Следовать новым курсом - Беломор Б.

– Там должен быть один тип – здоровенный такой, с чёрной бородой. Присмотри, чтобы наш гость его не увидел. Пусть думает, что он потонул.

– А если он действительно утоп?

– Вот и ладушки тогда.

– В странные игры играешь, Вениамин Палыч… – недобро сощурился командир «Николая». – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Но учти: как вернёмся, я всё детальнейше изложу в рапорте.

– Излагай, только смотри, чтобы кто-нибудь лишний его не прочитал. И мой тебе совет: пиши прямо на имя светлейшего князя Горчакова, он глава нашей делегации.

– Я знаю, кто такой Горчаков. Но у меня своё начальство, морское.

– Начальство начальством, а писать всё-таки лучше Горчакову, – настойчиво повторил Остелецкий. – Уж он, поверь, как-нибудь это уладит.

– Осаживай! – зычно крикнул баковый матрос и упёр отпорный крюк в планширь, уже наполовину погрузившийся в воду. С мостика неуклюже карабкался поддерживаемый двумя матросами обер-лейтенант.

Зацаренный скривился – происходящее ему категорически не нравилось.

Осмотр шхуны не затянулся – не прошло и десяти минут, как она исчезла с поверхности моря. Из воды выловили троих членов экипажа, албанцев, и среди них не оказалось высокого бородатого англичанина. Зацаренный, улучив момент, сделал Остелецкому жест, означающий, что искомого человека действительно нет. Видимо, море взяло-таки своё.

Как взяло оно и другую добычу – похищенный из сейфа портфель, который до последнего момента пытался разыскать пруссак.

– Да бросьте вы это дело, герр обер-лейтенант! – устало внушал гостю Венечка. – Небось, давно ваш портфель на дне. Говорите – толстая кожа, бронзовые уголки?

Немец кивнул. Он был явно расстроен до глубины души.

– Вот видите! Не сомневайтесь, пошёл ко дну, как камень. Измаил Максимыч! – окликнул он командира «Николая». – Какая тут глубина?

– Саженей пятнадцать, – донеслось с мостика. – Если надо точнее – велю бросить лот.

– Ни к чему, – махнул рукой Остелецкий. – Пятнадцать саженей – безнадёжно-с… Пропал портфель, герр обер лейтенант, пропал так же верно, как если бы вы его запихали в топку судового котла. Так и доложите вашему канцлеру: амба-с, капут! Не понимаете?

Фон Арним помотал головой.

– Капут – йа-а, понимайт. Амба – найн.

– Эх ты, немец-перец-колбаса! Вот и все вы такие: обезьяну и гегельянскую философию придумали, а самых простых вещей не разумеете…

Порт-Саид,

здание русского представительства

…ноября 1878 г.

Портфель был тяжёлый – туго набитый бумагами, из кожи толщиной в полпальца, с массивными бронзовыми уголками и круглым, на бронзовых же дужках замком, сделавшим бы честь иному амбару.

– Такой камнем пойдёт на дно, – оценил Юлдашев. – Ключа нет, разумеется?

Остелецкий развёл руками.

Третий присутствовавший в кабинете – незнакомый Венечке морской офицер в ранге капитана второго ранга – извлёк из кармана хитроумный ножичек со многими лезвиями, открыл одно и принялся ковыряться в монументальном произведении чемоданно-замочного искусства. Портфель успешно сопротивлялся.

– Вы же доложили, что он утонул? – спросил Юлдашев, наблюдая за манипуляциями моряка.

– Портфеля не было на шхуне вовсе. Я подобрал его в германской резиденции, после того, как сцепился со вторым взломщиком. А когда выскочил вслед за ним – прихватил портфель с собой и засунул его под крыльцо. Очень боялся, что пруссак заметит, но, по счастью, было темно, да и он был занят, крутил албанца-взломщика. А наутро, когда всё закончилось, добрался до резиденции, улучил момент и портфель вытащил. Всё боялся не успеть – начнут немцы крыльцо обшаривать, где их человека зарезали, и найдут…

Он несмело улыбнулся Юлдашеву.

– Кстати, вы Зацаренному что-нибудь насчёт меня соврите – так, мол, и так, особое задание выполнял. А то он смотрит на меня, как на проходимца какого-то, неловко…

Юлдашев не ответил, только недовольно дёрнул щекой.

