Крестовый дранг - Мельников Руслан

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62

Малюсенький кусочек железа с рваными краями застрял в добротной Освальдовой кольчуге двойного плетения. Растратив всю свою убойную силу на немыслимый полет по межвременному пространству и удары о камни, он уже не смог прорвать плотную сеть мелких колец и толстую кожаную куртку-поддоспешник.

В последней вспышке призрачного света Бурцев успел вырвать осколок из кольчуги поляка. Осколок был еще горячий, но он сжимал свою добычу крепко. Очень крепко — как осязаемое доказательство того, что не слежалась взрывчатка, что не отсырел запал. Что где-то в центральном хронобункере СС царит сейчас, нет, не сейчас — потом, много веков спустя — жуткий переполох, и уцелевшие фашики растаскивают трупы тех, кому повезло меньше. Оборонительный вариант «М-24» способен нашпиговать осколками уйму народа.

Глава 61

Со дна колодца бесследно исчезли и обломки малой башни перехода, и тело эсэсовца, и граната. Только «вальтер», выбитый из рук магистра, сиротливо лежал на каменных ступеньках — за пределами арены.

В подземелье стало темно. Колдовской свет погас. А отблески затухающей цифири на стене почти не разгоняли мрак. Дата и месяц обратного перехода выгорели полностью, оставив на камне пятно черной копоти. Лишь «1943» еще слабо мерцал в сплошной темноте.

Зарычал, закопошился Освальд — он, похоже, и не заметил, что пару секунд назад находился на волосок от гибели. Добжинец встал, помог подняться ошарашенной, полураздавленной Ядвиге, прохрипел в гневе:

— Ты что, Вацлав, совсем сдурел? Кидаешься на людей, как бешеный кабан, валишь с ног!

Бурцев не слушал. Он все еще держал в руке осколок. И улыбался.

— Нам нужен факел, — деловито заметила Ядвига, отдышавшись, — пока огонь на стене совсем не погас. Так что, милый Освальд, не надо ругаться. Займись лучше делом.

Слово возлюбленной для рыцаря — закон. Освальд занялся. Факела найти ему, правда, не удалось, зато поблизости отыскался древний чашеобразный светильник из бронзы. Погашенный и неприметный в полутьме, он свисал на цепи с крюка, вбитого над нишей медиумов. Видимо, предназначалась эта посудина для освещения колодца во время подготовки к ритуалу. Рядом, на небольшом каменном карнизе, стояла открытая канистра с густым вязким киселем. От киселя несло горючей химией. Судя по всему, именно этой смесью и были начертаны догорающие цифры.

Добжинец озадаченно топтался возле канистры. Пришлось помочь. Бурцев снял светильник с крюка, осторожно — стараясь не измазаться в огнеопасной жиже, заполнил его до краев, повесил обратно. Оторвал кусок от балахона зарубленного медиума, обмакнул полоску ткани в горючее и поспешил к слабым огонькам на стене. Сейчас там едва тлели «9» и «3». Но этого хватило, чтобы подпалить тряпку, пропитанную киселем из канистры. Вскоре огонь коснулся содержимого бронзовой чаши. Пламя осветило колодец с ареной. И балкончик медиумов. И изрядную часть подземного хода за ним. Стало почти уютно. Освальд поднялся по ступеням к Ядвиге. Ядвига спустилась к Освальду.

— Так лучше? — галантно осведомился польский рыцарь у возлюбленной.

— Так хорошо, — нежно проворковала та. Добжинец и кульмская красавица слились в долгом страстном поцелуе. Эге… серьезное дело.

Маленькие ручки повернули голову Бурцева. Едва слышные слова прошелестели над ухом:

— Опять на Ядвигу заглядываешься?

Чумазое личико Аделаиды смотрело на него испытующе. Смотрело со скрытым лукавым упреком и явной насмешкой одновременно. Бурцев вспомнил ночь на заброшенной Кульмской мельнице. Краска залила лицо. Странное чувство: вроде бы не мальчик давно, а поди ж ты… Чувствовал себя сейчас Бурцев, как двоечник у доски. Нет, хуже — последней сволочью он себя чувствовал.

— Прости, милая. Понимаешь, тогда…

Почти детская ручонка Аделаиды прикрыла ему уста. Глазки взбалмошной княжны казались непривычными, незнакомыми, иными. Совсем иными. Глаза взрослой мудрой женщины…

— Не нужно ничего говорить, Вацлав. Я понимаю… теперь. Сама ведь во всем виновата, но давай не будем об этом больше.

