Дядя самых честных правил 11 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

Так что я раскидал «сеть» по нашей территории вдоль границы. Стараясь сделать плетение как можно тоньше и незаметнее, жертвуя точностью и разрешающей способностью. Единственная её задача — подать сигнал, когда испанцы перейдут Тихуанку, а подробности я и так узнаю.

Я как раз закончил, когда над острогом снова появился самолёт. Сделав крутой вираж, биплан лихо зашёл на посадку. Едва он коснулся крыши, из кабины, будто чёртик из табакерки, выскочил Киж.

— Докладываю, Константин Платонович! — он театрально промаршировал ко мне. — По улучшении погоды лично произвёл разведку сопредельного государства. Испанские войска, численностью пять полков, остаются в полевом лагере. Подозрительной активности и развёртывания в боевые порядки не обнаружено. Полковник Киж доклад окончил!

Он плюхнулся в соседнее кресло и скривился.

— Может, де Круа нас всё-таки обманул? Или его специально ввели в заблуждение?

Я покачал головой.

— Там два сильных гранда, Дмитрий Иванович, я их чувствую. Серьёзные ребята, не чета прошлым. Не стали бы они ехать в такую глушь, только чтобы нас подразнить. Так что организуй дежурство разведчиков: будем наблюдать и ждать.

День пролетел в тягостном ожидании, а за ним и второй. Суворов подготовил всё необходимое для развёртывания армии, но не торопился выводить войска в поле. И я был с ним полностью согласен — не хватало только спугнуть испанцев активными действиями.

Самолёты-разведчики беспрестанно дежурили над Тихуаной, но никакой подготовки к нападению не видели. Киж нервничал и предлагал ударить по испанцам самим. Или хотя бы спровоцировать, чтобы расшевелить. Но я каждый раз осаживал его, не собираясь становиться «агрессором».

Даже без «ловчей сети» я видел из острога яркие огни Талантов, горящие у границы. Гранды несколько раз выезжали к Тихуанке и осматривали переправы. Что лишь добавляло уверенности — они обязательно нападут.

На третий день ожидания, под вечер, прилетел хмурый Киж и снова попробовал уговорить меня начать первыми. И получил всё тот же ответ — ждать и не дёргаться.

— Дмитрий Иванович, ты же мёртвый и должен быть спокоен, как удав. Ты с чего вдруг так суетишься?

Киж поморщился.

— Не знаю, Константин Платонович. Наверное, слишком хочу увидеть свои самолёты в деле.

— Может, тебя в Петербург отправить, чтобы успокоился? Навестишь Павла, грохнешь пару самых мерзких придворных, в карты какого-нибудь шулера обыграешь.

— О! Чуть не забыл! Татьяна Алексеевна велела вам пакет передать. — Киж сбегал к самолёту и принёс толстый конверт. — Сегодня утром пришёл телепортом.

Я разорвал серую бумагу и вытащил несколько листов, исписанных мелким убористым почерком. Ага, это человек-мышь отрабатывает капли и прислал очередной доклад. Ну-с, посмотрим, что нового творится в столице.

'Как я и предупреждал, на Урале и в Поволжье полыхнуло, — писал Баширов. — Одновременно началось восстание в Астрахани, на Яике и в Уфе. Причём на Яике объявился некто, выдающий себя за Петра Третьего. Якобы спасшегося чудесным образом от козней своей супруги и пришедшего, чтобы избавить народ от тяжёлого бремени. Он обещает освободить крестьян, раздать землю, вернуть вольности казакам и снять тяготы с мещан и мастеровых. Дворян и купцов вешает, действуя с особой жестокостью. По свидетельствам тех, кто его видел, он не слишком похож на покойного императора, но ему верят.

На момент отправки письма восставшие взяли Оренбург, Яицкий городок и Самару. Оренбургский губернатор был обезглавлен на потеху. Правительственные войска потерпели страшное поражение под Самарой и были уничтожены полностью. В городах были захвачены государственные арсеналы с оружием. Кроме того, там были склады с «огнебоями», явно приготовленные для них. Крестьяне бегут к восставшим, им выдают ружья и формируют новые полки. Не слишком эффективные, но с каждым днём их всё больше и больше.

По последним данным, войска направляются к Казани, угрожая взять город. А после обещают пойти к Нижнему Новгороду, Владимиру и Москве.