…Ги-ги-ги… нашёл, о чём горевать!

…Брысь!

Раздался звонкий щелчок. Крышка портфеля распахнулась. Внутри он действительно был туго набит бумагами – пакетами из провощённой коричневой бумаги, в которых обычно возят дипломатическую почту, тетрадями в дорогих сафьяновых переплётах, листами, листиками, аккуратно сложенными записками.

Моряк извлёк один из пакетов. Для этого понадобились некоторые усилия – документы были буквально вбиты в тесное кожаное вместилище.

– Канцлеру Германской империи О́тто Эдуарду Леопольду фон Бисмарк-Шёнхаузену, – прочёл он. – Похоже, это личный архив канцлера.

– Кто же решился его похитить? – осторожно осведомился Венечка. Не то чтобы он рассчитывал получить ответ, но…

Юлдашев извлёк из бювара фотографическую карточку.

– Этот?

На карточке был изображён мужчина в длинном сюртуке, с тростью, в цилиндре.

– Вроде похож… – неуверенно ответил Остелецкий. – Только тут он помоложе и бороды почти нет.

– Неудивительно – снято почти десять лет назад, когда он ещё не числился на дипломатической службе. А вот шпионом он был уже тогда. Вы, молодой человек, отправили на тот свет не кого-нибудь, а самого сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона, рыцаря-командора ордена Святого Михаила и святого Георгия. А также – путешественника, исследовавшего Великие Африканские озёра, поэта, гипнотизёра, отчаянного авантюриста, который, прикинувшись арабом, проник в священный для мусульман город Харрар и саму Мекку. Даже, говорят, обрезание для этого сделал!

– И при всём при том, – добавил моряк, – сей господин был редкостным прохвостом и чрезвычайно опасным негодяем.

Он по одному вытаскивал из портфеля пакеты и тетради и аккуратно, рядами раскладывал их на столе.

– Надо же, и переписка с австрийским графом Андраши тоже здесь. Любопытно, чрезвычайно любопытно! Похоже, князь Бисмарк не знаком с пословицей насчёт яиц и корзины…

– Не клади яйца в одну корзину? – спросил Юлдашев.

– Иначе говоря – распыляй свои интересы и средства. Так говорит дурак. Умный же человек скажет: «Клади все яйца в одну корзину, но береги корзину!»

– Занятно… – прокомментировал граф. – Я бы сказал: достойно пера господина Пруткова. Но что-то я у него такого не припомню…

– Не угадали, Александр Евгеньич. Сие высказывание принадлежит перу одного североамериканца. Пока он не слишком известен в литературных кругах, но, поверьте, это скоро изменится.

– Вы бывали в Североамериканских Штатах? – решился спросить Остелецкий. – Видимо, с эскадрой Бутакова?

– Нет, раньше, во время их Гражданской войны. Я тогда работал на серебряном прииске в Неваде, там и познакомился с тем господином. Звали его, если мне память не изменяет, Сэмюэль Клеменс, лет тридцати или около того…

Венечка подавился очередным вопросом. Работа на серебряном прииске в Америке – занятие, мягко говоря, не самое типичное для русского офицера.

– Ладно, вернёмся к нашим баранам, то есть к покойному сэру Ричарду, – продолжал как ни в чём не бывало моряк. Голос у него был глубокий, бархатный. – Вы не представляете, юноша, до чего приятно говорить об этом господине в прошедшем времени. Кстати, в числе прочих своих гнусностей он был буквально помешан на самом грязном разврате. Представьте: основал в старушке-Англии некое «Общество Камасутры», чтобы издавать в обход закона о непристойных публикациях порнографические книжонки. Что до опасности – видели у него на щеке шрам?

– Что-то такое было, – припомнил Венечка. – Я, правда, хорошо не разглядел, было темно.

– Рассказывают, он несколько дней шёл по саванне с дротиком, который пробил ему одну щёку и вышел из другой.

– Кстати, если когда-нибудь окажетесь при дворе Мохаммеда Рашида-паши, губернатора Сирии, – добавил с усмешкой Юлдашев, – имейте в виду, сей могущественный вельможа обещал за голову этого господина немалую сумму, тут ваш взломщик нисколько не соврал.

– Да, юноша, – снова заговорил кавторанг, – и вы, и этот пруссак… как там бишь его?..