Расплата за предыдущую жизнь (СИ) - Косенков Евгений Николаевич

Когда заливал в радиатор второй раз, то не заметил, как сбоку подошёл немецкий офицер. Рука дёрнулась именно в этот момент, и вода брызнула офицеру на лицо и китель.

— Швайне! — крикнул офицер и кулаком нанёс удар по лицу Тюляпина.

Устоять на ногах не получилось, гремя ведром и хватаясь рукой за воздух, Тюляпин упал на мокрую от пролитой воды, землю.

Офицер, вынул белоснежный платок и вытер лицо. К нему подбежал Смыгин, что-то быстро-быстро залопотал на немецком языке, показывая на Тюляпина. Офицер глянул на поднимавшегося с земли хиви, и скривился в презрительной ухмылке.

Смыгин несколько раз оббегал вокруг офицера, который непринуждённой походкой двинулся ко второй машине. У открытой дверцы остановились. Офицер сказал несколько слов и залез в кабину. Смыгин подбежал к Тюляпину, пытавшемуся отряхнуться от грязи и пыли.

— По сторонам смотри, растяпа! За твою никчемную жизнь никто и ломаного гроша не даст! Я всё уладил. Так что должен. Понял, нет?

— Если кому и должен, то только не тебе, — огрызнулся Тюляпин. — Жизнь моя, как ты сказал, никчемная, так что и суетиться не стоит.

— Сволочь ты, Тюляпин, бездушная.

— Такая же сволочь, как и ты, Смыгин, — они несколько секунд буровили друг друга взглядами и разошлись, когда раздался окрик офицера.

— В машине поговорим, — буркнул Смыгин, запрыгивая на пассажирское сиденье.

От аккумуляторов двигатель не завёлся. Тюляпин долго дёргал «кривым ключом», но безрезультатно. Смыгин уже начал нервничать и выскочил из кабины. Громко сопя ходил за спиной Тюляпина, затягиваясь немецкой папиросой и бормоча маты.

Движок схватится и глохнет, схватится и глохнет. Подбежал Иван. Вдвоём удалось запустить двигатель ЗИСа. И Смыгин громко и облегчённо вздохнул, радостно запрыгнул в кабину. Тюляпин неспешно закинул ключ под седушку, вытер руки ветошью, занял место водителя.

— Ты чего, сука, медлишь? — зашипел Смыгин.

— А мне на тот свет торопиться не зачем, — спокойно ответил Тюляпин и рывком стронул с места тяжёлый ЗИС.

— Ты, прекращай! А то…

— Что, то, что, это. Какая разница?

Смыгин не понял и смотрел на Тюляпина в попытках сообразить, что он сказал. В итоге затих, мрачно поглядывая на дорогу, которую ремонтировали пленные красноармейцы. Засыпали воронки, таскали и трамбовали землю. Таскали на носилках, вручную.

Тюляпин аккуратно объехал усталых бывших бойцов, уморённых работой и недоеданием, скрипнул от злости зубами.

— Тебе их жалко? — фыркнул Смыгин, подметив реакцию Тюляпина.

— Люди…

— Где люди? Эти? Это скоты, которых стрелять не жалко.

— Ты чего так людей не любишь, Смыгин?

— А чего их любить? Навоз должен удобрять землю, а не смердить на земле.

— А ты?

— Что я?

— Не навоз, что ли?

— Навоз, но я нужен, а эти нет.

— И кому ты нужен?

— Немцам! Они хотят освободить русских от Сталина, коммунистов. Наши задачи совпадают. Значит, я нужен им, и я уже не навоз. А вот ты — навоз!

— Это бабушка надвое сказала.

— Какая бабушка?

Тюляпин усмехнулся и не ответил.

— В городе, куда едем?

— Успеешь узнать. Покажу, — буркнул Смыгин и замолчал.

Уже на въезде в город встретили колонну военнопленных. Тюляпин медленно ехал мимо, бросая взгляды на уставших измождённых людей, многие с бинтовыми повязками. Головы опущены, по сторонам практически никто не смотрит. Сердце сжалось от такого зрелища. Колонна оказалась длинной. Тюляпин проезжал мимо, и ему казалось, что это не колонная военнопленных, пулемётная лента, которая заряжается в его сердце и душу. Лента, которая в один прекрасный момент разрядится в сторону врагов. Чем дальше, тем мрачнее становился его взгляд.

— Налево! — толкнул Тюляпина в плечо Смыгин. — За тем домом — направо.

