Красные камни - Савин Владислав

— Те же люди, кто ранее так же дружно показывали, что с Ганной никто не уходил? — спрашивает Анна почти с издевкой — что вам было совершенно незачем присутствовать при самом убийстве, верю, а что это было сделано без вашего ведома, и более того, без вашего приказа, не верю абсолютно. Судя по тому, как вы поставили дисциплину в своей организации, "за неповиновение — смерть". Нет, возможно, что вы даже слов приговора не произнесли — но именно вы приняли решение, и тем или иным способом довели его до всех. Так что пишите правду, как было. И насчет того, откуда на теле Ганны появились следы физического воздействия, тоже не забудьте — вы девушку пытками заставляли, оправдывающую вас записку написать?

Согласится или нет? Неужели этот негодяй избегнет наказания? Нет, я понимаю, что Анна не блефует насчет передачи дела в ГБ, и тюремный срок мерзавца ждет реальный — но это будет меньше, чем то же самое, и еще с позором для того, во что он верил, как фанатик, чтобы он не мучеником запомнился, а сволочью! И это его ждет — если он согласится. А если нет — у Анны есть еще план? Господи, кто из нас двоих настоящая актриса — я, которая в кино изображаю замысел режиссера, или она, кто по жизни должна сыграть психологически достоверно, без всяких дублей, и противника (не партнера!) раскусить, на его слабые места воздействовать! Что же ты молчишь, неужели тебе, учителю, своих учеников, своих птенцов не жалко — которых ты под обвинение подводишь? Чувствую, как мой рыцарь свою руку на мою ладонь положил — после он скажет, что я напряжена была, "только искры не летели"! И что если бы месье Фаньер меня увидел, то решил бы в ужасе, что все его фантазии сбылись, касаемо демоницы Люциферы (слышала уже про этот его опус, видеть пока не довелось — надеюсь, там ничего непристойного нет, ну а убивать американцев, не вижу в том ничего позорного!).

— Мне будут даны тезисы доклада — спрашивает Линник, наконец что-то решив — или я буду полностью свободен в своей речи?

Это для него более важно, чем судьба учеников? Я думала, он для них какие-то гарантии попросит! Хотя нам в Академии на лекциях говорили, что тщеславие для преступников и террористов очень характерно, выступить со своим манифестом, пусть со скамьи подсудимых!

— Без ограничений — отвечает Анна — скажете все, что сами захотите.

Пишет наконец! Мы смотрим, молчим — в тишине лишь перо скрипит. Наконец завершил.

— Сергей Степанович, вы уж вслух нам прочтите, не стесняйтесь! — предлагает Анна.

Читает. Поскольку вышеназванная гражданка Г.Полищук выразила явное пренебрежение к учению Маркса-Энгельса-Ленина, и показала себя ярко выраженным мелкобуржуазным элементом, то мной было сказано, таким как она в коммунизме не место. После чего гражданка Полищук написала свое покаянное письмо, и ушла, в сопровождении товарищей М.Кузьмина, О.Груши, С.Крутицкой. Больше я ее не видел, и лишь на следующий день узнал о ее судьбе. Могу предположить, что между гражданкой Полищук и тремя вышеназванными товарищами возникла ссора, вызванная антисоветскими высказываниями гражданки Полищук — что и привело к трагическому финалу. Что до якобы обнаруженных на трупе следов "пыток и истязаний", то свидетельствую, что при мне вышеназванная гражданка никакому физическому воздействию не подвергалась, так что эта вина лежит на трех упомянутых лицах. Больше ничего сообщить по существу данного дела не имею.

М.Кузьмин — а ведь знакомая фамилия, уж не один ли из несостоявшихся убийц господина Штеппы? Так тут целый террористический заговор организовался? Валя подошел, бумагу у Линника взял, бегло просмотрел, положил перед Анной.

— Ну что ж, Сергей Степанович, будем считать, что мы договорились. Вы свободны, как вам и обещали.

— Когда и где мне выступать?

— Вам сообщат. Думаю что завтра с утра.

— Простите, но мне нужно больше времени, чтобы тщательно подготовиться!

