— Нет! — покрутил я головой.
— Почему? — удивился он.
— У вас обрезают то, что нужно удлинять.
Он недоуменно уставился на меня, но потом сообразил и рассмеялся:
— Взрослым процедуру «брит мила» [56] проходить не обязательно.
— Так, Яша! — подключился Терещенко. — Прекрати сманивать целителя! Обижусь.
Генерал нахмурился.
— Как там Арик? — перевел я разговор.
— Спит, — ответил Яков. — Утомился. Он еще не оправился, быстро устает, но по нему видно, что здоров. Я его таким давно не видел. Вы вернули мне сына, Михаил. Деньги — ерунда, их можно заработать, а вот потерять ребенка… Так что ваш должник. Будут трудности — обращайтесь, — он протянул мне визитку.
Я взял ее и сунул в карман.
— Вы — тоже, — вернул предложение. — Рецидива не опасаюсь, но, если что — приезжайте. Примем сразу и бесплатно.
— Прошу к столу! — предложил Терещенко.
Посидели, выпили, поговорили. Друзья пустились в воспоминания, я не прислушивался. Ел, восполняя потраченные силы. Насытившись, сложил приборы на тарелке. Это заметил генерал.
— Могу спросить вас, Михаил?
— Без проблем, — кивнул я.
— Сема говорит, что вы провидец. Предсказываете будущее.
Терещенко нужно укоротить язык! Растрепался.
— Не совсем так, — попытался соскочить я. — В Кассандры не гожусь.
— Ей не верили, — согласился он. — Сема утверждает, что вам можно.
— Что хотите знать?
— Что ждет Израиль?
Ты б еще про мировую войну спросил! Впрочем… Я закрыл глаза, будто погрузился в транс, прозревая будущее, затем открыл и уставился на генерала.
— Ничего особенного. Будете жить, рожать и растить детей. И воевать.
— С кем? — насторожился он. — Египет? Сирия? Иордан?
— Эпоха больших войн для Израиля позади. А вот палестинцы прикурить дадут.
— С Арафатом у нас мир.
— Его организация не единственная в Палестине. Вам такое название «ХАМАС» о чем-то говорит?
— Да, — кивнул он. — Их руководство и активисты сейчас в тюрьме.
— Свято место пусто не бывает. Наплачетесь. Про «пояса шахидов» слыхали?
— Нет, — ответил генерал [57]. — Что это?
— Пояс смертника. Обвяжется араб взрывчаткой, добавит к ней болтов и гаек для усиления поражающего эффекта, зайдет в толпу — скажем, в магазин или на рынке и приведет в действие с криком «Аллах акбар!»
— Твою мать! — выругался генерал.
— Как это? — удивился Яковлевич. — Добровольно убить себя?
— Им похер, — пожал я плечами. — Верят, что попадут в рай, где их будут ждать семьдесят девственниц. Или восемьдесят. Много, словом.
Терещенко посмотрел на Якова. Тот кивнул, подтверждая.
— В скором времени пояса смертника станут применять массово. Скажите там своим, пусть озаботятся.
Генерал кивнул.
— И еще автомобили, — добавил я.
— Со взрывчаткой? — спросил Яков.
— Не только. Автомобиль сам по себе оружие. Если на большой скорости направить в толпу…
— Блядь!.. — выругался генерал.
— Именно, — подтвердил я. — Блядская ситуация. В Израиле помогали ХАМАСу окрепнуть и развиться. Вот они и отблагодарят. Кровью умоетесь.
Он насупился. Помолчали.
— И какой выход? — спросил Яков тоскливо.
— Вам виднее. Я целитель. Не мое дело давать советы космической глубины. «И такой же глупости», — добавил мысленно.
— Ну, а личное мнение? — не отстал он.
— Есть два способа решения проблемы. Первый радикальный. Собрать палестинцев на ваших землях, посадить на верблюдов и отправить за пределы Израиля.
— Это невозможно, — покачал он головой. — Не позволят.
— Тогда второй. Договориться со странами-спонсорами палестинцев. Перестанут давать деньги — прекратится террор.
— Тоже невозможно, — вздохнул он.
