По вокзалу прошлись служители, напоминая пассажирам, какие поезда с каких именно платформ отправляются, по необходимости указывая дорогу и помогая с багажом, и Ванька, подхватив саквояж, с облегчением отправился в нужную сторону.
' — Чёрт' — мысленно ругнулся он на себя, припоминая, что кассир, кажется, спрашивал что-то о выборе вагона, но он не то прослушал, не то недопонял его…
Впереди паровоз — маленький, неказистый, открытый всем ветрам и непогодам. Сзади платформа с углём, и сразу за ней его вагон — крохотный, на два купе, каждое из которых имеет свою дверь…
… и разумеется, никаких стекол, и уже тем более, туалета! Терпите, господа…
Деревянные ставни, довольно таки широкие, но не очень удобные сиденья, набитые конским волосом, с валиком по центру, узкий стол, на который можно разве что положить на время газету…
… и попутчик. Плотный, осанистый мужчина с брюшком, но, помимо брюшка, у него в наличии неслабый разворот плеч и широкие ладони с ещё не сошедшими мозолями от палаша и поводьев.
— Месье, — коротко кивнул Ванька, усаживаясь на своё место и заталкивая саквояж под сиденье.
— Месье… — чуточку запоздало поклонился сосед, возящийся с куда как более объёмным баулом и корзиной.
— Да чтоб тебя, — в сердцах пробормотал сосед, пытаясь пристроить корзину.
… на русском.
Ванька, услышав русскую речь, чуть дрогнул было, поплыл, но тут же подобрался, собирая, как паззлы, всю палитру сложных мыслей и эмоций. Мир вокруг привычно выцвел, потускнел.
Движения, и без того скупые, плавные, стали вовсе уж пугающе расслабленными, с той ежесекундной готовностью к моментальному взрыву, к действию, к готовности бить насмерть и отражать удары, что поймёт только тот, кто воевал, и всерьёз.
Лицо его, впрочем, даже не дрогнуло, так ведь и учили…
… палкой науку вбивали.
А в голове гул, и мысли, мысли, мысли… Русские? Поляки? А может…
… да всё может быть!
Сразу просчёт вариантов — если, если, если…
… но попутчик не торопится ни бросаться на него с ножом, ни вытаскивать пистолет, ни демонстрировать грозные бумаги. Ни-че-го…
Рослый, плотно сбитый, несколько излишне упитанный, и пожалуй, рыхловатый на вид. С видимой ленцой, с повадками человека, любящего вкусно и плотно покушать, хорошенько выпить, перекинуться в картишки, дымя сигарой, он не выглядит ни опасным бойцом, ни интеллектуалом.
Внешность, впрочем, бывает обманчивой, и попаданец знает это лучше других. Таких вот плотных, неспешных, флегматичных мужчин, в доли секунды преображающихся в разъярённого медведя, он достаточно видел на бастионах.
Да и тем более, кавалерист… что предполагает куда как неплохую физическую подготовку, пусть даже и в прошлом. Недавнем…
Попутчик тем временем, покашливая в кулак, устроил свои вещи, устроился сам, и, поёрзав на сиденье, решил завести разговор.
— Простите, месье, — начал он, с некоторым усилием подбирая слова, будто вспоминая полузабытое, — мы, кажется, некотором образом попутчики? Позвольте представиться — Бутраков Алексей Дмитриевич, помещик и отставной военный, да-с…
— Но это, месье, дело прошлого, знаете ли! — неловко побагровев, спохватился Алексей Дмитриевич, кашлянув в кулак, — Ещё до всего этого…
Он сделал странный жест рукой, волнообразно поводя её перед лицом, будто отмахиваясь от мошки.
— Да-с… до всего… — покивал мужчина, неловко дёрнув плечом на паузе, — Война, знаете ли, она никому…
Окончательно смутившись, он побагровел ещё сильнее и замолк, пряча смущение за надсадным кашлем в кулак.
— Аксель Эльзассер, — когда пауза стала вовсе уж неприличной, коротко, продавив желание отмолчаться или сказать что-нибудь этакое, представился попаданец, едва заметно склонив голову.
