Путь на восток (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс"

— Экий вы непатриотичный товарищ генерал! — откровенно прикалывался я — не верите вы в возможности ваших подчинённых. А может быть у вас таланта нет разбудить в них эти дремлющие силы?

— Невозможно собрать урожай там, где выросла только сорная трава — выдал глубокую мысль генерал. — И ты мне зубы не заговаривай — у меня другая напасть! Что мне делать с этими дармоедами?

— Да ну — товарищ генерал! Вот ни в жизнь не поверю, что вам не пришла в голову мысль собрать их всех в один коммунистический батальон и отправить к Недвигину в Барановичи. А он их пристроит на передовую, тем более что там скоро станет жарко — очень жарко! Вот пусть и покажут, что они не только на словах герои но и в бою тоже! А несогласных — по закону военного времени! Просто вы решили посоветоваться со мной, как с ветераном военных действий. Успешных действий! И услышали подтверждение правильности ваших мыслей…

— Г…м…х… — промычал генерал и продолжил бодро — я так и намеревался сделать, те более что комиссара у меня теперь нет…

— А что такое? — выразил я обеспокоенность — никак едой подавился, или водка не в то горло залилась? Генерал заухал — засмеялся:

— Если бы… Он, как вы ушли, положил глаз на твои самолёты — очень уж они ему приглянулись, бесхозные… Ну и поехал на аэродром… — генерал замолк, талантливо выдерживая паузу… Подыграем…

— И что же там — товарищ генерал? Ну не томите вы?! Говорите!

— Не вышло у него распропагандировать твоих… Видимо неубедительный он был. Сунулся было нахрапом, беря на горло и звание, часовой на въезде строго по уставу: Стой — стрелять буду! Ну выстрелил — в комиссара. Правда при этом сначала в воздух. А этот идиот не поверил… Вот и остался я без политработника — когда ещё замену пришлют… — подпустил слезу в голос генерал, но я ему, почему то, не поверил — очень уж радостные нотки проскальзывали…

— Вы там на чужое добро рот не разевайте! — ответил я тем, чего от меня и ждали, а то пошлю к вам пару батальонов — они разъяснят неразумным кто в доме хозяин! — рявкнул я в микрофон.

— Ой как нам стало страшно… — ответил весело генерал — присылай: я пошлю ещё кой кого их распропагандировать. А если серьёзно — за имущество не опасайся. За совет спасибо. Успокоил старика, так и поступлю: прямо сейчас уберу эту головную боль. Представляю себе…

Я шёл мимо шеренги военнопленных, которых выпустили за ворота по моему приказу: у них были родственники либо в городе; либо рядом с городом. Шёл и тыкал пальцем: этого… этого… этого… бойцы выдёргивали их из строя и заталкивали обратно в лагерь — за колючую проволоку. Крики и мольбы не помогали, а особо упёртых убеждали приклады автоматов и удары сапогами пониже спины. Врут, пытаясь выбраться из-за колючки. Ауры показывали абсолютно точно. Вдруг меня как током ударило — я остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Нет — не на преграду — на взгляд: пустой, равнодушный, безучастный. Стоящий в строю молодой — не старше двадцати лет парень смотрел вперёд, словно в никуда: взгляд его не выражал ничего — абсолютно ничего! Я, даже, кажется, вздрогнул: память услужливо выдала из своих глубин нечто подобное, с чем не мне — Марченко: тогда ещё командиру мобильного погранотряда пришлось столкнуться вплотную! Видимо не радостной была та встреча, если даже я вздрогнул, наткнувшись на этот взгляд. Тонтон-макут… подсказала память…

То ли манчжуры; то ли китайцы; то ли монголы придумали изуверский способ получить идеального раба. Затягивали туго на голове пленника широкую полоску мокрой кожи и распинали на земле, привязывая руки и ноги к вбитым в землю колышкам, или привязывали крепко к врытому в землю столбу. И оставляли на солнце. Палящее солнце высушивало мокрую кожу и она стягивалась на голове словно железный обруч, вызывая невыносимую боль! Пленник кричал нечеловечески от чудовищной боли в голове, но никто к нему не подходил до самого вечера. Многие умирали от такой пытки, а кто выживал — навсегда теряли рассудок, становясь тупыми, послушными, беспрекословными исполнителями любых команд! Они даже ели и пили по приказу! Вот разве облегчались без приказа, но в любом месте, где их застала нужда. И взгляд у них был именно такой — отсутствующий и равнодушно-безразличный… С одним таким и пришлось сойтись Марченко в рукопашной схватке в полях Средней Азии. И воспоминания о той схватке были такими, что память не хотела выдавать их моему сознанию. Ну и не надо…

— У тебя есть родственники в городе? — справившись с волнением сухо спросил я у стоящего неподвижно парня.

