Комсомолец - Федин Андрей

Пимочкина кивнула.

– Понятно.

По выражению ее лица не заметил, чтобы Света расстроилась или обиделась. Напротив, мне показалось, что комсорг словно успокоилась. Она даже повеселела.

– Я все поняла, Саша, – сказала девушка. – Чего ты так разволновался? Просто поинтересовалась у тебя – и все. Полностью с тобой согласна: в институте нужно учиться, а не заниматься… всей этой ерундой. Как ты правильно сказал: без знаний нам будет сложно внести достойный вклад в строительство коммунизма.

Мне показалось, что Пимочкина надо мной поиздевалась.

Но лицо ее оставалось серьезным.

Снова с намеком помахал учебником немецкого языка.

– Да, – сказала Пимочкина. – Ухожу. Не буду тебе мешать.

Она направилась к своим туфлям.

Заметил на ее колготках небольшую стрелку (как я и думал).

– Ты интересный человек, Саша Усик, – сказала комсорг. – Приятно было с тобой поговорить. Жаль, что ты не смог прийти к нам сегодня в гости.

– Зайду к вам в другой раз, Светлана Пимочкина, – подражая серьезному тону комсорга пообещал я. – Как-нибудь. Наверное.

– Спасибо, Саша, что угостил килькой.

– Тебе спасибо за пирожки. Порадовала меня вчера.

– Тебе понравились?

Девушка обернулась.

– Очень.

– Я так и знала! – сказала Пимочкина.

Добавила:

– Давно поняла, что у нас с тобой схожие вкусы. И не только в еде. Заметил? Да и вообще, мы с тобой, Саша, очень похожи. Словно… слеплены из одного теста. Обратил внимание? Мы даже одинаково думаем!

Света улыбнулась.

«Неужели?» – мысленно переспросил я – не задал этот вопрос вслух.

Пимочкина попрощалась, прикрыла за собой дверь.

На память о себе оставила в комнате запах духов.

– Она хоть поняла, на что я ей намекал? – пробормотал я. Посмотрел на дверь, покачал головой. – Что-то… сомневаюсь.

Света Пимочкина вернулась через четверть часа. Решительно дернула за дверную ручку и шагнула в комнату, услышав мой крик: «Войдите». Переступила порог. С тарелкой в руках, на которой лежал большой кусок торта. Завертела головой. Увидела меня сидящим на кровати перед открытым учебником (едва успел отложить в сторону книгу Николая Островского). Улыбнулась.

– Вот, – сказала она.

Поставила торт рядом с учебником.

– Это чтобы заедать гранит науки.

– Самое то – после кильки, – сказал я.

– Мне тоже так кажется! – сказала Пимочкина.

Вновь одарила меня улыбкой.

Не заметила в моих словах иронию?

– Саша, а ведь я говорила, что у нас похожие вкусы, – сказала Света. – Помнишь? Все. Не буду тебе мешать. Учись. Приятного аппетита.

– Спасибо.

Проводил девушку до двери взглядом. Отметил, что колготки со стрелкой Пимочкина успела сменить на целые.

Паша и Слава вернулись от девчонок около полуночи (в полпервого закрывали общежитие). Застали меня лежащим на кровати с лекциями по физике в руках. Я к тому времени устал читать про Корчагина, заглянул в книги Комсомольца по математике (мне они показались белее занимательными, чем роман Островского) и даже уделил два часа иностранному языку. К «Лекциям по истории КПСС» не прикоснулся: побоялся их мощного воздействия на мой юный мозг, оставил их на закуску – как лекарство для глубокого и спокойного сна.

Пашка ворвался в комнату шумный, веселый. Словно слегка подшофе (хотя спиртным от него почти не пахло). Спросил меня, как идет перевод текста с немецкого языка, выслушал мои жалобы. Взглянул на задание в учебнике, потом – на мой перевод (я честно листал вечером словарь). Сделал пару поправок. Но в общем похвалил меня, сказал, что справился я вполне себе нормально. Выслушал мой пересказ. В некоторых местах моего рассказа усмехался, в некоторых поправлял мое произношение. В итоге вынес вердикт: «Сойдет. Молодец».

