Деньги пахнут кровью - Шумилов Алексей

– Пойдём, здесь надо немного пройтись пешком, – открываю дверку, выпрыгиваю наружу и помогаю девушке, прижимающей к груди букет, выбраться из автомобиля.

– Здесь буквально пять-семь минут ходьбы, и мы на месте, – информирую озирающуюся по сторонам подругу.

– Я с десяти вечера буду здесь, как договорились, – напомнил Антон.

– Отлично. Мы где-то в это время примерно уже подойдём.

Идём с Евой по парку. Девушка сама берёт меня под руку. Через пять минут показывается забор причала и наш теплоходик М-283. По палубе расхаживает довольный Сергеевич в тельняшке и фуражке, с большой дымящейся трубкой в зубах.

Увидев нас, он поворачивается к мельтешащему сзади Виталику и что-то тихо говорит. Матрос перекидывает на причал деревянный трап с поперечными рейками.

– Это что, нас ждут? – тихо спрашивает Ева. Она уже устала удивляться.

– Нас, – киваю я.

Подаю девушке руку, помогая взобраться на трап. Ева неуверенно делает первый шаг. На той стороне Сергеевич ловко перехватывает подругу, помогая ей перейти на корабль. А потом по трапу на палубу взбегаю я. Обмениваюсь с капитаном и матросом рукопожатиями и отвожу девушку на верхнюю палубу.

– Отдать концы, – командует Сергеевич.

Виталик быстро слетает по трапу на причал, сбрасывает швартовочные канаты и забегает обратно на палубу. «М-283» отходит от берега. Мы стоим на верхней площадке «Москвича», наблюдая за отплытием.

– Классно. – Девушка опять вдыхает аромат цветов и поворачивается ко мне. – У меня такое впечатление, что я сказку читаю. Помнишь, когда Золушка превращается в принцессу. Так не бывает.

– Бывает ещё и не так, – улыбнулся я. – Из меня Золушка – никакая. А вот ты – настоящая принцесса, как в сказках.

Глава 22

Теплоход гордо рассекает водную гладь, расходящуюся небольшими волнами. Ева заворожённо рассматривает вечернюю Москву. В зданиях начинают загораться жёлтым светом тёмные провалы окон. Зажигаются фонари, разгоняя вечернюю мглу и подсвечивая льющимися золотистыми лучами серую мостовую и здания рядом.

– Очень красиво, – признаётся девушка. – Что-то завораживающее есть в виде вечерней Москвы, если смотреть на набережную с палубы корабля.

– Согласен, – кивнул я. – Москва – древний город, поражающий своей красотой. Здесь созданы уникальные шедевры архитектуры. Величественные храмы от древних зодчих причудливо переплетаются с монументальными сталинскими высотками. Но вместе с тем, это город контрастов, необыкновенно прекрасный, родной, но и невероятно зловещий.

– А почему зловещий? – любопытствует девушка.

– Потому что каждый камень в центре столицы щедро полит человеческой кровью, пропитан людскими трагедиями и мученическими смертями, – вздохнул я. – В 1353 году страшная эпидемия чумы забрала тысячи жизней, не пощадив даже князя Симеона с сыновьями. В 1382 Москву обманом захватил монгольский хан Тохтамыш, разграбил и сжег её. На протяжении всей нашей истории город десятки раз горел и снова отстраивался, грабился бунтовщиками и захватчиками, был центром борьбы за власть на Руси, а потом и в СССР. Здесь плелись заговоры бояр, травили ядом государей и их детей, вспыхивали стрелецкие бунты и народные волнения, которые безжалостно подавлялись. В новейшей истории только в давке на Ходынке, где устроили праздник в честь коронации последнего царя Николая, погибли почти 1400 человек, а сотни остались инвалидами. О чём говорить, если даже создателей самого красивого храма Василия Блаженного, как повествует легенда, ослепили, чтобы они не могли построить чего-то похожего. И я подозреваю, что это правда. Уж больно характерно и логично ослепление зодчих для тех смутных времен. И это только мизерная часть трагических событий, связанных с Москвой. А сколько тайн хранят здешние пыточные, тюрьмы и казематы, даже подумать страшно.

– Так и Ленинград, когда был Санкт-Петербургом, не отставал, – возразила, задетая нападками на родной город Ева. – «Кровавое воскресенье» помнишь? А ещё он строился на костях каторжников.

