего полно, а чужое уже не лезет? — решил я отшутиться. Кто ж тебе скажет, что я просто вспомнил, как тогда, в первой жизни, из окружения выходили и через немцев нам помог прорваться случайно найденный в разбитом грузовике миномет с кой-каким боеприпасом? Конечно, Саня Королев был гениальным спецом, только мины успевай подавать, причесал немцев за пять минут, пока стрелять было чем, так, что ничего живого не наблюдалось. Мы тогда в этот коридор и ломанулись всей толпой в три десятка рыл. Все добежали, только Сашку немецкая пуля уже возле наших окопов достала, не повезло ему. Не повезло, что не убило — перебило позвоночник. Иди, доживай инвалидом лежачим.

Командующий вышел на крыльцо, постоял секунду и пошел к машине. Никаких зевочков навстречу солнышку или сладких потягиваний. Железный мужик, что сказать.

Расселись, как и вчера: Масюк рядом с Гришей Охрименко, Эмилия сзади между нами. Передние бдили, а задние, по примеру комфронта, подремывали. Сегодня уже никаких бесед никто не вел. Так и доехали до управления фронтом, аккурат на Героев Стратосферы, дом шесть. И на часах было шесть. С хвостиком в виде сорока минут.

Высадив нас, Охрименко увез куда-то таинственную Эмилию Карловну. Впрочем, про нее я быстро забыл: сразу же сели с Аркадием сортировать многочисленные бумаги, скопившиеся за вчерашний день и не попавшие еще на стол Кирпоноса. Масюк, впрочем, и про нас не забыл: заварил чайку, выудил из недр стола те же «подушечки», которыми уже угощал, и мы совмещали приятное с полезным.

Хрущев приехал в десятом часу. Промчался через приемную, на нас внимания уже не обращая, забежал в кабинет к генералу и, не закрывая дверь, закричал:

— Что, Михал Петрович, доруководился? Получай! — я подался вперед, заглядывая в кабинет. Хрущев достал из кожаной папки, которую до этого держал под мышкой, лист бумаги, помахал им и добавил: — Правительственная. Слушай! «Киев т. Хрущеву. Получены достоверные сведения, что вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного совета, настроены панически и намерены произвести отвод войск на левый берег Днепра. Предупреждаю вас, что, если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы УРов на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара как трусов и дезертиров. Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин». — подпись под телеграммой он произнес почти шепотом. — Ты хоть понимаешь, что это значит?

Я кивнул Аркаше и мы потихоньку, стараясь не привлекать внимания, собрались слинять из приемной. Быть свидетелями чтения таких документов — ну его в болото. Лучше уж пусть они там между собой решают, кто трус и дезертир, а кто прилагал все усилия, чтобы такого не случилось. Официальную версию того, что нам положено знать, скоро узнаем.

Мы стояли у приоткрытой двери, изо всех сил делая вид, что изучаем особенности стенового покрытия, а сами, естественно, грели уши. Какое-то время начальники что-то говорили невнятно, а потом послышался голос генерала, удивительно спокойный после такого разгона с самого верха:

— А это значит, что мы продолжим защищать УРы, — сказал Кирпонос. — Вот, кстати, Никита Сергеевич, ознакомьтесь с донесением командира шестьдесят четвертого корпуса Кулешова.

Мы с Аркашей застыли в дверях приемной. И хочется послушать и колется от опасений быть застуканными.

—…докладываю… в два часа ночи…обстрел прекратился… Ничего не понимаю…

Хрущев громко высморкался.

— Это означает, что вчера в отсутствие возможности вести контрбатарейную борьбу с Шкодами, наши доблестные бойцы совершили дерзкую вылазку против целого усиленного батальона немецкой охраны гаубиц и обстреляли их из минометов. Судя по массированным взрывам на позиции фашистов, а также учитывая тот факт, что Шкоды перестали стрелять…