Все реки петляют (СИ) - Калашников Сергей Александрович

Софи прильнула к подзорной трубе, хотя на такой дистанции и без неё всё прекрасно видно. Ну да, пальмовая ветвь — символ мира. И ещё с борта белым машут, поскольку спустить флаг не могут — он снесён. Прав оказался наш профессор-бомбардир — дюймового диаметра железные палочки не ломаются и при их значительной скорости буквально сбривают всё, с чем встречаются. Такелаж после десятка попаданий годится только на швабры. Даже ванты грот-мачты перерублены на правом борту у самого марса и теперь свисают до воды на манер невода.

Мы под всеми парусами натужно буксируем захваченный галеон, на котором папины матросы с трудом поставили блинд и из обрывков собрали грот. Но всё равно скорость и до четырех узлов не дотягивает. Поредевший в результате обстрела экипаж покинул свой корабль на гребных судах у восточной оконечности Кубы. В три захода перевезлись — народу тут было напихано, как сельдей в бочке.

Мы ведь своих людей к ним на борт послать не могли, пока не высадили всех испанцев, потому что их там многие сотни против пары десятков наших. Чуть не вышло, как в детском рассказе Толстого:

— Я медведя поймал.

— Так тащи его сюда.

— Он меня не пускает.

Подслушав эту мою мысль, Сонька прошла вдоль борта галеона, всадив чугунную гранату прямиком в закрытый пушечный порт нижнего ряда. Пробитие с внутренним взрывом убедили упрямцев, что есть у нас на них управа. Буксирный конец подали. И на берег съехали не кочевряжась — волнение в месте, куда мы их затащили, было слабым. Только после этого досмотровая партия прибыла на покинутое судно, обнаружив там полтора десятка брошенных раненых. Ими занялись наши юнга и кок, владеющие испанским и знающие правила оказания первой помощи — щедро полился спирт, заработали извлекающие щепки пинцеты, запахло дёгтем, пропитывающим повязки. Ни осколочных, ни пулевых проникающих ранений не было. Повреждения от обломков рангоута. Ещё нам оставили полдюжины трупов — некоторым прилетело в голову. Или конечность отшибло — кровью истекли. Над покойными правоверная Мэри прочитала молитву, после чего их опустили в море с ядром, привязанным к ногам.

Занимавшиеся врачеванием девочки вскоре позвали на консилиум старых опытных матросов, которые мигом вынесли вердикт — скорбут. Ведь галеон только что пересёк Атлантику, так что с питанием на нём обстановка была далеко не безоблачной. Юнга пулей слетала за бутылкой хвойного отвара, запечатанной ещё горячей — я на всякий случай приготовил, вспомнив, что это помогает от цинги. Точной технологии никто не знал, так что для верности мы и спиртового настоя сделали. Как раз отличный случай испытать на тех, кого не очень жалко. Эту гадостную горечь страждущие вкусили с истинно христианским смирением — семеро один вариант и семеро второй. Пятнадцатый же стал упрямиться и его оставили в качестве контрольного экземпляра. Уж если ставишь опыт, то нужно проводить его корректно.

Четырнадцать раненых вскоре пошли на поправку, а пятнадцатый помер. Может, и не прямо от цинги, а вследствие общей слабости организма, но наш хвойный озверин доказал свою эффективность, потому что признаки заболевания достаточно быстро исчезли.

Сонька с восторгом изучала свой первый личный трофей. Её поразила роскошь убранства капитанской каюты, где находилось множество красивых вещиц: сундук с роскошной одеждой, расшитой златом и серебром, богато инкрустированное оружие, посуда из подлинного китайского фарфора и богемского стекла, шкатулка с музыкой и книги в солидных переплётах. Всё очень вычурно и дорого выглядит. А вот навигационные инструменты в каморке по соседству видали виды — квадрант вполне мог помнить Колумба или Магеллана; астролябия погнута, песочные часы разнокалиберные и совсем не факт, что отмеряют нужное время. Как ещё не заблудился с таким подходом?

Орудийные палубы удивили разнобоем стоящих на них орудий. На миддлдеке мирно уживались на одном борту тяжелые кулеврины и вполне современные двадцатичетрёхфунтовки; гондек, подсвеченный солнцем из разбитого порта, порадовал полудюжиной чугунных тридцатидвухфунтовок и дюжиной бронзовых карронад того же калибра.