— Нет… — равнодушно ответил он.

— А в окрестностях города? — спросил, уже зная ответ.

— Нет… — услышал лаконичный, бездушный ответ.

— А ты сам откуда? — решил выяснить всё до конца.

— С Поволжья… — последовал безликий ответ.

— А домой хочешь? — попытался растормошить его я.

— Мне всё равно… Да — такого ничем не пробьёшь…

— А почему вышел, если у тебя нет рядом родственников?

— Все пошли и я пошёл… — м. да… — тот ещё ответ.

— А почему не пошёл воевать в Красную Армию?

— Мне не нравится убивать… Однако задал он мне задачку…

— Так что же мне с тобой делать? задумчиво протянул я.

— Делайте что хотите… — безразлично ответил молодой боец. Отправил его обратно в лагерь — парень молча повернулся и ушёл в глубь территории лагеря, провожаемый недоумёнными взглядами охраны. А ведь он не один такой в этом лагере: приходилось сталкиваться с такими в других лагерях — и не с одним десятком. И это — идеальная машина убийства: палач, не задумывающийся ни о чём!

Доложили с Быхова: город захвачен; аэродром захвачен; в особых трофеях — 26 пикирующих бомбардировщиков Ю-87 «Штука»… Полк пикировщиков намеревались вскоре перенести поближе к линии фронта, да вот не успели… Им на горе, а нам на радость! Загрузил в мини эшелон из шести вагонов свою роту; освобождённых в Могилеве лётчиков и рванул в Быхов: он совсем рядом — в 50 километрах. Приехали и сразу на аэродром. Там я «попросил» лучшего немецкого лётчика и стрелка-радиста поделиться умениями и навыками со мной, а я уже поделился с лётчиками и напутствовал по отечески: дерзайте, осваивайте новую технику привычным макаром: посидели, привыкли; подёргали-подвигали всякие рычаги; завели мотор — заглушили; порулили по взлётному полю; взлетели низенько — приземлились… В Быхове мне делать больше нечего: пленных немцев и врагов народа, собранных в пустое помещение склада, превратил в серый порошок, вернув себе часть потраченной силы и отбыл в Могилев, приказав собрать форму и обувь с «исчезнувших» наименее действенному подразделению батальона. Всё просто: кнут и пряник… Так же поступил с пленными, не желавшими воевать с немцами, а желавших чтобы их оставили в покое, а так же с активными предателями в Могилеве и Орше. В Могилеве вообще восстановил потраченную во время операции силу. Не зачем оставлять немцам такой материал для карательных действий и добровольной помощи — пусть сами горбатятся… Лучших бойцов и командиров из пленных — пожелавших драться с немцами, отправил через Осиповичи на Луцк и дальше — в Тимковичи. Пусть оттуда Недвигин заберёт себе пополнение: скоро там станет жарко — очень жарко, и мне бы не хотелось, чтобы гибли за просто так хорошие командиры и их бойцы. Даже расщедрился — выделил из своих запасов батарею 88мм немецких зенитных орудий «ахт-ахт» с расчётом из бывших пленных зенитчиков. Им, для стрельбы из неё особых умений не надо: наша 76мм зенитка — почти что копия немецкой — только калибром поменьше… Разберутся — не маленькие. Тем более что и снарядов я им отправил прилично. Для низколетящих целей у них есть 37мм зенитки, а для высотных — эти «ахт-ахт». Если не собьют, так помешают прицельно отбомбиться. Хоть такая польза…

Немецкие тыловики, вернулись из ставки фюрера довольные — пронесло мимо начальственного гнева; строившие по дороге планы уничтожения этих упрямых недочеловеков, прилетев к себе впали в прострацию… Какое освобождение; какое уничтожение?! За время их отсутствия русские вышли из Минска и захватили Борисов; Оршу; Могилев; Бобруйск, перерезав таким образом и южную ветку снабжения вермахта. А это уже пахло не просто неприятностями — военным трибуналом, скорым на расправу! И главное — как они это сделали?! Но перед растерявшимися до невозможности тыловиками вставал более грозный — как девятый вал в море вопрос: а что предпримут дальше эти варвары? И что предпринять им?! Тут одной полицейской дивизией не обойдёшься. Вон как развернулись, словно имперский орёл раскинули крылья своих частей… И это всё эти проклятые Призраки Леса: без них тут точно не обошлось! Придётся вновь ехать на поклон к армейским салдафонам — договариваться… Тем более что это их прямо касается: доставка всего, что необходимо армии резко сократилась: не способны оставшиеся русские железные дороги, не смотря на их улучшение немцами, пропустить через себя такое количество эшелонов. Технически не способны…