— И это говорит истинный большевик-ленинец? Вам следовало бы знать, что в июне семнадцатого в Петрограде, когда Владимир Ильич узнал, что солдаты Измайловского полка, поддавшись контрреволюционной агитации, собираются идти громить Петроградский Совет, то он отправился в казарму, один, и произнес там такую речь, что те же солдаты устроили ему овацию. У вас же будут почти сутки на подготовку, и вам не надо ничего придумывать — просто изложите то же самое, что своим кружковцам.

— Хорошо. Теперь я могу идти?

— Идите. Но поскольку ваша невиновность лишь после вашего выступления установлена будет — до того придется вам временно под негласным надзором побыть, доверяй но проверяй.

Это правда. Знаю, что с львовскими товарищами все согласовано, и только Линник выйдет, примут они его под надзор — куда пойдет, с кем общаться будет. И чтобы сам он, это зная, не стремился своих проинструктировать, предупредить!

— Молвила щука карасю, что слышала я, ты до диспутов мастер, желаю сейчас с тобой провести — усмехнулся Валя, когда Линник вышел — Салтыков-Щедрин, кажется так. Ань, ты и в самом деле собираешься ему что-то дозволить, если он выиграет?

— Мне его глаза очень не понравились — сказал мой муж — и кажется, Аня, ты крупно ошибаешься, считая его своим, лишь с перегибами. Он вышел отсюда, как торпеда на цель — уничтожить, о себе не думая. И дай бог, если мне лишь показалось.

— Он проиграет — ответила Анна — он не может выиграть, мы должны постараться! Сейчас договариваюсь с университетом о месте и времени, ну а за тобой, обеспечение безопасности. Чтобы диспут был культурный — а не в средневековом смысле, когда после правоту кулаками доказывали. Ну а здесь, я смотрю, у каждого оружие в кармане!

Кажется, я поняла, что Анна намерена сделать! Раз прозвучало слово "диспут" — а из бесед с отцом Серхио я помню правила этих умственных состязаний, в давние времена нередко имевших место в университетах, а также при королевских или иных дворах, когда встречались мудрецы, выясняющие, кто из них более достоин. Исходные тезисы сторон могли быть любыми, кроме прямой хулы на Бога, Церковь и правящих особ — а дальше полагалось средствами логики заставить оппонента либо сделать заявление, противоречащее его собственному исходному, либо впасть в ересь. Ну а поскольку учение господина Линника по сути своей является именно ересью — то мы "инквизиция", или кто? То, что обвиняемый сам числит себя коммунистом, не должно нас смущать — и в средневековье из числа приговоренных Святой Инквизицией, большую часть составляли лица духовного звания — поскольку они, к сожалению, как люди образованные, были более склонны к впадению в ересь, чем безграмотные землепашцы. Кроме того, как рассказывал отец Серхио, и в Церкви в те годы творились весьма печальные вещи, причем лица, погрязшие в грехе и разврате, нередко пытались найти оправдание своим богомерзким поступкам в своевольном толковании Святого писания, что как раз и есть ересь. Таким образом, деяния и той инквизиции были в значительной мере направлены на очищение Церкви от собственных заблудших овец — поначалу милостливым увещеванием, и лишь тех, кто упорствовал в ереси, ждал очистительный костер.

Так же как нас учили в Академии. С идеями не борются карами — чужую идею надо сначала дискредитировать, растоптать, унизить, и по возможности, публично. А уж после казнить адептов, если конечно, они не раскаялись — ведь милосердие, это тоже оружие, в борьбе идей!

И я попрошу Анну быть милосердной к тем, кто увидит свои заблуждения. Юному возрасту свойственен максимализм — у нас в Академии есть курсант со смешной фамилией Портянка, сейчас вполне серьезный старший лейтенант, ну а в сорок четвертом, под самый конец войны, семнадцатилетний солдатик, призванный в тыловой батальон аэродромной охраны [26]. И он сам рассказывал, как однажды задержал какую-то местную женщину, ходившую в лес за хворостом и вышедшую к полосе охраны. Когда же начальник караула шутя спросил, "рядовой Портянка, ну что скажешь, нам с этой гражданкой делать" — то он ответил, нисколько не сомневаясь, и даже гордясь, "расстрелять как немецкую шпионку". Никого конечно не расстреляли, начкар и особист были вполне адекватными и опытными людьми, да и сам Портянка сейчас вспоминает тот случай со стыдом — но психология семнадцатилетних! Которые легко могут, как говорит мой муж, "наломать дров", если их не сдержать.