Славка пришел задумчивым, нервным. Плюхнулся задом на свою кровать, проскрипев пружинами. Наблюдал за тем, как Могильный проверял мои успехи в изучении немецкого – молча. Покусывал губы, хмурился. Выглядел он так, слово его наглым образом прокатили – «не дали». Мне это показалось странным – с учетом того, что Слава с Пашей, как я понял, считали нормальным полгода ухаживать за девицами в ожидании первого поцелуя (что мне по-прежнему казалось полным идиотизмом).

Могильный похлопал меня по плечу.

Я бросил учебники на тумбочку.

– Знаешь, Санек, – сказал Аверин. – Я все же думаю: мне следует вызвать тебя на дуэль.

– Давай не сегодня? – попросил я.

Зевнул.

– Почему? – спросил Слава.

– Устал я сегодня.

– Устал он!..

Я посмотрел на Пашку.

Тот пытался скрыть улыбку, посматривал то на меня, то на Аверина.

– Какая муха его укусила? – спросил я.

– Эту муху зовут Света Пимочкина, – сообщил Могильный.

– Сам ты муха! – гаркнул на него староста.

Паша прикусил губу – сдерживал смех.

– Что там у вас случилось? – спросил я.

– Ты у меня случился, – сказал Аверин.

Он улегся на кровать, уставился в потолок.

– Что это с ним?

– Со Светкой у него… плохо получается, – сказал Паша.

– Какой Саша ответственный, умный и замечательный! – явно цитируя кого-то, произнес Слава. – Аж… тошно! Замечательный!..

Я повернулся к Могильному, вопросительно приподнял бровь.

– Светка. Пимочкина. О тебе говорила.

– Весь вечер только о нем и вспоминала! И к месту, и не к месту! Словно мы туда втроем пришли. Еще с этим тортом к нему бегала! Вот чем он лучше меня?! Скажите? Почему она обо мне так часто не говорит?

Слава приподнял голову.

– Вот чем ты, Санек, лучше? – спросил он.

– Да кто ж их, баб, разберет, – ответил я. – Но ты не переживай, Слава. С Пимочкиной я поговорил. И объяснил ей, что до окончания института гулять с девчонками не намерен. И уж тем более не собираюсь жениться.

– Слышали мы об этом! – сказал Аверин. – Как же! – Он привстал, оперся на локоть. – Саша Усик – настоящий советский человек, – вновь принялся передразнивать Пимочкину Аверин. – Он думает не только о себе, но и о том, чтобы помочь своей стране!

Слава покачал головой.

– Ну что за бред? – сказал он. – Чего ты ей наговорил?

Аверин нахмурился.

– А еще: «Саша, как настоящий комсомолец, не будет дурить девушкам голову. Он считает себя не вправе начинать встречаться с женщиной, пока не поймет, что сможет полностью материально обеспечивать семью. Он думает только о нормальных, здоровых отношениях. Потому что понимает: семья – это ячейка общества…».

– Она так сказала?

Пашка кивнул.

Я схватился за голову, закатил глаза и простонал:

– О женщины, имя вам…

– Дуры, – продолжил за меня Аверин.

– Не надо так говорить, – сказал Могильный. – О женщинах нужно либо хорошо говорить, либо…

– Либо шепотом, – сказал я.

Я очень хотел позвонить в милицию, вновь напомнить защитникам правопорядка, что нужно вскопать огород около дома Каннибала. Но еще больше я желал снова отправиться на улицу Александра Ульянова: возможно, увидел бы, что там сейчас творилось, понял, сработал ли мой план. Но я не сделал ни того, ни другого, потому что не видел смысла в новых звонках. И помнил: преступника всегда тянет на место преступления. Но что бы я там ни обнаружил, теперь это уже не имело значения.

«Я сделал, что мог…»

Что происходило возле дома Рихарда Жидкова после моего воскресного визита к Зареченскому каннибалу, я все же узнал. Случилось это только в пятницу третьего октября, когда мы в комнате девчонок (в первом корпусе) отмечали день рождения Оли Фролович.