Красный вервольф (СИ) - Дамиров Рафаэль

Я ударил его руку с оружием о камень, и пистолет выпал. Алоиз извивался подо мной как пойманный хищником кабанчик. Отчаянно пытался вцепиться мне в глаза. Я перехватил его правую руку и резко вывернул кисть. Хрусь! Сустав в запястье лопнул, а гестаповец взвыл. Хрусь! Сломал запястье левой руки.

Встал на ноги и спешно подобрал пистолет. К нам уже подбежал Юрген. Он схватил воющего гестаповца за волосы и приподнял. Вставил ему ствол «Вальтера» в рот и процедил:

— Кто еще знает про меня? Говори, сука, ну!

Алоиз выл, а Юрген с силой провернул ствол. Зубы фашиста хрустнули, а изо рта хлынул кровь.

— Никто! Никто, не знает! — глухо пробубнил Алоиз, еле ворочая разодранным языком.

— Врешь! — Юрген даванул пистолетом еще раз, а фашист захрипел от боли.

— Клянусь, это правда, — побулькал он кровью.

Бах! Мозги гестаповца вылетели со стороны затылка с фрагментами черепа.

— Уходим! — Юрген, — хлопнул меня по плечу.

— А трупы? — воскликнул я. — Много мирных за них казнят.

— Мы завали их взрывом, у меня здесь схрон, — Юрген, нырнул в темный закуток и разгреб строительных хлам. Вытащил пыльный вещмешок. Вытряхнул из него связку гранат. Две протянул мне. Бросать надо одновременно, под ту стену, что опорой является. Тогда крыша рухнет.

Они разгребут завалы и найдут трупы, — мотал я головой.

— У тебя есть другие предложения? — раздраженно процедил напарник.

— Да! Снимай одежду.

— Зачем?

— Наденешь вот это, — я кинулся снимать немецкую форму с одного из мертвых СД-шников. — Скорее!

Юрген напялил немецкую форму, а его «лохмотья» я нацепил на труп. С шеи трупа сорвал амулет на цепочке, с пальца снял обручальное кольцо. Татуировок и родимых пятен на его коже нет. Это гут.

Затем взял тяжеленный обломок плиты и размозжил трупу голову. Вмял его морду так, что теперь его невозможно было бы узнать.

— Умно, — усмехнулся Юрген. — Разгребут завалы, и подумают, что Алоиз столкнулся здесь с партизаном. Который подорвал себя вместе с ними.

— Все! Уходим!

— Давай, на «три», — кивнул Юрген на гранаты. — Раз, два… Три!

Бабах! Взрывы слились в один. Кирпичная стена рассыпалась, и крыша заскрежетала. Покачнулась, будто раздумывая, падать или нет, и через мгновение с громким вздохом ухнула вниз, накрыв наше побоище.

Мы выскочили из теперь уже окончательно разрушенного дома и растворились в темноте ночного города. Где-то сбоку черноту резали лучи фонариков приближающихся патрулей. Слышались крики и немецкая брань.

Мы заскочили за угол и сбавили шаг. Все… Успели.

Я провалился в сон, кажется, не успев донести голову до своей тощей подушки. Странный это был сон. Реалистичный настолько, что я ощущал всей кожей горячий летний воздух, ощущал запах цветов и сухой травы. А в траве заливались звоном кузнечики. Как будто это был вовсе даже не сон… Нет, не сон! Я же ясно помню этот день из своего детства, в самых мельчайших подробностях! Тогда в девяностых я будучи школьником гостил у бабы Нюры в Заовражино.

— Да нет тут ничего, набрехал нам Славка Батраков с три короба, а мы повелись! — Костик отшвырнул в сторону обломок кирпича, встал и отряхнул колени. — Айда лучше купаться. А то мне дома опять влетит, что мы угваздались…

Жара в то лето стояла уже месяц. Сухая земля была как каменная, пучки сухой травы торчали из скелета фундамента «барской дачи». Про клады в этих местах было много баек. Мол, и русские музейные работники прятали, когда немец пришел, чтобы врагу не досталось. И немцы, когда отступали, тоже зарывали награбленное. А потом кто-то погиб, все смешалось, а сокровища так и остались лежать в земле.

