Большие дела (СИ) - Ромов Дмитрий

Я заваливаюсь в постель, а утром звоню Злобину и он, оправдывая свою фамилию, разговаривает со мной сердито. Я даже представляю, его традиционную улыбку, которая сейчас должна выглядеть довольно зловещей.

— Записывай адрес, — говорит он. — Это база биатлонистов. Они куда, во Внуково прилетают?

— Да.

— Хорошо, это недалеко как раз. Пока поселишь их там. Сейчас, как раз, нет никого. Пусть тренируются, время впустую не тратят и никакого алкоголя, ясно? Питаться будут в стройбате, там часть рядом. Вызовут на КПП майора Седова, и он всё организует. Это на несколько дней, а потом решим что-нибудь… И вот что, пусть особо не светятся, в глаза не бросаются. На базе есть старое ПШ, чтобы в нём ходили.

— Солдатское?

— Нет, генеральское. Какое дадут, пусть в том и ходят. Понял?

— Понял, спасибо большое. Потом я их переведу в другое место. Занимаюсь уже. Но есть ещё вопрос, завтра я ожидаю… сами знаете что.

— Много? — недовольно спрашивает он.

— Ну, пару-тройку ящиков, я полагаю…

— Завтра всё скажу, — говорит он и отключается.

Я набираю номер Игоря, расположившегося в соседней комнате, но раздаётся стук в дверь и я, кладу трубку на рычаг.

— Кто там? — недовольным голосом спрашиваю я, вставая чуть сбоку от двери, а то дверь тонкая, пуля прошибёт в один момент.

— Дед Пихто-нах, — отвечают мне с кавказским акцентом и я, узнавая голос, открываю дверь.

На пороге стоит Абрам.

— Ну? — говорит он сердито. — Вчера приехал и нос не высовываешь? Что с тобой? Заболел?

За Абрамом я вижу фигуру Игоря. Он не дремлет, всегда на чеку.

— Здравствуйте, Мамука Георгиевич. Да я заходил вчера, вас не было, а потом мотался то туда, то сюда.

— Мотался он. Собирайся давай! Ехать надо.

— Куда это? Я сейчас не могу, мне товарища встретить надо, в аэропорт собираюсь.

— Вон, шныря своего пошли, — хмурится Мамука. — Пусть встретит, кого надо, а ты мне здесь нужен. Поехали.

— Не могу не ехать. А ваше дело не подождёт?

— Не подождёт. Вообще не подождёт, ни капли. Давай погнали, дорогой. Там мои джигиты Ашотика взяли.

— Как это взяли?

— Выходи давай, по пути расскажу. Чё ты, ссышь без телохранителя? Ты же со мной будешь, я тебе охрану обеспечу.

Обеспечит он… Знаю, что не стоит так делать, вот вообще не стоит, но делаю. Накидываю куртку и выхожу из номера. Но, прежде, чем идти за Абрамом, отвожу в сторонку Игоря и даю ему инструкции и деньжат.

И велю связаться с Сергеем Сергеевичем, нашим водителем. Надеюсь, после прошлой истории он не передумает с нами сотрудничать. Предполагаю, надо будет тормознуть какой-нибудь борт — грузовик или автобус, чтобы подкинули ребят на базу.

У входа в гостиницу стоит чёрная «Волга» Абрама. Он усаживается на переднее сиденье, а я за ним сзади. Слева от меня уже сидит Амир.

— Здорово, брат, — улыбается он.

— Привет, дорогой, — проявляю дружелюбие и я. — Что случилось, Ашотика поймали?

— Да, поймали. В тебя стреляли, я слышал?

Откуда? Я особо это дело не афишировал.

— Там мутная история, — пожимаю я плечами. — Может, в меня, может нет, неизвестно. Стрелка не поймали, так что, кто знает…

— Это Ашотик, мамой клянусь, — заявляет Абрам. — Он тебя заказал, сто процентов. Больше некому.

Ага, некому, за исключением Печёнкина и ещё каких-нибудь не очень выдержанных ребят, кому я ненароком на хвост наступал.

— Сначала меня, потом тебя, — горячится Абрам. — Совсем рамсы попутал фуфлыжник. Он чмо! Шерстило.

— Чепушило, — с иронией подбрасываю я словечко Абраму.

— Чепушило! — со смаком повторяет он. — Чепушило, в натуре!

— Сейчас спросим с него, — кивает Амир. — Ты молодец, брат. Я тебя как брата своего уважаю.

Какие нежности телячьи, что за несдержанность такая? Едем мы довольно долго и заезжаем в уединённый, расположенный на отшибе за зарослями клёнов гаражный кооператив.

— Чей гараж? — спрашиваю я.

— Профессора одного, — пожимает плечами Абрам. — Тебе что, гараж нужен?

— Может пригодиться в скором будущем, — киваю я. — В аренду бы я взял.