— Вы француз, не правда ли? — не обратив внимание на откровенное на нежелание общаться, невесть чему обрадовался попутчик, выдохнув и быстро заговорив, торопясь выталкивать из себя слова, комкая самым решительным образом, — Это, знаете ли, чувствуется! Все эти манеры, стать… франки, знаете ли, благородная нация! У вас даже крестьяне, они такие, знаете ли…
Снова неопределённый жест рукой и неловкая пауза, будто предполагающая, что собеседник сейчас глубокомысленно вскинет бровь, покивает и договорит за него, после чего разговор пойдёт по некоему алгоритму, привычному Алексею Дмитриевичу.
Попаданец, впрочем, не спешит придти на помощь, равно как и не демонстрирует переизбыток дружелюбия, держась с вежливой отстранённостью…
… или вернее — настороженностью. Вежливой.
Паровоз дёрнулся, загудел, выбросил клубы чёрного едкого дыма, и состав, несколько раз судорожно отряхнувшись всей своей шкурой, с морской тошнотной раскачкой начал выбираться с вокзала, и разговор встал на паузу. Пассажиры, спасаясь от едкого дыма, тут же прикрыли ставни, так что в купе стало довольно-таки темно.
— С вашего позволения… — буркнул помещик, пересаживаясь поближе к окошку и приникая глазом к щелочке. Ванька, чуть помедлив, последовал его примеру, глядя на уплывающие вдаль перроны и провожающих. Видно не то чтобы хорошо, но паровоз пыхтит вовсе уж отчаянно, да и ветер, будто назло, кидает клубы дыма в их сторону.
Вскоре, впрочем, топка паровоза прогрелась, дыма стало изрядно поменьше, да и ветер сменился, так что они рискнули открыть окно, глядя на парижские пригороды, мелькающие за окном с просто невообразимой скоростью, чуть ли не под двадцать миль в час!
От скорости, от видов, от острого осознания времени, в котором он оказался, и в котором отныне вынужден жить, попаданца охватила тоска, так что он не сразу понял, что русский помещик уже возобновил разговор, и, подбирая слова и постоянно запинаясь, рассказывает что-то.
— Я, знаете ли, в отставку ещё до… — попутчик замолк, замялся, не зная, как лучше сказать, — до известных событий вышел! Штабс-ротмистр в кирасирском полку, это довольно-таки серьёзно!
Он приосанился, разгладил усы и положил левую руку на бедро, зашарив было в поисках эфеса, но не найдя, кашлянул смущённо.
— Всякое, знаете ли, бывало… — он выпрямился ещё сильнее и важно покивал в такт мыслям, — Всерьёз не воевал, но и внутри Империи бывает, знаете ли, неспокойно, да-с… Но вот наследство получил, и пришлось в отставку подавать, имение в порядок приводить! Ну а потом, изволите видеть, мы, знаете ли, тоже патриоты, да-с! В ополчение записался…
Слушать эти откровения Ваньке тяжело, да и смесь французского с нижегородским, это то ещё мучение! Словарный запас у отставного штабс-ротмистра вполне приличный, но несколько громоздкое и не всегда правильное построение фраз, очевидное отсутствие языковой практики и тяжёлый акцент делают его речь более чем непростой для восприятия.
— … я, знаете ли, не трус, но наше дворянство, ну то есть губернское, — без нужды уточнил попутчик, — упросило меня, знаете ли, снабжением заняться. Это ведь, если кто понимает, тоже фронт, да-с… те ещё боевые действия подчас!
Бутраков пустился в рассуждения, перемежая их воспоминаниями, подводя всё к тому, что он, русский дворянин, занимаясь снабжением войск, проявил чудеса героизма и здравого смысла, едва не договорившись до того, что это де не на Бастионах под пулями, бездумно! В тылу, в снабжении, вот где настоящий героизм требовался, и полководческие таланты, да-с!
Попаданец, в бытность свою лакеем, слушавший подобные разговоры, десятки, если не сотни раз, остался к подобной риторике равнодушно, но не без труда удержал лицо, слыша знакомые имена, номера полков и географические названия…
… вот только интерпретация!
Он, зная ситуацию со снабжением не понаслышке — сперва как писарь при штабе, потом как ополченец при бастионах, и, наконец, как лакей чиновника, непосредственно занимавшегося снабжением, понимает много больше, чем, очевидно, хотелось бы попутчику…