После этого невыносимая вонь, стоящая в матросском кубрике палубой ниже, вернула мою хозяюшку на землю и отправила осматривать крюйт-камеру.

Разумеется, судовую кассу и личные сбережения экипаж галеона на корабле не оставил, но одних только пушек, по большей части из отличной испанской бронзы нам досталось более, чем достаточно. Порох и ядра тоже пригодятся, а остальное можно продавать. Ведь мы даже шкурку столь объёмистого приза, считай, не попортили. Рангоут тоже на месте остался слегка помятый, но весь на местах.

И вот теперь мы волочём за собой эту махину в сторону бухты Гонав, чтобы остановиться на Гаити в удобной естественной гавани, принадлежащей французам, а то у англичан с испанцами нынче как бы мир, и может получиться неудобно, если в английский порт прибудет отбитый у Испании корабль. Тут с галеона пишут флажковым семафором, что в трюме приза есть груз. Этого монстра не так-то быстро весь осмотришь, уж больно он громаден. Ага! Пишут: Оружие. Амуниция. Ткани.

Сонька теперь не просто богата, а богата до неприличия. Ведь треть добычи достанется ей — хозяйке судна, да ещё и четыре капитанские доли.

А с французами у нашего нынешнего короля-католика тоже мир, дружба, жвачка…

Глава 29. Джинн вырвался

Конечно, добравшись до берегов Англии, мы сразу завернули в Плимут — попутный порт с просторной гаванью. А то вода уже начала портиться, да свежие продукты после более чем месяца консервов насущно требуются организмам. Где вы, портовые кабаки?! Раньше я не понимал, почему моряков так притягивают к себе эти вместилища пьянства и разврата, где герои фильмов постоянно ввязываются в потасовки. А теперь мы с удовольствием уминаем отварную брюкву с бараньими рёбрышками — пищу невзыскательную, но приготовленную из свежих продуктов.

— Юная леди позволит мне присоединиться к ней? — средних лет мужчина одетый прилично ищет свободного места. А повсюду занято, только вокруг Соньки и Машки осталось некоторое свободное пространство.

— Окажите нам честь, — кивает моя реципиентка.

— Вы ведь только что с Ямайки, — завязывает застольную беседу незнакомец. — Возможно, ваше судно доставило ром или сахар? Я Теренс Гарфилд, негоциант. Интересуюсь ценой и количеством товара.

— Софи Корн, капитан шхуны "Энтони". А это Мэри Коллинз — мой лейтенант. Мы давненько не были в доброй старой Англии, а когда покидали её минувшим летом, тут стало как-то неспокойно. Начинался мятеж.

— Да, произошли серьёзные волнения. Мятежников до сих пор отлавливают и сурово карают, но в целом обстановка беспокойства не вызывает, хотя корабли, набитые каторжниками, то и дело уходят в заокеанские владения. Да и в торговле наблюдается некоторый спад из-за того, что людям страшно заключать серьёзные сделки. Честные купцы вынуждены скрывать свои средства и не готовы подтвердить намерения сколь-нибудь убедительными гарантиями.

Всё ясно. Торговец опасается говорить прямо. Он не может поведать нам о том, как начала мести новая метла, занимаясь сбором средств на содержание армии за счёт поборов с тех, у кого водятся денежки. Классический ход — обвинение в измене, суд, приговор с определением "Конфискация". Золото казне и новый раб на плантации. Где-то я об этом читал. Точно! У Сабатини в его книге про капитана Блада.

Пока Мэри торговалась насчёт цены, я вспоминал и раздумывал, Сонька внимательно слушала мои мысли, и обоих нас обуревала паранойя. Судя по тому, как здесь, в портовом трактире, образовалось вокруг нас свободное пространство, слухи об удачливом пирате по фамилии Корн уже достигли берегов Туманного Альбиона. Возраст и половая принадлежность этого человека до смешного облегчают идентификацию. Все вокруг в курсе того, насколько мы богаты. Единственный момент, играющий нам на руку — скорость, с которой доставляет депеши Королевская Почта. Потому что королю нужны деньги. А повесить пирата, отобрав у него добычу, дело богоугодное.