— Держи, — протянула она мне сверток, затем оглядела мой рюкзак. — Газетку дать, чтоб не протекло?
Я положил на прилавок рубль шестьдесят две копейки и принял сверток. Он был холодным, влажным и твердым, как камень. Бумага тут же покрылась мокрыми пятнами, но держала форму — продавщица завернула «конверт» на совесть.
На обратном пути я заглянул в молочный отдел и взял треугольник молока за тридцать копеек — чтобы восполнить водный баланс после тренировки. Выйдя из гастронома, я сразу же приступил к его вскрытию. На верхнем шве был тот самый предательски маленький белый язычок, который в теории нужно было аккуратно потянуть вверх. Но, как обычно, в девяти случаях из десяти он просто отрывался. Сегодня я не стал испытывать судьбу — просто откусил угол пакета зубами.
Поставив треугольник на подоконник уличной витрины, я положил рядом свою покупку — ледяную тушку, напоминающую холодное сердце Снежной Королевы. Достав из рюкзака бутыль с витаминами, я принял одну драже и запил молоком. А убрав витамины обратно, столкнулся с дилеммой: можно положить курицу за спину, но тогда она будет леденеть позвоночник, а можно нести в руках — но тогда ладони замерзнут, да и молоко пить будет неудобно.
Выбрав второй вариант, я допил молоко стоя перед гастрономом, глядя на свой «трофей». Пустой пакет отправился в рюкзак, а я, взяв курицу, двинулся в сторону общаги, периодически перекатывая сверток из руки в руку, чтобы не отморозить пальцы.
«Что-то у меня явно есть от Саши Медведева», — размышлял я, чувствуя, как холод проникает через бумагу. «Костюм купил, часы купил, а теперь экономлю на еде». Спишем это на юношеские гормоны, когда хочется всего и сразу.
Парадокс ситуации заключался в том, что я работал на птицефабрике, но не мог оттуда брать курятину — все было строго подотчетно. Как, впрочем, и в цехе, где я наматывал трансформаторы. На обоих предприятиях на выходе был личный досмотр, а с ворами в СССР разговор был короткий.
«Увольнение по статье "за хищение социалистической собственности», — мысленно перечислял я возможные последствия. «Исключение из комсомола. Штраф в тройном размере — около 4 рублей 50 копеек за эту курицу. И позорное собрание перед всем коллективом». До уголовного дела по 89-й статье «хищение госимущества» вряд ли бы дошло, но если бы поймали с парой тушек — могли и нарисовать, хрен сотрешь.
«А за трансформатор могли бы и вовсе расстрелять или, для острастки, вздернуть на медной проволоке прямо в цехе», — поймал я себя на этой шутливой мысли. «Значит, витамины и молоко дошли до мозга». Саше повезло — у многих людей непереносимость лактозы, а это тело переваривало молоко прекрасно. Оно, наверное, в хорошем смысле офигело от нового хозяина — не пьющего, не курящего, да еще и спортом занимающегося.
«Сюрприз-сюрприз, тело. Я еще и закаляться начну — посмотрим, как ты запоешь!» — мысленно пообещал я себе. Решил, что с завтрашнего дня буду обливаться холодной водой после пробежки. Для бокса нужно было прикупить гантели — раскидываться с ними во время бега, раз уж Дима отказался со мной тренироваться «по пацанским понятиям». Да и к местным боксерам идти не хотелось — раз уж они решили, что помогать ментам — это для «активистов» и «краснопузых». Еще и придумали мне кликуху, хотя я в их мире вообще не существовал.
«Ну е-маё, опять зациклился на этих уличных разборках», — с досадой подумал я.
Даже перекидывание ледяного свертка из руки в руку не помогало отвлечься. «Надо быстрее приготовить эту ледышку, поесть и поспать перед тренировкой». А вечером, скорее всего, ждала смена на фабрике. Потом понедельник — пробежка, занятия в техникуме, тренировка, цех с трансформаторами… И так до следующих выходных.
Войдя в общагу, я поднялся на свой этаж. Открыв дверь комнаты, увидел неслыханное — Генка еще спал, причем без Жени, той самой светленькой девочки, подруги Ани, которую за глаза называли «Лампочкой».