— На съём, — пожимает он плечами. — Я спрошу.

Мы проезжаем по дальнему ряду до самого конца. Под колёсами чвакает подтаявшая грязь. За окном неуютно, начинает накрапывать холодный мелкий дождь со снегом.

— К вечеру минус десять обещали, — качает головой Амир. — Заледенеет всё. Жду, не дождусь, когда домой уеду. У нас плюс пятнадцать сегодня, представляешь?

— А у нас минус двадцать, — усмехаюсь я. — Так что всё относительно в этом мире.

Мы останавливаемся у последнего бокса. Тут стоит голубая «жига». Ворота гаража приоткрываются и из них выглядывает уже знакомый мне Гога.

— О, наши приехали, — щерится он. — Давайте, заходите скорее.

Мы заходим. Ашотик с расквашенным носом сидит примотанный к стулу перед смотровой ямой. Слева и справа от него стоят наши парни. На стеллаже стоит кассетник и задаёт ритмичный позитив:

— Ра-ра-распутин, Рашас грейтист лав машин…

— Да у вас тут прямо ревущие девяностые, — хмыкаю я.

— Ревущие, вообще-то, сороковые, — хлопает меня по плечу Абрам.

— Девяностые, Мамука Георгиевич, — не соглашаюсь я, — девяностые. Уж поверьте. Паяльник кто-нибудь додумался захватить?

Вопрос вызывает недоумение, впрочем, внимание участников собрания приковано к Ашотику, а совсем не ко мне. Я подхожу к краю и заглядываю в яму. Там понуро, со связанными за спинами руками, стоит ещё парочка чуваков. Явно гости со стороны Ашотика. Один поднимает голову и я узнаю Пёстрого.

— А, перебежчик, — киваю я ему, — здорово.

— Ашотик смотрит на Абрама и пренебрежительно сплёвывает перед собой, попадая на своих же пацанов в яме.

Раздаются смешки. Гы-гы-гы.

— Сука, Абрам, — сипит Ашотик. — Считай, ты покойник, хорёк вонючий.

— Смотрите-ка, — усмехается Абрам, — какое самообладание. Ну надо же. Где бензин?

Ему услужливо подают коричневую металлическую канистру. Да он Тарантино насмотрелся, что ли?

— Поговорим, Ашотик? — спрашивает он.

Ашотик не отвечает и ещё раз сплёвывает, попадая на Пёстрого. Тот шипит и матерится. Абрам кивает и открывает канистру. Он подходит к краю ямы и начинает расплёскивать горючее, поливая узников.

— Э! Э-э-э! — доносятся возгласы из подземелья.

— Прохладно? — улыбается Абрам Ашоту. — Замёрз? Ну ничего, сейчас согреешься. Либо ответишь на мои вопросы, либо сам станешь факелом, как твои шохи.

Я, конечно, всякое в жизни повидал, но подобные расклады мне никогда не нравились и я здесь, по большому счёту совсем не нужен. Нахрена он меня притащил? Узнать, кто меня заказал? Мог бы и сам выяснить. Рассказал бы потом и всё.

Я гляжу на Амира. Он, похоже, тоже не в восторге от того что присутствует на этом празднике жизни. Абрам двумя руками поднимает канистру и тонкой струйкой начинает лить на Ашотика. Бензин булькает, плещется, и Ашотик орёт, как резаный.

— Хорош орать, как баба, — увещевает Абрам. — Просто скажи, что я спрошу и всё закончится.

— Я твой мама рот… — орёт Ашот и захлёбывается в бензине, начинающем литься обильной струёй. — А! А! А-а-а!!!

— Какая сладкая музыка, — усмехается Мамука. — Да ты певец у нас, Муслим Магомаев, да? Ой, нет, ты у нас Арно Бабаджанян и Шарль Азнавур. Чё ты орёшь, «Мурку» давай!

Народ ржёт. Абрам тоже. Только я и Амир не смеёмся.

— Спички дайте! — командует предводитель Абрам. — У кого есть?

Ему подают.

— Ну что, Ашотик, пи*дец котёнку, срать не будет?

Взрыв смеха. Или поговоришь со мной, бензонасос херов?

— Пошёл ты нах*й! — отплёвываясь орёт Ашот.

— Плохой человек, невоспитанный, — качает головой Абрам и достаёт из коробка спичку. — Некультурный.

Он чиркает по тёмно-коричневой боковине и, вытянув руку, поднимает вспыхнувшую спичку над ямой.

— Нет! — раздаётся снизу. — Не надо! Мамука Георгиевич! Пожалуйста!

— Пожалуйста? — зло переспрашивает он. — Пожалуйста, да? А когда в меня стреляли, никто «пожалуйста» не сказал? А? Пёстрый, сука, продался, да? Так, шакалы, быстро мне овеча…