Сначала они подъехали к какому-то дому, и полицаи покинули кузов, затем Смыгин сбегал к офицеру во второй машине и получил указание двигаться к складу.

Смыгин активно показывал куда ехать, подпрыгивал, тыкал пальцем, словно не мог сидеть на сиденье. Через высокие металлические ворота грузовик попал на территорию склада.

— Стой здесь, — бросил Смыгин и выпрыгнул из кабины. — Подпишу бумаги и узнаю к какому пакгаузу подъезжать.

Тюляпин исподлобья глянул на него и промолчал. Двор склада был заставлен битой техникой. Советская техника преобладала. В основном грузовики, но виднелись и танки.

— Закурить есть? — кто-то стукнул в дверь кабины.

Тюляпин открыл дверцу и увидел долговязового с выцветшими глазами парня в полинялой красноармейской гимнастёрке и немецкой пилотке.

— Не курю, — ответил Тюляпин и спрыгнул на землю.

— Жаль. Немцы давала, да я выкурил их уже. А они больше не дают. Работать, говорят, надо, а не курить. Ты как у них оказался?

Неожиданный вопрос встряхнул Тюляпина, и он более внимательно посмотрел на парня.

— Как и все.

Тот, вдруг, заразительно рассмеялся.

— Все из этого мира, а ты не местный. Что напортачил в той жизни?

Тюляпин опешил от услышанных слов.

— Можешь не отвечать. Я и так всё знаю. Тебе, кстати, тут недолго осталось. Обратно в свой мир желаешь вернуться или нет?

А вот эти слова зацепили Тюляпина за живое. Вспомнилась старенькая мама, мир, в котором он родился и прожил всю свою сознательную жизнь…

— Домой, — с трудом выдавил Тюляпин из себя и чуть не потерял равновесие.

— Добре. Живы будем, не помрём! — весело сказал незнакомец и пошёл к воротам с территории склада.

— Ты чего завис? Тюляпин, мать твою! — раздался резкий голос у самого уха.

Тюляпин непонимающе посмотрел на Смыгина.

— Завис чего, спрашиваю?

— Мужик подходил, курить просил…

— Какой мужик?

— Обыкновенный. Долговязый такой, русский

— На этом складе ни одного русского нет. Может, поляк?

— Нет, русский.

— И где он?

— К воротам пошёл, — махнул рукой Тюляпин.

Тебе голову напекло? Ни один гражданский к воротам в одиночку не имеет права подходить.

Тюляпин посмотрел в сторону ворот и никого не увидел. Странно.

— Садись за руль, сказочник, будем минами грузиться.

Непонятные ощущения вселились в Тюляпина. Он пытался проанализировать встречу с незнакомцем и уже не мог сказать твёрдо, была она или нет.

В кузов несколько солдат закидали ящики с минами и сами устроились среди них. ЗИС в этот раз завёлся быстро, натужно загудел и покатил к воротам. Долговязый стоял немного в стороне и спокойно курил папиросу. Увидел Тюляпина, улыбнулся и помахал рукой.

— Вот он просил закурить, — обернулся Тюляпин к Смыгину и указал на незнакомца.

— Где? Тюляпин! Башкой о дверцу ударился?

Тюляпин оглянулся туда, где стоял долговязый, но там никого не было.

— Странно.

Из города выехали с противоположной, восточной стороны. Трасса, испорченная снарядами и бомбами, уже была отремонтирована, все воронки засыпаны и хорошо накатана. ЗИС шёл прытко, несмотря на груз. Смыгин задремал. Он предварительно проинструктировал Тюляпина о месте назначения. Разгрузка будет производиться недалеко от Столбцов. Почти 70 километров в одну сторону.

Баранка тряслась под ладонями, которую постоянно приходилось крутить, чтобы грузовик не ушёл в сторону. Тюляпин обдумывал возможность побега, но за ними двигались три мотоцикла. Изрешетят машину из трёх пулемётов и всё. Надо было придумать что-то, но что?

В раздумьях он остановился за тентованным грузовиком, открыл дверцу и посмотрел вперёд, стараясь понять причину пробки. Оказалось, что из колонны военнопленных был совершён побег и сейчас немецкие солдаты прямо на дороге выстраивали новую колонну. Иногда кого-то расстреливали, в кювете лежало несколько тел красноармейцев. Возможно, что они погибли при побеге, а туда просто скидали тела убитых.

С пленными не церемонились, что не так били прикладами. Тюляпин застыл от дикого зрелища, в глубине нарастала волна злости и ненависти.

— Чего стоим? — очнулся Смыгин, выглядывая через боковое стекло.