Развалины этого домика в лесу были скучными. Остался один только фундамент, несколько ступенек крыльца, и основание печи. Мы даже играть сюда особо не приходили, хватало в окрестностях Заовражино и более интересных мест. Но на днях балабол Славка рассказал очередную «правдивую» историю про клад. Мол, его точно там спрятали, еще до революции хозяин домика, какой-то там князь или граф, замуровал под полом свое богатство, а потом его большевики и сцапали.

И мы с Костей повелись. Сбежали сюда прямо с раннего утра, чтобы до жары. Изрыли, кажется, весь фундамент. Обломали ногти, ободрали колени. Ничего не нашли, разумеется.

— Санька, только давай никому не скажем, что мы тут были, — Костя шмыгнул носом. — Засмеют же, наверняка Славка все выдумал, чтобы над нами поржать, простачками…

— Ага, — кивнул я и тоже встал. Солнце уже палило со всей дури, треугольная шляпа, свернутая из газетного листа, казалось, вот-вот загорится. — Молчок-рот на замок. Скажем, что просто в лесу гуляли, ежей выслеживали.

— А почему ежей? — встрепенулся Костя. — Может лучше лису? Федька говорил, что видел лису с лисятами, представляешь, как было бы здорово лисенка поймать? Эй, ну ты чего там возишься, пошли уже!

— Сейчас я, подожди… — что-то такое меня дернуло, когда я посмотрел на останки печи. Хотя она на печь была уже не очень похожа, так, куча кирпича и обломков каменной облицовки. Я присел рядом, разгреб кирпичную крошку, освобождая дыру зольника. Взметнулось облачко пыли, я отгреб в сторону хрустящий под пальцами мусор. Сунул в темный зев зольника руку по локоть.

— Санька, да хватит уже, ясно же, что ничего там нет! — Костя топнул ногой. — Что ты как дурачок-то?

— Да подожди ты! — огрызнулся я. Пальцы коснулись чего-то гладкого, мягкого и неровного. Будто… Я ухватил это непонятное «нечто» и поволок наружу.

— Что это?! — Костя одним прыжком оказался рядом со мной и присел. Мы едва не стукнулись лбами над моей находкой. Что-то вроде кожаной шкатулки-чехла. Чуть подгрызенный мышами с одного бока, но пряжки целые. — Ну чего ты телишься, открывай давай!

Мы с Костей в две пары рук принялись сражаться с пряжками.

— Ух ты, Фаберже! — сказал Костя, пыхтя над застрявшим ремешком. — Это который яйца всякие делал?

Пряжки наконец поддались, и чехол раскрылся перед нами как книжка. Яркие солнечные лучи заиграли на золотом кружеве, в котором сплелись звери, невиданные цветы, люди в доспехах и пышных нарядах. Старинные украшения, как на картинках из учебника истории за пятый класс! Массивное ожерелье в форме полумесяца… Браслеты из квадратных секторов…

— Ничего себе… — прошептал Костя и захлопал выгоревшими на солнце ресницами. — Это же золото, да? Золото?

Кажется, мы бесконечно долго сидели на останках старого фундамента, не решаясь дотронуться до своей находки. Как будто боялись, что нам все это снится, и если потрогать, то оно просто исчезнет.

— Это клад, Костя! — я решился наконец оторвать взгляд от магнетического золотого кружева. — Мы нашли настоящий клад!

— О, Алекс, наконец-то! — на лице Марты засияла искренняя улыбка, глаза озорно заблестели. — Герр граф сказал, что ты сегодня уже должен прийти. Как ты себя чувствуешь?

— Готов работать с энтузиазмом, — я подмигнул Марте. — А работы, как я посмотрю, поднакопилось…

На моем столе возвышалась стопка картонных папок с очередными описями, каталогами и прочими музейными документами, которые графу поставлялись в промышленных масштабах прямо-таки. Пальцы правой руки заныли, в предвкушении многочасового корябанья ручкой по бумаге.

Дверь в кабинет графа распахнулась, на пороге стоял он сам, собственной персоной. Как всегда при параде, в светло-сером костюме в полоску и в белоснежной рубашке. К груди он, как сокровище, прижимал толстую картонную папку.

— Герр Алекс, у меня для тебя очень важное задание, — сказал он, и глаза его при этом лихорадочно блестели. Надо же, обычно он звонил Марте по телефону и просил меня зайти, если ему было нужно. Что же такое приключилось, что он сам пришел в нашу крохотную конуру? — Отложи в сторону этот весь мусор и немедленно принимайся за перевод этих документов.

Граф бережно, как хрустальную вазу, положил мне на стол ветхую папку.