Мамалыжный десант (СИ) - Валин Юрий Павлович

Торчок мертвецов не боялся, выворачивал карманы, ссыпая мелочи в один сухарный мешок и передавая бумаги Тимофею. Собственно, бумаг было не так много – солдатских книжек фрицы не имели, только жетоны на шее, да всякие немногочисленные личные памятные фото.

– Отож такая наша война, – рассуждал Торчок. – Город взяли, в пехоте ни единой потери, а мы в тылу шли, и вот… Правду наш партизан сказал – парашютники. Ишь как подобрались: командира ножом и сразу в гранаты.

– И как он гадов подпустил? – сокрушался Тимофей.

– Так с ними вроде югослав шел. Вон тот – в кепке. Может и хорват, бесы их разберет – народностей как на базаре. Этот заговорил издали, вполне мирно, подозрений не вызвал: оно и понятно, тут кто только не ходит, гражданское же место. Хотели отвлечь, да тишком вплотную подрезать, – Торчок фыркнул. – Понятно, командир отбился, хотя и зацепили. Этих завалил, но их-то вон сколько. Между нами – не иначе как цельнонаправленно шли. Моряков этих зачищать.

– Очень может быть. Но я, Павло Захарович, лучше о тщательном обыске подумаю. А то слегка распирает на вопросы.

– Отож понимаю. Сдавись, Тиматей, держи язык на месте. Ответить-то я все одно не могу.

– Понимаю, – Тимофей достал штык и принялся осторожно расковыривать ворот комбинезона мертвого немца.

– А що там? – заинтересовался Торчок.

Тимофей показал ампулку-стекляшку.

– Отрава! – обеспокоился Павло Захарович. – Убирай ее осторожно, как бы не лопнула. Цианиды, они такие… вреднючие. Я-то думаю, что ты форму пленного уродуешь, не иначе для снижения его форсу и фанаберии.

Пришлось распотрошить немецкий перевязочный пакет, завернуть ампулу и убрать в портсигар, так кстати оказавшийся в кармане у одного фрица. Прощупали всех немцев – ампулы зашиты у каждого. А у минометчика не было. Возможно, их с минометом в последний момент придали в усиление ряженой группе. Да, неслучайная диверсия случилась.

– Толковый из тебя контрразведчик получается, – вздохнул Торчок. – Отож талант, непонятно кем дарованный: от бога или от дьявола?

– Ты меня не подначивай, – запротестовал Тимофей. – Таланты мои скромные, но даны нашей страной, школой и советским городом Харьковом. И никакой мистики. Слушай, нужно у этих гадов нашивки спороть. Мы в них не понимаем, но полагаю, найдутся знающие люди.

– То верно. Заодно и ботинки сымем. И редкостные, и добротные. У вот этого ганса почти и не ношенные.

– У того что с краю лежит, тоже неплохие. Всегда можно сменять на жратву у пехоты или горожан, мало ли сколько нам тут сидеть, – напомнил Тимофей. – И защиту с ног поснимаем. Годная вещь.

Контрразведчики освободили тела от ненужной амуниции и обуви, подивились хитроумной защите колен: парашютисты надевали на колени округлые щитки из кожи и резины, видимо, оберегающие от ударов при прыжках.

Трофеи отнесли в машину, тут Тимофей вспомнил, что еще одного не осмотрели – второй минометчик-то во дворе так и валяется. Двинул туда.

Знакомый дворик оказался многолюдным: труп фрица мирные обыватели оттащили к стене и накрыли драным ковром, а вот миномет тронуть опасались. Орудие зловещего ночного обстрела так и стояло, похожее на короткую ядовитую жабу, окруженную распахнутыми лотками с минами. Тимофей объяснил, что немедля ничего тут не взорвется, закрыл ополовиненный лоток: мины, рыжеватые, миниатюрные, лежали в нем аккуратненько, словно сардины в банке. Сержант Лавренко намекнул местным теткам, что сейчас можно не смотреть, обыскал тело. Никаких документов, из личного только колода неприличных карт, яда в вороте нет. Столько мертвецов, а даже не поймешь, кто у них командиром был. Может, удрал их старший? Эх, криво все этой ночью пошло, совсем нехорошо. А стрелять в этого минометчика нужно было экономнее – не лицо, а жуть какая-то.

