Характерник (СИ) - Ли В. Б.

Только одно событие омрачило наше семейное благодушие, в одно утро в своем старом доме тихо, незаметно ушел в другой мир мой тесть, Аким Никанорович. Ни он, ни Дарья Степановна не захотели перейти к нам в новый дом, подозреваю, что они, смирившись ради счастья дочерей с моим гаремом, не пожелали видеть каждый день своими глазами противное их морали беспутство. Похоронили старого казака достойно, на слободском погосте, прежде батюшка в храме отпел покойного, после помянули от души добрым словом, у меня самого с тестем сложились взаимные уважительные отношения и приязнь. Дарья Степановна разом постарела, потеряла привычную ей живость в движениях и словах, сидела часами на завалинке, уйдя в свои тягостные мысли. После немного отошла, но былая бодрость уже не вернулась, весной следующего года ушла вслед за мужем.

Накануне Покрова вернулся на службу, съездил в скрабницу, принял чайки и снаряжение, с командой казаков-перегонщиков привел флотилию к сечевым причалам. На празднике после молебна в храме вышел с Сирко и другими старшинами в круг. Кошевой объявил о походе и предложил меня походным атаманом, никаких уговоров не понадобилось, всеобщее одобрение казаков само сказало о их выборе. Дальше выступил я, поблагодарил за доверие, рассказал вкратце о предстоящей кампании, велел через неделю прибыть в Сечь. На этот раз мы не стали приглашать казаков со стороны, только сечевые, да и особой нужды в большом воинстве нет, серьезного сопротивления от потрепанного в этом году османского войска не ожидалось. Маршрут знакомый, прошли им три года назад, возможные трудности и опасности нам известны.

Татарские крепости в устье прошли без каких-либо трудностей, после недавнего их взятия и разрушения армией Сирко там только приступили к ремонту башен и ворот, даже цепь поперек Днепра еще не поставили. Когда мы проплывали мимо, татары забились как мыши в норки, боясь, что мы обратим ненужное им внимание. наверное, не один пот сошел с них, пока последняя чайка не минула их. В лимане ситуация сложилась намного серьезнее, там флот вырос против прошлогоднего, одних галер больше двух десятков, малых судов больше сотни. Сила превеликая, да и нас меньше, но обходить вражеские корабли тайком считаю неправильным, нам еще возвращаться с немалым грузом, как я предполагаю. Решаюсь повторить прошлогоднюю операцию, захватить и уничтожить весь османский флот. Так намереваюсь действовать и в последующем, не думаю, что османы будут раз за разом посылать сюда пропадающие неизвестно каким образом эскадры, практически на верную гибель, слишком накладно даже для их огромного флота, да и ужас перед таинственной опасностью также должен повлиять

Моя уверенность в успехе предстоящего боя зиждется на намного возросшей силе моего энергетического поля, еще год назад, до известного всем казакам чуда в море, я чувствовал ауры людей и мог управлять ими на расстоянии до версты, сейчас же вдвое, даже втрое больше, причем силовым ударом мог уничтожить аурную оболочку живых душ на всей контролируемой площади. Можно сказать, что у меня создалось личное оружие массового поражения, но прибегать к нему без особой нужды не хочу, лишней славы и страха у других мне не надо. Решил обойтись только парализующим полем, как и прежде, при необходимости прибегнуть к точечным ударам, как в поединке с неприятельским магом. Сканирую в сигнальном режиме расположение османских кораблей, подозрительных очагов и сгустков силового поля не вижу, приступаю к операции.

Распределил между командирами полков группы вражеских кораблей, наше взаимодействие, потом открыто, среди белого дня вышли из устья на открытую воду. Османы, по-видимому, опешили от нашей наглости, только через несколько минут стали разворачивать свои суда и идти нам навстречу. Пропустил их до безопасной для нас дистанции, взял под контроль экипажи ближних кораблей, по мере приближения и других. Когда вся османская армада застыла перед нами, казаки на чайках обошли ее по кругу, а потом принялись методично, судно за судном, вырезать их экипажи, исключая гребцов-рабов. Понадобилось полдня, пока бойцы справились со ставшей рутинной работой, после перевели рабов и ценные грузы, пушки и припасы на отобранные мною десяток кораблей, а остальные сожгли.

