Разрушитель (СИ) - Василенко Владимир Сергеевич

— А что, если получится, Демьян? — спросил я. — Помнишь, о чём Путилин говорил? Что если Стая перестанет лезть в дела людей, как при Сумарокове, то будет шанс и с императором договориться. И гонения на Волков прекратятся.

— Мечтатель твой Путилин! — фыркнул он.

Но я не сводил с него настойчивого взгляда.

— Я знаю, что ты не доверяешь никому. И на то есть резон. Но мы ведь ещё даже не пытались! Рано сдаваться. И про преклонные лета нечего сказочки рассказывать. Нашёлся дедуля, тоже мне! Да на тебе пахать можно!

Демьян криво усмехнулся, а вслед за ним — и остальные вампиры. Даже Рада улыбнулась, и её улыбка окончательно растопила лёд. Ещё мгновение — под сводами туннеля раздавался дружный хохот. Это, наверное, было что-то нервное — после всего пережитого психике нужна была какая-то разрядка, и для этого хватило одной искры.

Смягчившись, Демьян, наконец, подал руку Ахмаду, чтобы помочь ему подняться. Их ладони с хлопком сомкнулись, превратившись в крепкое рукопожатие.

— Что было — то было, — проговорил Велесов, глядя на собратьев. — А что дальше будет — поглядим. Хотите идти дальше со мной — противиться не буду. Тем более, что помощники нам с Богданом ох, как понадобятся.

— Это уж точно, — вздохнул я и невольно помрачнел, вспомнив обо всех навалившихся неприятностях. Которые вообще-то ещё никуда не делись.

Впрочем, сейчас, чувствуя под ладонями хрупкую талию Рады, я был готов забыть обо всём. Разве что хотелось бы сейчас оказаться в более комфортной обстановке.

— Давайте уже выбираться из этой дыры, а?

Идею мою бурно поддержали, и уже через несколько минут мы были на поверхности.

Грузовик с обшитым железными листами фургоном был на месте, но самого Дымова с напарником не было видно. Обнаружили мы их в самом фургоне — те заперлись изнутри с оружием наготове и, судя по следам когтей на дверцах, какое-то время отбивались от вырвавшихся из подземелья тварей.

— Уф… Это ты, Богдан… — не выпуская из рук револьвера, Дымов с облегчением вытер испарину со лба. — И как там внизу? У вас там что, весь зверинец удрал? Мы кое-как успели укрыться, когда они наружу попёрли…

— Ага… Хорошо хоть почти все сразу в лес ломанулись, не отвлекаясь, — поддакнул его напарник. — А наши там как?

— Кто ваши?

— Там человек пять было под землей. Приглядывали за зверьём, — пояснил Дымов, и во взгляде его заплескалось нарастающее беспокойство. — Не из тех мордоворотов, что с Фомой припёрлись, а мои ребята, из зала. Самого Фому мы видели — он свалил через дальний выход. Но с ним было только двое его телохранителей…

Я молчал. Дымов не сводил с меня взгляда.

— Мы ведь договорились, Богдан. Что ты их не тронешь…

— Я их и не трогал. Но… Фома, уходя, выпустил всё зверьё. И, похоже, кроме него, мало кто успел уйти.

Дымов, шумно раздувая ноздри, продолжал глядеть на меня в упор. Глаза его подозрительно заблестели, зубы сжались в яростном оскале. Выругавшись, он бросился ко входу в подземелье, напарник, немного замешкавшись, побежал за ним.

Я не стал их останавливать. Тем, кому не посчастливилось оказаться внизу, уже ничем не поможешь, это я знал точно. Если бы хоть кто-то из людей Дымова выжил — я бы его увидел, когда был в обличье Яг-Морта.

Куда больше меня сейчас интересовал Фома.

От подножия холма до нас донёсся какой-то шум — рычание, треск ломаемых веток, будто что-то большое и лохматое продиралось через кусты. И похоже, что даже не в одиночку. Мы встрепенулись, разворачиваясь в сторону потенциальной опасности. Я спрятал Раду за спину, к Демьяну, сам выдвинулся вперёд, поспешно пытаясь пополнить запасы эдры, втягивая её изо всех источников в округе. Даже фары грузовика, в которых было по кристаллу эмберита, заметно потускнели.

В свете луны было видно, как по склону холма к нам поднималось нечто лохматое, многоногое, многоголовое — целая стая монстров, явно из тех, кто до этого содержался в зверинце Колизеума. К моему удивлению, сквозь звуки рычания отчётливо пробивался и человеческий голос, вопящий что-то на чистом матерном.

