— Нефёдов, Олег Матвеевич! Награждается золотой медалью имени Менделеева — за цикл работ по химии карбенов и малых циклов!
Нефёдов спустился в зал… Я напрягся, а Марчук приосанился.
— Иверневой, Наталье Мстиславовне вручается премия имени Софьи Ковалевской — за выдающиеся результаты в области математики, а также за цикл работ «Модели спекулятивной визуализации объектов»!
Академик с чувством проговаривал, а лауреатка медленно вставала. Кровь отлила от Наташиного лица, но бледность лишь придала ее красоте еще больше утонченности. На девушку пал некий отблеск самоотверженности, сурового научного подвижничества, вот только с модельной внешностью он приятно контрастировал — когда прехорошенькая соискательница поднималась по ступеням, весь зал будто выполнил команду: «Не дышать!»
Медоточиво улыбаясь, Гурий Иванович вручил Наташе диплом и медаль из коринфской бронзы. Занятно, что мужчинам он жал руку, а вот девушку облапил и чмокнул в тугую щечку… Да и кто бы на его месте устоял?
Зато уж хлопали академики и член-корреспонденты от души, а каким блаженством, нездешним, неземным, сияла девушка!
Пробил Наташин звездный час…
* * *
Моя милая спутница мало что соображала, витая в облаках седьмого неба, и я под руку вывел ее в фойе. К нам тотчас же протолкалась пожилая, весьма подвижная дама с тяжеловатой, но шустрой походкой, зачехленная в темное платье.
С небрежной любезностью кивнув мне, она энергично поздоровалась с Наташей, и отрекомендовалась:
— Меня зовут Наталья Петровна, я заведую ленинградским Институтом мозга, — оглядев красивую медалистку, Бехтерева широко улыбнулась: — Так вот ты какая — «пациентка Н.»!
«Златовласка», еще не отошедшая от триумфа, смутилась.
— Румянец тебе тоже идет, милочка, — снисходительно проворчала академик. — С удовольствием ознакомилась с твоими работами. Особенно меня впечатлило «Улучшение визуализации МРТ»! Хоть я почти ничего не поняла, но и того, что дошло, хватило. Вот ты, например, используешь в своих программах так называемый «механизм обратного распространения ошибки». Но ведь распознавание огрехов в живом мозге происходит точно по такому же принципу! — уловив состояние Иверневой, она увела тему разговора в дебри нейрофизиологии. — Думаю, твоя математика, недоступная для меня, и то, что ты зовешь «железом», помогут разобраться со многими тайнами и парадоксами высшей нервной деятельности. Вот тебе пример: в течении всей жизни только десятая часть нейронов реально задействована в мозге среднего взрослого человека; у людей одарённых и гениальных — процент побольше, но незначительно. Остальные же нервные клетки состоят как-бы в «холодном резерве». И никто этого пока объяснить не может!
Ивернева ответила неуверенно, но сходу:
— Наталья Петровна… А может, это чисто биоэнергетическое ограничение? Ведь мозг человека потребляет около двадцати процентов всей энергии организма, а масса мозга — всего два процента массы тела. Ещё пару-тройку процентов потребления выжать возможно, а дальше мозг, наверное, будет просто перегреваться — произойдёт что-то типа теплового удара, а затем — денатурация нейронов и смерть.
Бехтерева выслушала Наташу, затем внимательно-изучающе глянула на неё.
— Знаешь, милочка, — протянула она, — на статью ты уже себе сейчас наговорила!
«Златовласка» сразу-то и не поняла шутку великой нейрофизиологини.
— Всё, что ты сейчас рассказала, — палец Натальи Петровны ткнулся Иверневой в грудь, — срочно изложи письменно, пока не забыла! Приложи какой-нибудь математический расчет, пару формул поумнее, и приезжай ко мне на денёк в Ленинград! Мы оформим твою идею, как статью, и я протолкну её в «Журнал высшей нервной деятельности»! — она вскинула ладонь, величаво отвергая девичий лепет. — Да-да, я в курсе, что ты училась на факультете вычислительной математики и кибернетики, но согласись, что наш мозг пока что лучший вычислитель, чем всё ваше «железо»!
— Наталья Петровна, — вмешался я, — сам имел отношение к вычтеху, пока Наташа меня не затмила…
— Ми-иша! — укоризненно затянула подруга.