– Ленинграду даже 300 лет не исполнилось. По сравнению с Москвой он как двухлетний ребёнок со взрослым дядькой, – ухмыльнулся я. – Там тоже трагедий хватало, но всё-таки с нашим городом не сравнить.

– Молодые люди! – окликают нас.

Разворачиваемся. Сзади стоит и добродушно улыбается дородный мужчина в белом поварском колпаке и халате.

– Ужин ждёт вас. Стол накрыт внизу, – информировал он. – Всё горячее, с пылу с жару. Потом остынет, половина вкуса пропадёт. А цветы давайте сюда. Я их в вазу с водой поставлю. Ваш друг её заранее привез.

«Ты смотри, даже об этом позаботился, – мысленно отметил я. – Всё-таки хозяйственный и продуманный парень. Ничего не упустит».

– Благодарю, Валентин, – киваю повару. – Идём.

Он улыбается ещё шире, принимает букет белых роз из рук Евы и командует:

– Следуйте за мной.

Первым сходит по лесенке, ведущей в нижнее помещение, Валентин, вторым иду я, галантно подавая руку и помогая девушке спуститься.

– Спасибо, – благодарно взглянула на меня Ева, опираясь на мою ладонь.

– Мадам, ради благосклонного взгляда ваших лазурных, как тропические воды океана, глаз я готов на любые подвиги, – делаю шутливый реверанс.

– Ну ты даёшь, – внезапно развеселилась девушка. – Где ты тропические воды видел? В «Клубе путешественников» у Сенкевича?

Я скромно промолчал. Вообще-то в той, прежней жизни объездил полмира. В Латинской Америке был, в Штатах, на Гавайях и Канарах, Кубе и в других экзотических местах. И с тропиками был знаком не понаслышке. Но начни я сейчас рассказывать девчонке, как отдыхал на острове Харбор, расположенном на Багамах, нежась на роскошном пляже из розового песка, или как отрывался с Машей в ночных клубах Майами-Бич, она просто покрутит пальцем у виска. И будет полностью права.

Мы проходим в угол помещения и останавливаемся возле стола, накрытого белой скатертью и заставленного различными вкусностями. Напротив стоит тумбочка со стереомагнитофоном «Сони» и несколькими десятками кассет в картонных коробках-блоках.

Валентин тем временем незаметно исчез, поставив цветы в большую вазу в углу.

– Кстати, а что это за твой друг, который вазу сюда притащил? Тот чернявый и смуглый? – В голубых глазах красавицы заплясали насмешливые искорки. – Чего это он так расстарался?

– Это неважно. – Я абсолютно невозмутим. – Тебе что-то не нравится?

– Да нет, – смутилась девушка, отведя взгляд. – Наоборот, всё необычно и классно. Меня ещё никто на такие свидания не приглашал.

– И зачем тогда задавать подобные вопросы и портить эти прекрасные мгновения? – улыбнулся я. – Давай перестанем искать подвохи, копаться в мелких, никому не нужных деталях, а просто получим удовольствие от прекрасной кухни и романтической прогулки на теплоходе.

– Давай, – вздохнула девушка. – Извини. Я была не права. Обещаю исправиться.

– Тогда прошу! – Я театральным жестом указал на ломящийся от блюд и закусок стол. И здесь было на что посмотреть.

В хачапури по-аджарски, сделанных в виде чаши из хрустящего теста, плавает в океане расплавленного сулугуни и белоснежного имеретинского сыра круглый яичный желток. Истекающий жиром цыплёнок табака в румяной золотистой корочке притягивает к себе взгляд. Коричневые шашлыки из говядины источают такой потрясающий аромат поджаренного на углях мяса, что я чуть не захлебнулся слюной.

И среди всего этого великолепия стоят тарелочки с салатиками: настроганные ломтиками кусочки красной телятины с петрушкой, зелёным луком и укропом, растекшиеся сочной красной мякотью помидоры вперемешку с рассыпчатыми частичками сулугуни, бледно-розовые дольки лосося с пармезаном и зеленью. Посередине, рядом с хлебницей, наполненной порезанными свежими кусочками лаваша, возвышалась запотевшая бутылка «Советского шампанского». А недалеко от неё, рядом с большими блюдами с нарезкой из колбас и сыра, стояла бутылка сладкого мускатного «Южная ночь» с заботливо приложенным штопором. Ева нерешительно подходит к столу, а я предупредительно отодвигаю стул, помогая сесть. Сам занимаю место напротив.