— Ой, Яков! — всплеснул я руками. — Кто из нас еврей? Вам удалось спустя две тысячи лет после рассеяния выдурить себе государство. Убедить в том мировую общественность и руководство таких разных стран, как США и СССР. Договориться можно со всеми, нужно только знать, что предложить. И как.
Он покачал головой, но ничего не сказал. Ну, и ладно, не больно-то хотелось. Мне с ним детей не крестить. Я отглотнул из чашки остывшего чая.
— Еще что-нибудь? — спросил генерал.
Хм! Что ему сказать? Загрустил генерал. Ладно, получите пряник.
— Фамилия Нетаньяху вам о чем-то говорит?
— Биньямин?
— Имени не знаю, — прикинулся я шлангом. — Не прозревается. Но у него старший брат был офицером и погиб.
— Он. Брата звали Йонатан [58].
— Через пять-шесть лет Биньямин станет премьер-министром Израиля. Пробудет на этом посту три года и уйдет, проиграв выборы. Через десять лет вернет себе пост и останется премьером на долгие годы.
— Он слишком молод, — покрутил головой Яков. — В Израиле не становятся премьерами в сорок с небольшим [59].
— Все когда-нибудь бывает в первый раз.
Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Разговор свернулся, и мы попрощались. Как тогда я думал, навсегда.
* * *
Исцеление Арика имело неожиданные последствия: я обзавелся многочисленной родней. Было это так. Через день после отъезда генерала с сыном меня пригласил Терещенко и огорошил:
— Есть возможность купить хорошую мебель — качественную, сделанную на заказ. Вы ведь в скором времени получите квартиру?
— О мебели не думал, — признался я.
— Зря, — упрекнул он. — Три комнаты обставить непросто. Понимаю, что возможность вы найдете — деньги есть, да и связи имеются. Но зачем вам ширпотреб из фанеры и опилок? А тут мастер делал. Объясню. Мой знакомый уезжает к детям в Израиль. Они давно там, как и жена. Иосиф не хотел ехать, сопротивлялся, как мог, но сдался. Плохо одному без семьи. Словом, продает. Был у него и скажу: мебель замечательная. Спальный и гостиный гарнитуры, кабинет с книжными шкафами. Обширная библиотека. Она, кстати, входит в цену.
— Сколько? — спросил я.
— Пять тысяч долларов.
— Ни фига себе!
— Уверяю вас: это дешево. Иосифу предлагали в три раза больше, но в рублях, а ему нужны доллары. Сами понимаете, почему. У вас они есть. Впрочем, не навязываю. Съездите, посмотрите.
Я поехал. Вику брать не стал: зачем зря таскать? Наверняка откажусь. Не считайте меня антисемитом, но у евреев все всегда самое лучшее. Дети, специалисты, образование… Ну, и мебель бывшая в употреблении. С клопами…
Продавец жил в доме на площади Победы с хорошо известными минчанам голубками на фасадных медальонах. Элитное местечко. Пройдет тридцать лет, и квартиры здесь будут стоить как в Майями. Вроде центр города, но ступи чуть в сторону и попадаешь в тихие места. Рядом парк Горького, в шаговой доступности — Янки Купалы, сквер Марата Казея, набережная Свислочи… Я припарковал «Ауди» во дворе, вошел в нужный подъезд и по широкой лестнице поднялся на третий этаж. Дверь мне открыл старик: седой и худощавый. На еврея, к слову, не похож, только нос выдает корни.
— Здравствуйте, Иосиф Наумович! — поприветствовал его я. — Меня зовут Михаил. Насчет мебели.
— Проходите! — отступил он в сторону. — Обувь не снимайте — у меня нет ковров.
Я прошел. Хозяин провел меня по комнатам. Ну, что сказать? Замечательная квартира! Высокие потолки с лепниной, паркетные полы. Последние будто вчера натерли — жалко ступать ботинками. Везде стерильная чистота. Это квартира еврея? Слом шаблона.
— У вас кто-то убирает? — поинтересовался я.
— Степанида, — кивнул он. — Двадцать лет домработницей. Замечательная женщина! Честная, старательная. Тоже вот беда: я уеду, а она потеряет работу. Новые хозяева вряд ли наймут.
— Вы не оставите квартиру родственникам?
— Нету их, — вздохнул Иосиф Наумович. — Все уехали. Будь иначе, не стал бы мебель продавать. Будете смотреть?
