Все казачьи струги достались нам — несколько было повреждено, но на плаву держалось уверенно, и стрельцы уверяли, что отремонтировать их — раз плюнуть. Я не очень понимал, зачем мне дополнительные единицы в моем и без того раздутом флоте, но согласился. В конце концов, у «Орла», которому скоро отправляться в Астрахань, должна быть достойная свита — а морские челны Разина для этого подходили как нельзя лучше. Да и в Царицыне надо было что-то оставить — идея организации речного патруля меня так и не оставила, и почему бы не начать её внедрение с южных регионов Русского царства?
«Орел» явился к пристани в Царице во всей красе — очень медленно и величаво. Плыл он самостоятельно, под всеми флагами, в том числе и под тем, который считался как бы моим — не знаю, зачем его Бутлер повесил, раз меня на борту не было. Пушечные порты у фрегаты сейчас были закрыты, но всё равно смотрелся он очень грозно — настоящим флагманом русского флота. Ну и пусть, что пока речного — будем когда-нибудь и на морях шведу грозить.
Битва на северной стороне, как мне пересказали, закончилась относительно быстро. Казаки со стругов высадились, начали подбираться к крепости, но тут же наткнулись на ловушки, потом по ним пару раз выстрелили из пушек со спешно насыпанного бастиона, потом в дело вступили и стрельцы. Ну а после второго залпа «Орла», который снес все мачты на причаливших корабликах, десант отказался от дальнейшего сопротивления. Правда, Дорманн, который и руководил обороной на этом направлении, был уверен, что дело решила появившаяся конная сотня — вид всадников подействовал на казаков очень угнетающе.
До конца дня стрельцы вязали казаков, а сотники в первом приближении составляли опросные листы — кто, как зовут, как кличут, откуда родом, долго ли в казаках, чем успел отличиться. Пленников, правда, было много, и вся эта процедура грозила затянуться на неделю, что означало натуральный голод в крепости и посаде — почти восемь сотен дополнительных ртов надо было как-то кормить и поить. С водой в этих местах, конечно, хорошо, но запасы провизии на такое количество лишних ртов рассчитаны не были. А ведь были ещё и захваченные казаками персы — около сотни измученных и изможденных людей, которые уже почти смирились с тем, что проведут оставшуюся жизнь в качестве рабов. Среди них к моему удивлению обнаружился и сын адмирала Мамед-хана — подросток чуть младше моего нынешнего тела, но очень гордый и, судя по синякам на лице, не раз эту гордость казакам демонстрировавший. Княжну тоже нашли — чуть постарше брата, но не слишком намного, она была очень и очень испуганной и, на мой вкус, страшненькой.
Пришлось выходить на Волгу — и за деньги выкупать провиант у проходящих мимо караванов. Заодно я оправил посольство в Астрахань — в конце концов, это была зона ответственности тамошних воевод, которые пока показали себя не с лучшей стороны, и мне хотелось посмотреть, как они будут выкручиваться, получив столько пленников.
Ну а со следующего дня моя кремлевская сотня — та самая, что была со мной с самого начала — приступила к мародерству казачьих стругов по полной программе. И почти сразу же они наткнулись на неожиданный подарок, потребовавший нашего с Трубецким внимания.
Глава 19
Золото бунта
Вообще добыча даже на первый взгляд была весьма солидной. Конечно, казаки хватали буквально всё, что блестело, но отполированных и позолоченных железок было мало — вся остальная добыча состояла из настоящего серебра и золота, в основном в виде украшений и посуды самого разного назначения. Ещё имелись дорогие ткани, которые на той же Макарьевской ярмарке уйдут безо всяких скидок на происхождение, а также богато украшенное холодное оружие, что тоже стоило немало, и доспехи — спрос на них сейчас не слишком большой, но найти покупателей было можно. Ну и различные товары из азиатских стран — то есть всякие пряности, которые в Европе покупали за золото на вес, а также дорогой китайский чай. Ну и драгоценные камни самого разного размера и качества — казаки их явно без всякой жалости выковыривали из персидских произведений искусства.
Трубецкой осторожно прикидывал, что общая стоимость этой добычи была в районе миллиона рублей, но оговаривался, что точнее можно будет сказать уже в Москве. Это действительно было очень и очень много, две трети годового бюджета всего царства. Я был уверен, что царю больше всего понравится золото и серебро, и уже готовил аргументы, которые позволят оставить у себя хотя бы часть добычи именно в драгоценных металлах.
Но стрелец из стремянных, который прибежал звать нас с князем, явно был послан не для того, чтобы мы посмотрели на очередную заморскую диковинку.
Попов нашелся на том самом струге, на котором плыл Разин. Кроме него, больше на судне никого не было, даже его подчиненные стояли в охране уже на пристани, причем с обеих сторон от кораблика. Сам струг был уже вычищен от добычи и оружия — просто деревянная лодка, чуть больше, чем обычная.
— Что случилось, Григорий Иванович? — спросил я, подходя к десятнику.
После астраханской разведки и задержания Разина прямо на виду всей его ватаги я проникся к Попову уважением, а заодно понял, почему в штатном расписании государства Российского сейчас нет никакой секретной службы — её надежно спрятали под невзрачным названием Стремянного приказа. В общем, у царя под рукой имелся своего рода спецназ, который предназначен для выполнения различных щекотливых миссий. Кстати, остальные стрельцы в поведении стремянных ничего необычного не увидели — мол, они для того и предназначены, чтобы вязать царских врагов. А вот меня больше впечатлила именно астраханская история.
Вместо ответа Попов протянул широкую ладонь, на которой лежало несколько неровных параллелепипедов желтого метала.
— Золото? — спросил я.
— Да, оно. Только это не персидское, это из самородного сделали. Надо бы спросить, где самородки взяли, у персов их точно быть не может.
— Здесь сколько? — я осторожно взял один из слитков и взвесил — совсем легкий, но учитывая размеры…
— Каждый золотников по десять, не больше, точнее не скажу без весов, — ответил Попов. — У атамана за поясом кошель был, там таких же ещё с десяток.
Золотник — это около четырех грамм, так что один слиток был весом с рубль, только золотой. Попов держал пять слитков, ещё десять было у Разина — всего шесть сотен грамм золота неизвестной чистоты, но явно загадочного происхождения.
— Думаешь, нашли месторождение казачки, Григорий Иванович? — спросил Трубецкой, который смотрел на кусочки желтого металла с непонятной мне тревогой.
Тот усмехнулся.
— Или так, или нашли того, кто на россыпь наткнулся, — сказал он. — Розыск производить надо, и до того, как из Астрахани гости появятся. Вдруг не только атаман знает, откуда это… Если там столько было, то и ещё должно быть, да не мало, а как бы на пуды счет не шел.
Вот тут я понял чувства князя. Если где-то в местах обитания казаков имеется золотой рудник, Алексей Михайлович сделает всё, что в его силах, чтобы «отжать» эту территорию под своё управление, а заодно насытит эту территорию толпами верных людей, которые не будут сбагривать ценный металл налево.
