Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Спасибо, — поблагодарил солдата Славский, а потом еще раз прошелся вокруг «бранобеля».

Отдельно поправил ту самую плиту, что чуть не сбили на его прошлой машине, и вот ведь ирония судьбы — и тут она висела неплотно. Кому-то по возвращении надо будет руки оторвать, но… Сейчас оно и неплохо: только все начали себя накручивать, как сразу и дело нашлось. Пока японцы подтягивали силы к Нандялу, а наши в ответ подкидывали подкрепления к Чандапу, они как раз успели подкрутить все крепежи. Слишком быстро управились? Славский приказал снарядить взрывателями все гранаты из неприкосновенного запаса — раз уж так вышло, они возьмут с собой двойную норму.

А потом пришел приказ. Враг немного расслабился, враг начал группировать силы вокруг Чандапу, а значит — самое время.

— С богом, братцы! — заорал Славский, прыгая на место стрелка.

Изначально ему нравилось водить грузовики: держать курс, чувствовать, как земля бьет по рукам через колеса и руль, пытаясь сбить с дороги — и все равно разгоняться и побеждать. Вот только очень быстро выяснилось, что гораздо важнее не управлять машиной, а направлять ее, и именно это делал стрелок в пути. Следил за окрестностями из-за своего боевого щитка, а если водитель под обстрелом опускал свой, оставляя только узкую щель, через которую почти ничего не видно, тогда и вовсе — только штурман-стрелок и мог показать, где свернуть, где разогнаться, а где, наоборот, притормозить.

Вот и сейчас, несмотря на артподготовку, японцы встретили их довольно плотным огнем. И Кузяков почти сразу сбил подставку, удерживавшую передний броневой лист в виде козырька. Дальше его вел Славский, вторая машина просто ехала за ними, и поручик справился за всех. Сначала уследил за дорогой, а потом и вовсе сумел заметить следы земляных работ и увел «бранобели» в сторону, обходя минные постановки.

— Вперед-вперед! — из первой машины выскочили унтеры, Васильковский и Мозговой, и тут же увели свои пятерки в стороны.

На ходу в ближайшие окопы полетели сразу несколько гранат Лишина, а потом солдаты укрылись в развалинах крайних разрушенных от обстрелов фанз. Пятерки из второй машины проконтролировали, что после гранат никто не выжил, и под прикрытием окопов тоже двинулись вперед, все больше и больше расширяя пятачок под прибытие новых штурмовых отрядов. На этот раз уже никто ничего не ждал и действовал сразу.

Едва Славский подал сигнал, что они закрепились, как в их сторону выдвинулось не меньше взвода на конях. Уже привычный по прошлым сражениям рывок конной пехоты. Славский следил, как его боевые товарищи приближаются, а где-то в стороне продолжали греметь взрывы. Штурмовые пятерки не жалели гранат, закидывая по паре в каждый дом и каждый окоп на пути. Все, как учил генерал Макаров — технику мы еще сделаем, а вот воскрешать еще не научились, так что к черту экономию!

Несмотря на грохот выстрелов и взрывы, поручик все равно различил еле слышный скрип несмазанных петель. Мозги сработали мгновенно, выдавая ответ. Кто-то спрятался в подвале, пережил взрыв и теперь… Либо просто убежит, либо у него есть оружие, и теперь он попытается ударить по подходящему конно-пехотному. Учитывая подлости войны, Славский не сомневался, что враг именно ударит. Он указал Кузякову, чтобы проехал чуть дальше — теперь морда «бранобеля» перекрывала сектора обстрела сразу из нескольких фанз.

— Видишь кого? — спросил Славский.

— Нет, — покачал головой Кузяков. — Может, гранату бросим?

— Куда? — поручик так и не смог понять, откуда именно донесся звук, а рядом было не меньше десятка фанз, из которых было бы так удобно открыть огонь.

— Может, во все и бросим? — предложил Кузяков, и Славский чуть не зарычал от обиды.

Все-таки он слишком много думает! Непозволительно много, когда нужно просто действовать. То, что хорошо еще в ближайшем тылу, когда нужно шевелить мозгами и реагировать на изменения обстановки, здесь, на передовой, где балом правят инстинкты, просто мешает. Возможно, и в этом все же прав Макаров: каждый хорош на своем месте.