Заночевали здесь же, на месте боя, на следующее утро пошли в открытое море, оставив несколько судов бывшим рабам, пусть идут куда пожелают. Часть из них, около пятисот душ, пристала к нашему войску, перевел их в сформированные из казаков экипажи трофейных кораблей. Как и прежде, перешел со своими помощниками и командой на головную галеру, по-видимому, бывшего командующего османской эскадры, судя по богатому, в шелках и бархате, украшении кают. Шли не спеша, пока срабатывались новые экипажи на галерах и галиотах, да и скорость у них ниже, чем у чаек. Ветер дул не в совсем удобном направлении, почти половину пути прошли на веслах, все же через десять дней дошли к первому выбранному нами порту - Судаку.

Вошли в порт на трофейных судах, не дожидаясь вечера, издали, из гавани, обездвиживаю весь порт, по мере приближения захватываю крепость. Проходим спокойно к причалам, казаки на галерах бравируют на глазах пораженных осман и экипажей торговых судов, они со мной потеряли страх, идут напролом, захватывая охрану порта и суда. Вскоре подошли чайки, всем войском прошли в ворота, уничтожая застывших стражников, дальше растеклись к башням и бастионам крепости. Редкие очаги сопротивления подавлялись залповым огнем стрелков штурмовых групп, а больше просто вырезали всех осман на пути. Два дня грабили город, создалось впечатление, что казаки прихватили все, что возможно, вплоть до гвоздей и посуды. Хорошо хоть, что до убийства жителей не дошло, сопротивляющихся били нагайками, но сабли в ход не пускали, никому не хотелось терять часть добычи, в моем войске такое стало законом.

Почти также захватили крупнейший османский порт - Кефе, почти без жертв с нашей стороны, на грабеж ушло пять дней, забили добром все трофейные корабли, еще пять прибрали из торговых судов в порту. Дальше мы не пошли, другие города и порты не столь богаты, да и взятого имущества больше некуда, тяжело осевшим караваном пошли в обратный путь, с нами на кораблях еще пять тысяч освобожденных рабов всех вероисповеданий и народов, возжелавших покинуть закабаливший их Крым. Шли три недели, после теплого еще моря заморозки в родных краях почувствовали ощутимо, но внутренне грела мысль о скором прибытии домой. В начале декабря пришли в Сечь, разгрузились, отпустили освобожденных рабов, треть из них осела в наших краях, часть вступили в казачье воинство. После раздачи дувана казакам и сдачи войскового имущества и трофеев в скарбницу взял длительный отпуск, почти до самой весны.

Большую часть времени лекарствовал, каждый день принимал дюжину и более больных и увечных, постепенно, со временем я научился восстанавливать некоторые нарушенные функции рук и ног, слуха и зрения, внутренних органов. Конечно, отращивать оторванную конечность я не мог, но снимать паралич или боли при ходьбе и других движениях, возвращать слух и зрение зачастую получалось, они в большей части происходили из-за ущемления и повреждений нейронных связей и нервной системы. С ними я справился после внимательного изучения ауры больных, отклонения ее картины в пострадавших участках от нормального фона. Аккуратными, осторожными действиями соединял поврежденные нейронные цепи, локализовывал пораженные нервные узлы и каналы, а после восстанавливал здоровую структуру. Шаг за шагом, от одного больного к другому мне все лучше давались тонкие операции с со сложнейшей системой в человеческом организме без всяких хирургических инструментов, только энергетическим полем.

О чудесном исцелителе, возвращающим способность двигаться или видеть, пошел слух по свету, ко мне повалили страждущие со всех малоросских земель, от Подолья до Черниговщины, с Молдавии и Галиции, русских воеводств - Белгородского, Курского или Орловского, даже с Поволжья. Наших хат для их размещения не хватило, они поселились в окрестных хуторах и слободе. Чтобы ускорить прием больных и рассеять ненужные надежды, ежедневно утром проводил первичный осмотр прибывших, отсеивал из них пациентов с патологическим разрушением тканей и органов, отправлял обратно, с такими увечьями я бессилен помочь. Остальным назначал день приема и старался вложиться в установленный график, иногда трудился до поздней ночи.