Внешне вокруг крепости всё было, как обычно, и грозный атаман не должен был заметить наши приготовления. Ширина Царицы где-то на километр от Волги была около ста метров — здесь приток подпирала волжская вода, — и лишь потом она резко сужалась. А сто метров — это сто метров. Наезженный фарватер проходил ближе к северному берегу, и наши засадные струги, стоявшие с другой стороны реки, да ещё и замаскированные, даже я не мог найти быстро, хотя сам указывал им места базирования.
Час «Икс» настал, когда передний струг казаков поравнялся с крепостью. Бахнул один из «единорогов» — не прицельно, ядро подняло фонтан воды с большим перелетом, — а со стены закричали и замахали флажками стрельцы. Нормальное поведение гарнизона, который требует от проходящих мимо судов определенных действий. Как там было у Пушкина? Пушки с пристани палят, кораблю пристать велят. Вот мы и велели.
Казаки приказ поняли хорошо. Паруса они уже спустили, а теперь и весла лишь лениво поднимались и опускались, чтобы течением струги не снесло обратно в Волгу. Я наконец-то увидел Разина — он стоял на корме переднего корабля и задумчиво смотрел на Царицын. Был он могуч, бородат, широк в плечах и на голову выше других казаков, что толкались возле него. Они бурно обсуждали положение, в котором оказались, но потом Разин что-то сказал — и все засмеялись так, что отголоски их смеха достигли и нас, стоявших на башне.
Атаман махнул рукой, и струг повернул к пристани. Остальные так и остались на месте, помогая себе веслами.
— Пора, Юрий Петрович, — сказал я. — Наш выход.
* * *
Мы с Трубецким проспорили дня три, пытаясь договориться, кто будет общаться с Разиным лично. Князь категорически не хотел выпускать меня к «этому разбойнику», который может в любой момент выхватить из-за пазухи пистолет и пристрелить чересчур смелого царевича. Я не поленился, нашел в крепостном арсенале фитильный пистоль, зарядил его — и предложил Трубецкому спрятать его за пазухой, а потом быстро выхватить и выстрелить. Тот действительно попробовал — от выхватывания до выстрела прошло столько времени, что я успел поиздеваться над его неторопливостью, а потом и отбежать подальше, на относительно безопасную дистанцию. Лишь после этого он согласился, что быстро застрелить меня Разин не сможет, даже если попробует это сделать — но обговорил, что он пойдет вместе со мной. Мол, если с царевичем что случиться, будет лучше, если он поляжет рядом, а не попадает потом в руки царских дознатчиков.
Опасность, конечно, имелась. Разинский струг вмещал человек двадцать, и все эти люди умели держать в руках оружие — в том числе и весьма острые сабельки с пиками, — а также знали толк в различных схватках. Остановить их от нападения можно было только подавляющим численным преимуществом, поэтому с нами на переговоры отправилась целая полусотня стрельцов, причем не царицынских и не набранных по волжским крепостям, а самых кремлевских, в красных кафтанах. Был среди них и десяток из Стремянного приказа во главе с десятником Поповым — этим я выдал все кремниевые ружья, которые они освоили на удивление быстро. Ну и прямо за мной следовали оба Ивана, которые были готовы собственные жизни положить ради спасения моего тела. Еремка тоже увязался, но его я отослал подальше, в задние ряды — он мне был нужен живой и здоровый для опытов по вакцинированию.
В общем, я был готов к встрече с легендой. Но не знал, была ли готова легенда к встрече со мной.
Разин перешел на пристань далеко не первым. Сначала на доски причала спрыгнули несколько казаков, они привязали струг к бревнам и установили небольшой помост, который тут же накрыли красным ковром с золотым орнаментов — скорее всего, что-то из персидской добычи. И лишь затем на берег величаво перешел сам атаман — грудь колесом, борода вверх, на боку длинная сабля, за широкий пояс заткнут пистолет. Пистолет, кстати, действительно был фитильным — видимо, новые кремниевые замки до Персии ещё не добрались или не были там достаточно распространены.
Разин остановился, осмотрелся, и лишь затем обратил внимание на нашу небольшую толпу.
— Эй, а где местный воевода? — крикнул он. — А то хотел его за бороду оттаскать за непочтительность к людям казацким, а он что — прятаться от меня вздумал? Так я ж не гордый, поищу!
Перешедшие вслед за ним на пристань казаки снова рассмеялись. Это был неприятный смех — мне в нем слышались заискивающие нотки, словно они старались убедить себя, что их атаман смешно пошутил, хотя на самом деле были уверены в обратном. Эдакая версия Шерхана и Табаки, причем шакалов было сразу пятеро.
Я сделал шаг вперед и поднял рупор.
— Не стоит никого искать, Степан Тимофеевич, — сказал я. — Воевода сейчас занят, очень сильно занят. Я за него.
Смех казаков оборвался, пожалуй, слишком резко — всё же рупор был необычной вещицей в этих краях, а с тридцати шагов его звук производил неизгладимое впечатление на неподготовленных слушателей. Они сразу повернулись в мою сторону и разинули рты — причем не фигурально, а натурально, словно только что обнаружили, что в непосредственной близости от них имеется внушительная встречающая делегация, во главе которой — два явных боярина. Мы с Трубецким надели всё лучшее, что имелось в нашем гардеробе.
Но Разин повел себя как настоящий атаман. Он не стал крутить головой в поисках необычного звука, а неторопливо повернулся в мою сторону всем телом, потом буквально впился в меня глазами.
— Это кто такой красивый там гавкает? — лениво спросил он.
Удержаться снова было невозможно.
— С тобой, свинья, не гавкает, а пока разговаривает царевич Алексей Алексеевич из династии Романовых, — сказал я в рупор, удовлетворенно услышав легкий шепоток стрельцов за спиной.
Казаки же напротив — засуетились, загомонили, кто-то лязгнул сабелькой, вверх протянулась рука с ножом.
— Атаман, он тебя свиньей обозвал! — тоненько крикнул казак в слишком ярком кафтане необычного покроя — очередной трофей из персидского покроя, причем снятый с кого-то более дородного, чем этот весьма плюгавенький чеовечек.
— Я слышал, — бросил Разин и снова повернулся ко мне: — Царевич, говоришь? Оскорблений я не прощаю даже царевичам. Это ты приказал из пушки палить?
— А я не прощаю оскорблений даже казачьим атаманам, — говорить через рупор мне уже надоело, но надо было продолжать эту игру. — Пушка дала сигнал остановиться и причалить для досмотра. И я вижу, что пока причалил только один струг. Мне приказать опустить прицел?
— А с чего бы нам выполнять приказы какого-то царевича? — влез тот же самый плюгавый. — У нас свой атаман есть!
— Горилко, утихни, — Разин опустил свою руку на плечо казака, и тот сразу потух. — Видишь, царевич всего лишь спрашивает. И просит. Ведь просишь же, царевич?
— Нет, Степан Тимофеевич, приказываю, — крикнул я. — И жду, что мой приказ будет исполнен в точности. Так что, причаливаете для досмотра или же мне отдать другой приказ пушкарям?