— Не спорь с фактами, — бегло улыбнулся я. — Так вот, могу заверить вас, как профессионал — то, что творит Наталья, имеет самое прямое отношение к созданию искусственного интеллекта.
— О! — торжествующе вскинула палец Бехтерева. — А посему, милочка, не задерживайся со статьей! Жду!
Она развернулась, и ушла, тут же смешавшись с гомонящей ученой толпой.
— Поняла, милочка? — сказал я, посмеиваясь. — Будем тянуть тебя на степень!
— На какую? — в глазах напротив плескалась прозрачная голубизна непонимания.
— Ученую! Кандидата физико-математических, как минимум. А степень тебе присудят «по совокупности работ»! — обняв на секундочку растерянную и счастливую Наташу, я предложил с улыбкой: — Пошли?
— К-куда?
— Обмоем твою медаль!
Вместо эпилога
Суббота, 7 февраля 1998 года. Полдень
Щелково-40, улица Колмогорова
Наташка упорно ползла ко мне, суча ножками и шлепая ручонками по ковру. Голубая маечка с принтом подсолнухов и белые трусики-подгузники очень шли маленькой брюнеточке.
— Иди, иди сюда… — приманивал я.
Беззубо улыбаясь, Натаха радостно взвизгнула, и добралась до моей ноги. Цепляясь за нее, плюхнулась на попу. Я усадил малышку к себе на колени — она залепетала нечто непереводимое, сосредоточенно хлопая ладошками по моей пятерне.
— Совсем мамочку не любит! — с притворным огорчением затянула Марина Сильва. — Всё к деду рвется!
Инка, вышедшая из ванной с тюрбаном из полотенца, хихикнула, кутаясь в махровый халат.
— А дед Миша всегда девочек любил! Малышек — двухсотмесячных, и постарше!
— Почему это? — оспорил я. — Младший состав тоже люблю! Если хорошенькие. Вон, какая красотка! Да, Натаха? Вся в маму!
Мариша заулыбалась.
— А чё я сразу? — послышался обиженный голос с галереи. — Чуть что, сразу — Лея, Лея…
Надутая первоклашка с нарошным топотом спустилась по лестнице. Дежа-вю…
Юлька тоже любила перебирать ступеньки необутой, в одних колготках. И школьное платьице на ней такое же было, и лямка передничка падала с плеча, и горела на груди октябрятская звездочка…
Лея подбежала, села с размаху на диван, ко мне поближе. Она никогда не жаловалась, не ныла, требуя применить репрессии к обидчикам. Сильная натура.
Я погладил золотистые локоны, и девочка прижалась к моему боку. Вздохнула тяжко. Наташка с подозрением глянула на конкурентку, но гневно отпихивать, что с нею бывало, не стала.
— Как успехи в школе? — задал я дежурный вопрос.
— Да так… — вяло ответила Лея. — Все какие-то тупые! Даже писать толком не могут, а читают по слогам… Да ну их!
— Зато ты сразу стала лучшей ученицей в классе!
— Ну, да, вообще-то…
Мариша не выдержала — встала, и пересела к нам. Мелкая милостиво дозволила ей погладить свои черные прядки. А я с удовольствием следил за выражением лица девушки — Марина-Сильва Фернандовна оказалась хорошей мамой, даже слишком. Хотела академку взять, чтобы с дитём возиться, но мы ее отговорили — нянек в доме хватало.
— Натали-ишка… — нежно ворковала мамочка. — Чернушечка ты моя…
— Миш, — Инка сняла полотенце, рассыпая волосы по плечам, — не знаешь, где Рита?
— На студию умотала, — ответил я, делая «козу» Наташке. Та выдала восторженный завизг.
— Так вы не кормленные! — подхватилась Дворская. — Макарошек сварить?
Я подумал.
— Давай. В меню еще котлеты вчерашние…
— Я быстро!
Инна скрылась на кухне, а сверху донесся зов Наташи-большой:
— Ми-иша!
— Иду! — отозвался я, и пересадил Наташу-маленькую к Маришке. Девочка не протестовала — она сосредоточенно глодала замусоленного зайца и лупала черными глазенками.
Тихое семейное счастье. Так это, кажется, называется…