Карты Тимофей вручил местному дедку: пусть уничтожит или сменяет на что-то полезное. Сопровождаемый подростками, гордо несущими ящики-лотки с боезапасом, сержант Лавренко двинулся обратно. Миномет, не такой уж габаритный и снабженный ручкой для переноски, имел ощутимый вес [29]. Все-таки хитро продуманное оружие, пусть без колес и прочих лафетов.

– Отож чего ты припер?! – запротестовал Торчок. – Они через раз подрываются.

– Мы осторожно. А там пацаны, они-то точно учудят. Народ просил забрать от греха подальше.

Народная благодарность не заставила себя ждать – принесли блюдо с пирогами. Называлась выпечка смешно – «буреки», а на вкус была просто бесподобна. Тесто слоеное, похрустывающее, а начинка: хочешь с мясом, хочешь с сыром, хочешь с грушами.

– Расформируют нас, – сказал Тимофей, беря четвертый пирог.

– Отчего?! – запротестовал Сречко. – Мы немцев побили, пленного узяли.

– Ага, и все командование потеряли.

– Не разгонят, – сумрачно заверил Торчок. – Отож всех разгонять – никаких резервов не напасешься. Этих гадов в бутсах ночью наскочило щедро, а у нас все ж не полноценная рота при усилении из «станковых». Так что укрепят нас и дальше искать пойдем.

– Все же накажут. Тут как назло все специалисты и офицеры выбыли. А мы сидим, жрем, все целые. Ну, кроме головы у Тимки, – Норыч глянул на последний пирог.

– Доедай и на часы заступай, – сказал Торчок. – Потом я сменю. Ехать нам до приказа некуда, а хлопцам отдохнуть трэба. Которую ночь воевали.

Это было верно. Тимофей едва на ящиках в кузове вытянулся, так и в сон провалило.

День выдался мрачный, поскольку начался с похорон. Тимофею пришлось сказать прощальное надгробное слово от контрразведки, поскольку, как высказался Павло Захарович, «отож и кому еще?». Над могилой дали залп из личного оружия. От советских вооруженных сил представителей было немного – только от стрелков, что временно порт охраняли. Уходил фронт дальше, не задерживался. Но оставались местные подпольщики, собственно контрразведчики, так что и сказали все правильно, и громыхнули разными стволами едино. Место упокоения для погибших горожане выбрали отдельное: над рекой, на возвышенности. Обещали памятник очень быстро поставить.

– Отож судьба, – молвил Торчок, оглядываясь на берег с братской могилой. – Татарином был наш товарищ Мурзоев, а лег за Дунаем, рядом с сербом, болгарином и иным водным народом.

– Так уж получается. Европу нужно совместно отчищать, что и делаем. А место неплохое, открытое и широкое, – ответил Тимофей.

– Место, да. Отож я не про само место, – пробормотал Павло Захарович.

Думать следовало не о печальных событиях, а о деле. Принялись обсуждать, откуда взялись парашютисты, да кто их так точно навел. В обороне Прахово участвовали самые обычные фрицы, пехотные. Эсэсовцев, тем более парашютистов не наблюдалось. Но откуда-то же они взялись? Тимофей с Сречко сходили к местным подпольщикам, попросили разузнать: может, видел кто-что той ночью? Не могли же немцы совсем уж незамеченными в город проскользнуть.

Павло Захарович указал, что в подобных случаях расследование ведется и теоретически, то есть по карте. Учитываются удобные подходы, ловкие маршруты, просчитывают время выхода противника на рубеж атаки, а уж потом ищут следы на земле. Где-то у этих прыгунов должны быть парашюты припрятаны, а может и лодки – это если Дунаем прибыли. Идея была очень правильная, Тимофея на его кратких курсах таким расчетам научить не успели, но раз знающих офицеров нет, надо хоть как-то попробовать.

Карта Прахово и окрестностей имелась: нашли в разгромленном общежитии – от старших группы осталась. Листы были в чьей-то крови, но разглядеть окрестности вполне можно. Начали разбираться, и многое стало понятнее. Направления, по которым наступали наши войска, сразу отсеяли – вряд ли фрицы оттуда рискнули сунуться.

– Отож, здесь или здесь, – Торчок на диво бережными штрихами очертил два района в глубине берега. – С воды они едва ли высадились – шибко заметно. Где-то на берегах воздушную амуницию нужно шукать.