— Ну и дела… — озадаченно почесав в затылке, пробормотал Демьян, когда чудовища приблизились к нам.

Стая леших — тех самых мохнатых пучеглазых громил с длиннющими когтистыми лапами — подтащили израненного и отчаянно упирающегося Кудеярова и швырнули к моим ногам. Потом, медленно пятясь и не сводя с меня своих светящихся жёлтых глаз, отошли назад на некоторое расстояние. А потом и вовсе пустились наутёк, снова скрываясь в чаще.

Я, разглядывая нежданный трофей, почувствовал себя хозяином кота, которому питомец положил на порог пойманную мышь. И смех, и грех…

Сам Фома кое-как пришёл в себя и воззрился на нас выпученными от ужаса глазами. Узнал, наконец, меня, и вскинув руки так, будто пытался защититься. Губы его тряслись — не то от страха, не то банально от холода, потому что его роскошный подбитый мехом плащ куда-то подевался, да и оставшаяся одежда были основательно изодрана когтями, так что в прорехах белели участки исцарапанной голой кожи.

— Н-не надо! Я… М-мы… Мы же можем д-договориться!

Глаза его вдруг вспыхнули, будто слово это было магическим заклинанием. И он, так и не пытаясь подняться, забормотал:

— Да! Договориться! Договориться…

Я смотрел на него молча, снова обняв Раду и прижав её к себе крепче. На Кудеярова мне было плевать — злость уже ушла, и сейчас он не вызывал у меня ничего, кроме брезгливости.

— Не трясись ты так, Фома Ильич! — наконец, прервал я его причитания. — Убивать я тебя сейчас не собираюсь. Может, и правда договоримся. Если сделаешь то, что я скажу. Слово в слово. Попробуешь только ослушаться хотя бы в мелочи… Раздавлю.

— Я… я готов! Я согласен! Но… чего ты хочешь?

Я усмехнулся.

— Увидишь. Думаю, у меня найдётся, чем тебя удивить.

Интерлюдия

Вяземский

Несмотря на ранний час, на прибытие императорского поезда собралась поглазеть добрая половина Томска. Полицейские заграждения были выставлены ещё с вечера, так что на сам перрон обычный люд не пускали. Но и без того народу там набралось столько, что яблоку негде было упасть — репортёры, жандармы, чиновники. Сам губернатор тоже был на месте — его роскошное авто было припарковано чуть поодаль, рядом с выездом на привокзальную площадь.

За полицейским кордоном плескалась, как море, ещё более плотная толпа. Зеваки заполонили всю привокзальную площадь и примыкающие к ней улицы. Говорят, многие занимали свои места ещё с вечера. Те, что помоложе, устраивались на крышах домов, а кто-то и вовсе в ветвях деревьев рядом с вокзалом.

Репортёры тоже заранее застолбили лучшие места, и едва поезд показался в поле зрения, на перроне нескончаемым фейерверком замелькали десятки вспышек.

Поглазеть действительно было на что. Бронированный поезд Романова представлял собой уникальное творение инженерной мысли. Чудовищной мощности паровоз с эмберитовым котлом — по слухам, не то в три, не то аж в четыре тысячи лошадей — с мордой, украшенной золотым двуглавым орлом, полыхающим на солнце, как зеркало. Каждый вагон — будто созданная искусным ювелиром шкатулка, даже снаружи поражающая богатством декора. Чего уж гадать, что там внутри? Наверняка сплошь позолота, хрусталь, бархат, красное дерево, мамонтова кость…

Ирония в том, что сам Романов, как утверждают люди, близко с ним знакомые, всей этой мишуры терпеть не может. А личные его покои поражают скорее своей спартанской обстановкой. Чего, впрочем, не скажешь о других высокопоставленных особах, путешествующих с ним.

И паровоз, и сами вагоны — необычной формы, приземистые, со скошенными к верху бронированными стенками, узкими горизонтальными окнами, больше похожими на бойницы. Переходы между вагонами сглажены и замаскированы, дверей не видно вовсе. Весь поезд — словно огромный стальной полоз, стремительно скользящий по рельсам. Сходство со змеёй усиливается и тем, что, несмотря на тяжесть и мощь, состав движется без характерного для железной дороги грохота. Вместо этого — лишь шипение пара и мягкое плавное перекатывание поршней, по звуку похожее на качение отполированных железных шаров по желобам.