— На ходу! — рявкнул Славский, и «бранобель» медленно пополз вперед.

Сам же поручик, накинув на плечо подсумок с гранатами, начал закидывать их в дома по пути, одну за другой. Выдернуть чеку, замахнуться, бросить. Если не попал, повторить!.. И только Славский почти поверил, что они накрыли затаившихся японцев, когда из следующей фанзы показалось черное дуло. Эти психи не сами спрятались и даже не пулемет сохранили в подвале, а целую пушку. Небольшую, конечно, горную, но, когда она смотрит на тебя прямой наводкой, от этого ничуть не легче.

Выстрел пришелся прямо на морду «бранобеля»… Последняя мысль, мелькнувшая в голове Славского: только бы не фугас, а шрапнель еще и пережить можно. Повезло — шрапнель снесла сразу несколько листов брони, а потом сгорающий мелинит словно корова языком слизал морду грузовика. Опять повезло — ударная волна успела отбросить поручика в сторону, и он даже почти не пострадал.

Только в ушах звенело, и тело двигалось, будто в кисель попал. Тем не менее, Славский, словно на тренировке, поднял так и не выпущенную из рук последнюю гранату и закинул ее в фанзу с пушкой. Метров на тридцать бросил — обычно так далеко он попадал один раз из десяти, а тут даже не сомневался, что все получится как надо. Даже не глядя в сторону взрыва и продолжая покачиваться, Славский дошел до останков грузовика и вырвал покосившуюся дверь кабины.

— Кузяков! — он кричал, но не слышал своего голоса.

— Здесь, ваше благородие, — ефрейтор лежал зажатый между сиденьем и броневым листом. Левая рука обожжена, но больше никаких видимых ран.

— Цел? Пальцами на руках и ногах шевелить можешь?

— Могу.

Славский выдохнул, а потом принялся аккуратно вытаскивать водителя на открытое место. Влетевшие в Чандапудцзы части 1-го конно-пехотного пронеслись мимо: немного обидно, но у них своя задача. С небольшим опозданием после боевых подошли и нестроевые части. Носильщики осмотрели Кузякова, обработали ожоги какой-то мазью и споро погрузили на линейку. На первый взгляд ничего серьезного, но после взрыва вблизи часто бывают осложнения, а во 2-м Сибирском своих берегут.

— Господин поручик, — идущий вместе с новенькими носильщиками фельдшер Короленко внимательно оглядел Славского, — вам бы тоже на осмотр заглянуть. Только своим ходом уже, не обессудьте.

— Не нужно, — поручик мужественно покачал головой.

— Нет, так нет, — Короленко даже не подумал спорить. — Только я ваше имя все равно княжне передам. А придете или не придете, сами с ней разбирайтесь.

— Приду, — Славский сразу сдался: с суровой повелительней госпиталя для легкораненых он спорить не собирался.

Тем более, и она делает свою работу. Как эти носильщики, фельдшеры, штурмовики… Может, пора и ему повзрослеть? Не чтобы бежать от боя, а чтобы не занимать чужое место, чтобы быть там, где он, Славский, может принести больше всего пользы.

Мы захватили Чандапу и Чандапуцзы уже к 12 часам. Не сказать, что японцы не готовились к нашей атаке, но они просто не успели среагировать, и в итоге… Не хватило солдат, не хватило пушек, а когда они все подтянули, наши позиции уже вклинились в их линию обороны, и теперь уже им надо было либо отступать без боя, либо пытаться выковырять из укреплений наши готовые к обороне части.

— Ваше превосходительство, — Лосьев подошел с регулярной сводкой. — 1-я армия Куроки сосредоточила на направлении уже около дивизии. Тем не менее, мы отбили все атаки с наскока, общие потери врага оценивают в полтысячи убитых.

— Немного, — оторвался от своих расчетов Брюммер, который сейчас сводил данные от всех отрядов в единую огневую карту.

— Учти еще раненых, которых больше раза так в три.

— Все равно хотелось бы цифры посолиднее.

— Японцы пока стараются действовать осторожно, обойтись малой кровью, но, кажется, уже после обеда можно будет ждать попытки большого штурма.

— Продолжаем удерживать позиции. Павел Анастасович, когда новая линия железной дороги сможет прикрыть нам хотя бы правый фланг?