«Ну, поехали», — подумал я.
«Несправедливо как-то — кто-то и еду добыл, и потренировался, а кто-то дрыхнет». И в лучших традициях Дона Корлеоне и его «конской головы», я засунул сверток с курицей под одеяло к спящему Гене.
Встав посреди комнаты, я торжественно положил правую руку на грудь словно американский футболист и запел:
— Союз нерушимый республик свободных
— Сплотила навеки Великая Русь.
— Да здравствует созданный волей народов
— Единый, могучий Советский Союз!
— Славься, Отечество наше свободное,
— Дружбы народов надежный оплот!
— Партия Ленина — сила народная
— Нас к торжеству коммунизма ведет!
— Ты че, блин, офанарел⁈ — взвыл Гена, вскочив на кровати. Его голый торс нащупал морозную свежесть курятины. — А-а-а, сука, что это⁈
— У меня к тебе важный вопрос есть! — выкрикнул я, в то время как пакет с мороженой курицей с грохотом упал на деревянный пол.
— Ты что, выпил с утра⁈ — не понял Гена, потирая глаза.
— Почему у Жени кличка «Лампочка»?
— Сука! Ну нельзя же так пугать — гимном! И что это за дрянь на полу⁈
— Варианты ответа: А — «Золото партии», Б — замороженная курица на обед, — предложил я, больше ничего не придумав.
— Выбираю «золото партии»! — фыркнул Гена. — А Женька — «Лампочка», потому что у нее отец Илья. «Лампочка Ильича», понял? Ты что, только вчера с Курска приехал?
— Ты знал, что меня за глаза «Медведем» кличут? — продолжил я пытать гену вопросами.
— Ну, знал.
— А че молчал?
— А ты в поезде на миелофон отреагировал так, что я с твоими новыми талантами решил лишний раз не провоцировать. — Гена зевнул и потянулся. — И, судя по курице в постели и утреннему гимну, твоя болезнь после удара в Тамбове прогрессирует.
— У нас в комнате радио нет, и на кухне тоже, — сказал я. — Может, под гимн веселее просыпаться на тренировку будет?
— Саш, ты его на кухне сам втихаря сломал! — возмутился Гена. — И говорил как раз обратное — мол, нафиг этот гимн каждое утро слушать!
— Дела… — многозначительно протянул я.
— Забыл, да? А я никому тебя не сдал, а ты мне курицу под бок и гимн орать! — обиделся Генка, все еще не до конца проснувшись.
— Ген, ее надо как-то разморозить, — серьезно сказал я.
— Берешь на кухне раковину, затыкаешь тряпкой, заливаешь горячую воду, — снова обрел чувство юмора Гена. — Туда кладешь курицу и тихонько напеваешь ей на ухо свой гимн.
— Личный гимн Саши Медведева? — уточнил я.
— Сань, делай что угодно, только дай поспать еще полчасика.
— Добро победит зло, — кивнул я на прощание.
Подобрав сверток и закинув рюкзак под кровать, я направился на кухню. Технология была проста: сначала «купание» ледяного свертка, потом кипячение воды, добавление соли, разделка тушки и собственно готовка.
Сняв часы, я взял тряпочку с раковины, прополоскал ее и, заткнув слив, наполнил раковину кипятком, спасибо, что пока не отключили. Осторожно опустил туда курицу. Кухня постепенно наполнялась людьми: кто-то жарил яйца, кто-то варил макароны. Со мной здоровались, интересовались, что я буду готовить из курицы — суп или что-то еще. Я уклончиво отвечал, что «мы» пока не определились и подождем, пока курица сама решит, кем ей стать. К счастью, раковин было несколько, и другие студенты могли мыть посуду, не дожидаясь, пока я закончу свои манипуляции.
Не дожидаясь полной разморозки, я разделал тушку ножом, затем забросил все в кастрюлю и поставил на плиту. Заведя будильник на тридцать минут, я встал на стражу у кастрюли — студенты народ любопытный, и каждый заглядывал, интересуясь, почему я варю суп с утра. В конце концов я устал отвечать и просто нумеровал вопросы: «Братух, ты шестой, кто спрашивает про суп!», «А ты седьмой!»