Бурцев слушал ее шепот, разинув рот. Ни фига ж себе! А девочка-то в самом деле повзрослела за эти дни. И здорово повзрослела. Стало как-то не по себе. С капризной дочерью Лешко Белого он худо-бедно управлялся. Но что делать и что говорить сейчас — понятия не имел. А потому предпочел промолчать.

— На Ядвигу я тоже не сержусь, — тихо и серьезно проговорила Аделаида. — Видишь ли, мы с ней только что сидели здесь спина к спине и ждали смерти или чего похуже. А на краю смерти, на последней грани жизни все воспринимается иначе. И свои поступки, и чужие, и помыслы, и гнев, и обида, и радость. Наверное, поэтому все… так… так вышло… Не могу объяснить… Это было как некое озарение.. Внезапная вспышка вроде той — в колдовском круге… Только уже внутри меня… Я вдруг осознала то, чего раньше не замечала… Все простое и понятное, но словно сокрытое гордыней и глупыми страстями… Знаешь, будто шоры с глаз кто снял… Не знаю больше, как сказать… И не знаю, поймешь ли…

Он понимал! Он все теперь прекрасно понимал! Разительная перемена, произошедшая с княжной во время прерванного цайтпрыжка, — не случайна. Сыма Цзян рассказывал однажды, будто подобным образом — начиная и не доводя до конца путешествие во времени — вожди и маги ариев добивались некоего «просветления». Вот и Аделаида тоже «просветилась», блин! Поневоле, но, кажется, конкретно так просветилась!

Бурцев глянул украдкой на Ядвигу. А ведь та тоже изменилась! Неуловимо, едва заметно, но все же… Куда, например, подевался прежний похотливый блеск в глазах молодой нимфоманки? И опять-таки, откуда взялась эта мудрость, светившаяся в невинных очах Ядвиги? Да, дела… Бурцев был в затруднении. Он никак не мог решить, благодарить ли судьбу и арийских магов за такой подарочек или матом крыть.

— Ядвига теперь мне как сестра, — продолжала Аделаида. Глаза ее блестели. — А ты — мой суженый. Небесами даденный, единственный и желанный. И другого мне не надобно. Ясно тебе, Вацлав?

Он кивнул — что еще оставалось?

Она впилась своими губами в его губы.

Бурцев обнял девушку. Кусочек мертвого металла — залетный осколок фашистской гранаты — мешал по-настоящему сжать объятия. И он его выбросил. Никого в своей жизни Бурцев не обнимал еще так крепко.

Две пары: польский рыцарь с кульмской шпионкой и бывший омоновец с краковской княжной стояли неподвижно, словно соревнуясь в длительности и страстности поцелуев. И Бурцев почему-то знал: это соревнование они с Аделаидой выиграют. И выиграли бы, безусловно, выиграли, если бы не…

Шум шагов за спиной вернул всех к суровой реальности. Вот блин! Рановато расслабились… Да, девушки спасены, да, обе целы-невредимы, да, к нацистам попали лишь обломки малой башни перехода и разлетающиеся по хронобункеру гранатные осколки. Но замок-то по-прежнему кишит фа-шик ами!

Освальд схватился за меч. Бурцев поднял эсэсовский «вальтер». Навел ствол на чернеющую нишу.

— Кто здесь?

— Моя-моя!

Из темноты вынырнул Сыма Цзян. На плече маленький китаец тащил большой пулемет. Новенький, блестящий смазкой ручной «МГ-42». С двумя сошками, с округлым наростом барабанной пулеметной коробки на левом боку.

Глава 62

Бурцев протер глаза. Ну, прямо не китаец, а добрый волшебник-снабженец какой-то.

— Ты где это взял, Сема?!

— Тута моя нашла. Совсема рядом целая арсенала. Очень огромная арсенала, громаднее эта комната. Моя заглянула и моя подумала, большая самострела для твоя пригождаться.

Он протянул пулемет Бурцеву. Бурцев ошалело взял. Десять кагэ, наверное, может, побольше. Для ручного пулемета — в самый раз.

Позади китайца возникли еще четыре фигуры. Дмитрий, Бурангул, Збыслав и дядька Адам.

Бурцев глянул на Аделаиду. Как-то теперь отнесется «просветленная» княжна к язычникам и еретикам, что так раздражали ее раньше? Нет, вроде ничего… Полячка, в самом деле, будто заново народилась на свет.

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62