Государственная цензура старается полностью скрыть эти сведения, но слухи расходятся как пожар. Мир с османами не заключён, там то и дело вспыхивают мелкие бои, а дипломаты не могут договориться. Снять оттуда войска не представляется возможным.

В Зимнем же настоящая паника. Выскребают все доступные полки, чтобы бросить на подавление бунта. И со дня на день к вам обратятся за помощью, прося прислать войска. Екатерина не хочет оказываться у вас в долгу, но отправлять гвардию из столицы она опасается ещё больше'.

Киж, глядя на моё лицо, нахмурился.

— Что там, Константин Платонович?

Я протянул ему бумаги, а сам сложил руки домиком и задумался. А ведь очень похоже, что человек-мышь прав — это не стихийное восстание. Теперь понятно, зачем кто-то из России заплатил испанцам: исключительно, чтобы ускорить атаку на меня и связать мои войска здесь. Этому кому-то очень не хочется, чтобы я помог императрице.

Вот только непонятно, какая конечная цель всех этих движений. За восставшими, я уверен на сто процентов, стоит кто-то из старых родов. И все лозунги об освобождении крестьян — лишь средство, чтобы собрать побольше сил и сделать восстание как можно более масштабным. Но сколько бы крестьян они ни собрали под знамёна и сколько бы ни дали им оружия, результат будет один и тот же. Гвардия растопчет бунтовщиков. Я могу не любить этих снобов в дорогих мундирах, но там очень много сильных Талантов, и воевать они умеют.

Интуиция подсказывала: всё это затеяно исключительно для того, чтобы увести гвардию из столицы. Но что они собираются сделать? Посадить Павла на трон, как марионетку? Или есть другой кандидат на престол? Непонятно.

Впрочем, я могу ошибаться, и затея с восстанием преследует другие цели. Скажем, уничтожение под шумок каких-то родов и передел сфер влияния.

— Что будем делать, Константин Платонович? — Киж дочитал, кинул бумаги на столик и состроил недовольную мину. — Не нравится мне перспектива участвовать в очередной разборке родов. Опять небось какой-нибудь князь или граф воду мутит.

— Будем ждать, Дима. В любом случае, мы должны разобраться с испанцами, а не мчаться спасать Екатерину. Тем более что она пока не просила об этом.

Киж прищурился и кивнул.

— Я тебя попрошу, — сложив доклад Баширова, я убрал его обратно в конверт, — возьми на себя ночную разведку. Твоим глазам в темноте я доверяю больше, чем другим пилотам.

Он встал, щёлкнул каблуками и пошёл к самолёту. А я снова включил «ловчую сеть» и потянулся к самой границе. Сегодня гранды светились не так ярко, не приближались к границе и, кажется, вообще не двигались. Спят они, что ли, весь день?

Меня не оставляло предчувствие, что в самое ближайшее время что-то произойдёт. Сам эфир был пропитан тревожными флюидами. А меня едва не трясло от напряжения. И я сам себе, как только что Кижу, приказал — ждать! Ждать и быть настороже.

Ночь упала на Калифорщину. Одеялом темноты укрывая далёкие горы, океан и острог. Исчезли во мраке стены и бастионы крепости, а голоса солдат и опричников поглотила густая тишина. Звёзды рассыпались по небу, глядя на землю многоглазым титаном Аргусом.

Я сидел на крыше арсенала, слушая «ловчую сеть», и пил чай. Комендант острога, милейший Сидор Петрович, сам принёс самовар с бубликами и составил мне компанию.

— Очень уж мне здесь нравится, Константин Платонович, — делился старый вояка, прихлёбывая чай. — Такая зима, как здесь, — дай бог каждому. У нас в Твери подобное лето бывало, да и то не каждое. Я знакомого купца попросил, чтобы он мне саженцев привёз апельсиновых. Хочу, знаете ли, посадить целую рощу. Чтобы выйти так утром, вдохнуть полной грудью и прямо с ветки апельсин сорвать.

Слушая коменданта, я вдруг понял, что не чувствую ловчую сеть на самой границе. Словно самый её край «онемел» и не отвечал сигнальным нитям. Я вскинул ладонь, призывая Сидора Петровича к молчанию, закрыл глаза и потянулся по эфирным струнам.